— Миссис Мидуэл, он желает нашего брака из корысти! — попыталась я уже за ужином вразумить свою нанимательницу, которая, видимо, посчитала своим священным долгом переубедить меня и склонить все-таки к замужеству.
— Молодой человек просто хочет получить свое наследство. Не вижу в этом особенной вины, — пожала плечами пожилая леди. — Миртл! Хватит уже греть уши! Подавай, в конце концов, второе! Тебе потом кто-нибудь перескажет, о чем мы с мисс Мерсер говорили.
Служанка тут же прыснула из комнаты, сияя алыми от смущения щеками.
— Вины в этом нет, однако я сама его совершенно не интересую! — продолжила я возмущаться. — Мало того, что мне предлагают выйти замуж за первого встречного, так я еще и должна стать инструментом для получения денег!
Я буквально кипела от негодования. И кто делает мне предложение руки и сердца? Немыслимо!
— Юности свойственен максимализм, Бет. Вы сейчас можете принять решение, о котором горько пожалеете спустя несколько лет, — мягко и вкрадчиво продолжала вливать мне в уши свой яд пожилая женщина. — Из преподобного Дарема выйдет прекрасный муж, можете не сомневаться.
С точки зрения миссис Мидуэл так оно и было. Однако мне Генри Дарем показался мужчиной деспотичным, безразличным к мнению окружающих. И если отсутствие романтических чувств между мной и будущим супругом, никогда не пугало, ведь к мысли о том, что именно так, скорее всего, и будет, меня приучили с самого детства, то перспектива оказаться во власти такого человека не радовала.
Брак без любви, по одному только расчету, не казался чем-то ужасным. Но предложение нового викария имело к расчету крайне мало отношения.
— Ваше молчание, дорогая Бет, настолько выразительно, что я бы, пожалуй, предпочла, чтобы вы отчаянно спорили, — пробормотала миссис Мидуэл и разговор сошел на нет. Однако мы обе понимали, что скоро все начнется заново.
Вечером к себе я ушла к себе, будучи в расстроенных чувствах и почти ненавидя Генри Дарема, что одним своим появлением подорвал устои моей спокойной размеренной жизни. Такого смятения мне не доводилось испытывать с того самого ужасного дня, когда я открыла глаза в больнице Святого Джона и услышала, что теперь я осталась одна.
Сперва пришла боль душевная, ее быстро догнала и боль телесная — пожар, разгоревшийся посреди ночи в Мерсер-лодж (неуместно пафосное название) унес жизнь троих человек из четверых, что в остались в доме. Три могилы выкопали на ближайшем кладбище — для полковника Мерсера, его друга, Эммета Эверса, седьмого графа Карайла, и дочери графа, Бетани Эверс.
Выжила одна только я, и то исключительно волей Творца и мастерством целителя, который приложил все искусство и все силы, чтобы вытащить с того света чудом уцелевшую девятнадцатилетнюю девчонку. Огонь забрал не только три жизни, но заодно в нем обратилось в прах и все состояние Мерсеров.
Мерсер-лодж был и без того заложен и перезаложен, а после того как дом сгорел, банк забрал землю и продал, чтобы хоть как-то покрыть долги семьи.
Из больницы я вышла в безвкусном ситцевом платье, которое пожертвовало одно из благотворительных обществ, с помятой бумажкой, которую выдали в полиции вместо документов и рекомендательным письмом от директрисы моего пансиона. Добрейшая женщина также одолжила денег на билет до деревушки Сеннен и отдала одно из моих школьных фото, то самое, на котором мы были сняты вдвоем с леди Бетани Эверс, моей самой дорогой подругой, почти сестрой, в тринадцать лет. Той самой Бетани Эверс, которая сгорела в огне Мерсер-лодж.
Каждый раз, когда за горло брала тоска или требовалась поддержка, я доставала это фото и вглядывалась в лицо подруги.
Сейчас я тоже вытащила драгоценную фотокарточку.
— Жених! Подумать только, — проворчала я, глядя на собеседницу, которая уже никогда ничего не ответит. — Кем только он себя возомнил?
Сама сказала — и сама же с горечью рассмеялась.
