Твердые руки в количестве не менее четырех штук сгребли его за шиворот и выдернули из толпы. Как котенка из лужи — показалось даже, что сзади хлюпнуло. Прошелестела стеклянная дверь. Индрю, хватая широко распахнутым ртом воздух, почувствовал, что его поставили на пол и прислонили к стене. И это было очень даже нелишним, поскольку стоять на дрожащих и подламывающихся ногах самостоятельно оказалось бы затруднительно до чрезвычайности.
— Спасибо, мальчики. Можете быть свободны. А вы легко отделались. Я же предупреждала. Центр — показательная площадка гедонистов, своеобразный мастер-класс… Сейчас просто еще рано, девочки и мальчики после перерыва не разогрелись как следует. Да и напуганы, вот и работают вполсилы. А в разгар рабочего дня пройти здесь и не остаться можно только в защитном коконе усиленного профиля — для большинства из этих ребятишек даже скафандр не преграда… Был один инцидент, когда тут у одного новичка заклинило молнию… Он чуть не умер. Все пытался расстегнуться, и не мог, а девочки не сразу поняли, думали — сопротивляется, холодный такой, вот и удвоили усилия… по разогреву… М-да… Спасти его, правда, удалось. Но с трудом. Аппаратура у нас первоклассная. Но даже она не всесильна. Свихнулся он потом всерьез и надолго. С тех пор в дверях и поставили автоматику — в скафандрах не пускают…
Голос Клейси был привычно сух и бесстрастен. Индрю в слова не вникал, не до того ему было. С помощью полузабытых приемов дыхательной гимнастики он пытался взять себя в руки. А голос — это очень хорошо, очень-очень хорошо. Потому что он ненавидел этот голос. А ненависть давала силы…
Эта дрянь была или законченной идиоткой и не понимала, на какую пытку она сейчас его обрекла, или же не менее законченной садисткой, и тогда все она отлично понимала, более того — наслаждалась.
Но, так или иначе — дрянью она все равно была. И дрянью жуткой.
Не совсем, скажем так, законченные дела такого вот рода и ранее случались в богатой разнообразными событиями индрюкисовской жизни — то в самый неподходящий момент партнерша вдруг возьмет, да и передумает, вякнет что-нибудь визгообразное, а у него аллергия на громкие звуки. С детства еще. Или там муж с работы или из командировки не вовремя явится, тут уж не до завершения начинаний — задницу в горсть и крупными скачками…
Так что ощущения вполне знакомые. Хотя и малоприятные.
Но ТАКОГО он раньше даже представить себе не мог. В самом страшном из возможных кошмаров.
Индрю Киса никогда не били в пах тяжелым армейским сапогом на магнитной подошве. Не довелось. Бог миловал. Но теперь он знал, как это ощущается.
— Я думаю, результаты экспертизы готовы, да и кримп Ваш наверняка уже вернулся, — она повернулась и пошла, не оборачиваясь, к его кабинету. Это ей повезло, что она пошла, не оборачиваясь. Каждый шаг отдавался у Индрю Киса во всем теле нестерпимой пульсирующей болью, заставляя грызть губы и корчиться, ноги сводило судорогой, он не шел — полз, цепляясь за стенку, хромая на обе ноги, гримасничая и обливаясь холодным потом. Обернись она и скажи что-нибудь ехидное — он бы ее просто убил. Не взирая на отсутствие лицензии.
* * *
В кабинете, пока она возилась с пневмопочтой, Индрю по относительной прямой добрался до своего стола и упал в кресло. Скрестил под столом ноги. Стало немного легче, но теперь еще острее захотелось немедленно последовать примеру библейского Онана, что изливал семя свое прямо в землю, не заморачиваясь особо наличием подходящих партнерш. Как только эта дрянь соизволит уйти…
Но Клейси все не уходила, вертела в руках партию стереоснимков и экс-рапортичек, и он незаметно для себя до крови изгрыз сплетенные под подбородком пальцы, борясь с искушением наплевать на приличия. В конце концов, он же не какой-нибудь несдержанный сопляк, он взрослый мужчина, офицер, он Индрю Кис, в конце-то концов, а Индрю Кис с честью выходил и не из таких передряг, эта еще и не самая из них страшная… может быть..
В конце концов — не навечно же она приклеилась у почтового ящика?!..
Клейси удовлетворенно шевельнула тонко выщипанными бровями и со сдержанным торжеством посмотрела на Индрю:
— Я была права! Ее убили во время активной работы, практически на грани кульминации. На этот раз подтверждается не только микрофактурой крови, но и состоянием половых органов, да вот, сами взгляните хотя бы на внутренние губы… Впрочем, внешний вид сосков тоже однозначно свидетельствует… Я уже не говорю про срез матки, — она швырнула пачку снимков ему на стол.
Они легли веером, словно карты. На верхних оказались часть лица и левая грудь. Увеличенная раза в полтора, грудь эта возвышалась над столом, как сопка, а увенчивающий ее сосок напоминал вытянутую и чуть подсохшую виноградину с напряженно-морщинистой кожицей. Но добили Индрю все-таки ярко-зеленые губы — нет, не внутренние, слава Аллаху, это бы вообще смертоубийством было, — но ничуть не менее откровенные, призывно приоткрытые, пухлые и манящие…
Остальных снимков Индрю разглядеть не успел — этих губ ему хватило с головой.
Ну, знаете, для отвлеченного примера — идет себе это по улице человек, целенаправленно путь держащий к ближайшему муниципальному клозету. Пристойно так идет, без излишней торопливости или там заметной скованности движений, а окружающим вовсе даже невдомек, что не человек это идет, а полуавтомат, запрограммированный лишь на то, чтобы дойти до места назначения в целости и фасон при этом выдержать. А все остальные имеющиеся в наличии силы его направлены на то, чтобы держать и не пущать активно рвущееся наружу под давлением в несколько атмосфер, раз уж имел такую глупость — вдали от дома арбузом пиво закусывать…
И вот идет себе такой человек, идет… И до цели дойдет — почему бы и нет, человек и не на такие подвиги способен!
Но это — только в том случае, ежели не встретится ему по дороге веселый такой ручеек, с кокетливым журчанием путь прокладывающий к ближайшей сточной канаве…
Или старый бомж, кем-то оставленное пиво жадно добулькивающий…
Или бабуля с хозяйственной сумочкой, решившая отдохнуть на природе и деловито по этому поводу чаёк из термоса в пластиковый стаканчик наливающая прямо на скамеечке.
Или… Да мало ли?
Обычного питьевого фонтанчика иногда бывает более чем достаточно.
Об этом всем, обстоятельно и неторопливо, Индрю подумал уже потом, придя в себя и приводя этого самого себя в относительный порядок.
И подумал, что это очень хорошо — иметь личный кабинет со всеми удобствами. Пройти полсотни метров до удобств общекоридорных он успел бы вряд ли. Да и о фасоне речи уже, вроде бы, и не было, какой уж тут фасон, когда, выскакивая из-за стола, он, кажется, даже что-то сдавленно пискнул весьма неприличным образом.