— Или кем себя возомнила я? И все-таки возмутительно хорош. Тебе бы точно пришелся по вкусу. Тебе всегда нравились уверенные в себе мужчины, дорогая, — сильные физически и духовно, готовые к борьбе, в том числе и за женское сердце. Ты обожала, когда поклонники тебя донимали, это добавляло собственной значимости.
Да, подруга расцветала еще больше в окружении мужского внимания. Наверняка с мистером Даремом она бы общий язык нашла, и уже спустя полчаса грозный великан в белом священническом воротничке ел бы с ее рук и преданно заглядывал в глаза, целиком и полностью очарованный прелестной кокеткой.
Она не была красивей, моя дорогая подруга и соученица, как и не была красивей я. Все признавали, что в привлекательности мы были равны, но вот такого несравненного обаяния мне не досталось.
— Но как же теперь заставить его позабыть обо мне? Хотя… Нет, заставить забыть меня — невелик труд. Как заставить Генри Дарема выбросить из головы мысли о наследстве?
Глава 2 Паутина
Мое утро начиналось в шесть утра, как у прислуги в доме, к которой я все-таки относилась, пусть и не до конца. Следовало спуститься на кухню и проверить, как готовится завтрак для миссис Мидуэл, дать распоряжения садовнику, оповестить шофера, потребуется ли хозяйке сегодня ее автомобиль, проверить почту, убедиться, что белье из прачечной вернулось в полном порядке… И еще существовала бездна мелочей, которые нуждались в моем пригляде.
Приходилось мне и браться за нитку с иголкой или утюг, а также изо дня в день тренироваться в применении бытовых заклинаний. Через три года работы я могла не без гордости заявить, что стала настоящим асом в области домоводства и не существовало такой проблемы, какую я не могла бы решить. Причем быстро, качественно и не привлекая внимания хозяйки.
Жизнь сельской состоятельной леди кажется со стороны совершенно беззаботной, однако мало кому приходит в голову, сколько каждодневного труда приходится прикладывать, чтобы одна благообразная старушка проводила свои дни в покое и довольстве. К счастью, Элинор Мидуэл была исключительно мудрой женщиной и высоко ценила меня и мои заслуги, осознавая, почему именно ей не приходится беспокоиться вообще ни о чем кроме своевременной выплаты жалованья слугам.
Сама я занимала место за столом хозяйки, комната моя была обставлена со вкусом и удобством и всем видом намекала, что я для нанимательницы могла считаться, скорее, любимой младшей родственницей. Однако несмотря на это определенная дистанция между нами наличествовала.
— Ох, мисс Бет, но почему же вы только отказали викарию? — первым делом после утренних приветствий спросила меня кухарка, дородная исключительно красивая женщина, которая до сих пор становилась причиной драк ее мужа со всеми, кто по его мнению, претендовал на внимание супруги.
Сейчас миссис Кирволл было уже за сорок, и я боялась даже думать о том, что происходило в пору ее юности.
— А почему я не должна была ему отказывать? — осведомилась я и, видя, что кухарка запаздыва с завтраком, сама принялась готовить посуду для утреннего чаепития, которое было в этом доме настолько же важной традицией, как и чай в пять часов дня.
Простодушная женщина в изумлении округлила глаза.
— Молодой состоятельный мужчина, к тому же на редкость привлекательный! Любая была бы счастлива выйти за него замуж!
Я пожала плечами с показным равнодушием, хотя внутри все закипало от раздражения.
Какое всем им дело?!
Хотя, конечно же, я понимала, какое. В настолько маленьком замкнутом сообществе любая новость — законное достояние общественности. А уж такое почти скандальное событие и вовсе не могли оставить без внимания.
— Но я его совершенно не знаю, — ответила я, стараясь не показать своего негодования ни единым жестом. — Как можно выйти замуж за незнакомца?
Миссис Кирквол удрученно вздохнула.
— Ах, моя дорогая мисс Бет, уж позвольте мне сказать вам, что выходить замуж за незнакомца подчас куда лучше, чем за того, кого знаешь. В конце концов, чем больше узнаешь мужчину, тем меньше хочешь стать его женой.
