Он позвонил Анни, и они договорились встретиться в курортном городке Пейдж, в часе езды. Каждый на своем вуатюре.
***
– Ну что ты мелешь, мутер! – сурово и горячо сказала Ашли. – С чего это вдруг Анни – опасная женщина? Где опасность? Какая опасность? Зачем?
– Как вы познакомились? – спросила мать.
– Я не вижу никакой опасности, ты просто из ума выжила, вот и всё!
– Вспомни, как вы познакомились.
– Вечно ты что-то придумаешь! Тебе не нравится, что я живу интереснее, чем ты.
– Как именно вы познакомились?
Ашли помолчала.
– Я тебе вещала, – сказала она. – Кретин выхватил у меня ридикюль…
– А она его сбила с ног, отобрала ридикюль, и вернула тебе.
– Ну да.
– А он был высокого роста?
– Кто?
– Кретин.
– Среднего. Не помню. Быстро все было.
– А она, ты говоришь, миниатюрная. Это по-твоему не подозрительно?
– Чем же это подозрительно?
– Либо она очень сильная и отважная, либо кретину заплатили. После чего у твоего танка оказывается проколотой шина. А танк этой твоей Анни оказывается запаркованным тут же рядом.
– Зачем ей ему платить?
– Вы едете к вам в хутень, и она сразу очаровывается детьми, а дети ею.
Ашли чуть подумала, а потом сострила:
– Детям она тоже заплатила?
– Иногда она сидит с детьми, иногда забирает их из школы и балует.
– Ну и что?
– Любовника своего она бросила.
– Это он…
– Не перебивай. Ашли, а тебе не кажется, что в твоем положении опасно позволять детям привязываться к посторонней женщине?
– Не кажется.
– А мне вот кажется. По известной нам всем причине.
– Кому это «нам всем»? Мутер, кому ты еще разболтала…
– Нам всем – мне, твоему отцу, твоему мужу, его родителям, и тебе.
***
На пляж они не пошли, а пошли сразу в прибрежный мотель. Заку ужасно не терпелось поделиться карьерными новостями с Анни, дабы показать ей, какой он решительный, и пусть ей будет лестно, что идея по поводу смены работодателя подсказана была именно ею.
И было повторение вчерашнего, только нежнее, утонченнее, ленивее. Никто никуда не спешил, и на четвертом часу пребывания в постели любовники даже задремали, обнявшись.
И Заку грезились разные интересные планы, и в голову приходили интересные вопросы, и часть этих вопросов он озвучил.
– Дети тебя очень любят, – сказал он. – А они тебе нравятся?
– Смешные они у тебя, – ответила Анни лениво. – Если тебя это утешит, что ж, скажу, что мне очень нравится проводить с ними время.
Она смотрела ему прямо в глаза и улыбалась.
– А хочешь, я открою тебе одну тайну? – спросил он.
– Нет, не сейчас. Позже, – сказала Анни. – Торопиться некуда.
Разведусь с Ашли, женюсь на Анни, подумал Зак. Ашли, правда, будет забирать детей на будние дни, или на выходные. Если, конечно, не доказать суду, что как мать она полное говно. Доказать это вполне можно. Не очень красиво это, не очень благородно, но достижимо. Вполне … достижимо … неуемная … Анни.
***
И прошли две недели как в тумане. И тем не менее Зак не забывал о супружеском долге, и обнаружил с удивлением, что жена его Ашли начала нравится ему в постели. Все женщины хорошеют лицом во время оргазма, но Ашли дополнительно хорошела всем телом, принимая очень естественные, очень женственные позы, которых ей так не хватало в обиходе – изогнутая спина, смущенная грудь, тянется носок, западает живот, и ягодицы теряют поджарость, становятся мягкими. И умиляют даже костлявые плечи и торчащие ключицы – не отталкивают, а притягивают, возбуждают не жалость, а нежность. Она была другая, не как Анни, спокойнее, медленнее, и парадоксальным образом податливее. Там, где Анни умоляла его повернуть ее то так, то эдак, как ей нравилось, сделать то, чего она хочет, и выгибалась призивыно, и таяла под его весом, Ашли подчинялась только его желаниям, подчинялась охотно.
Как бы их поменять местами, думал Зак, расслабленный, лежа рядом с обнаженной женой, тыльной стороной руки касаясь ее груди. Именно Анни подходит на роль жены, и именно Ашли – классическая долговременная любовница. Как бы? Без скандала не получится. А так бы было хорошо, причем всем. Ашли к ведению хозяйства не способна, она барственная, красивый цветок в красивой фаянсовой вазе с бледными узорами. Анни с ее неостановимой энергией просто рождена для хутеня и поддержки мужа. За какие-то три месяца Анни приручила детей, без всяких усилий – Ашли пытается найти с ними общий язык с самого начала, безуспешно, и говорит фальшиво, неестественно, усилия прилагает. С Анни не страшно потерять всё, начать с нуля – если нужно, она пойдет на любую работу на любой срок и будет с ним жить в дешевой меблирашке, в тараканьем подвале, в шалаше. Ашли в той же ситуации поплачет-поплачет и переедет «временно» к матери, и пусть муженек любезный в лепешку разбивается, создавая ей привычные условия существования – и пока этих условий нет, она к нему не вернется. Угловатая, неловкая, вечно что-то роняющаяя, спотыкающаяся, нуждающаяся в опеке и заботе Ашли. Бабочка с голубыми крыльями, год назад, после восьми лет замужества, неожиданно открывшая для себя, что муж ее, оказывается, не еврей.
– Я думала, что ты еврей, – сказала она тогда.
– С чего это?
– Ну, фамилия, работа, да и похож ты.
Почему-то Заку стало обидно именно за род занятий.
– Сожалею, что разочаровал тебя. А что же, только евреи работают в юстиции, по-твоему? – недовольно спросил он.
– В основном да, – сказала она.
– С чего ты взяла! Ну, не знаю, может где-нибудь еще, в России там, или в Америке. А в Кейптауне-то евреев человек сто всего.
– Да? – неопределенно спросила она. – Так это ничего, что я раз в месяц в церковь хожу? С мамой? Она очень набожная.
Он пожал плечами. Она еще немного подумала и выдала следующую мысль:
– А ты какой деноминации?
– Агностик я, – ответил он, кривясь. – Нормальный человек. Просвещенный.
Она еще немного подумала.
– Просвещенный? – переспросила.
– Да.
– А в Бога ты веришь?
– Агностик!
– А, да. А родители твои?
– Что?
– Какой деноминации?
– Отец лютеранин, мать пресветарианка.
– Ага. А я думала, что ты еврей.
– Ну и думала бы дальше, – зло сказал он, зная, что ее не прошибешь.
– А как ты относишься к католикам? – спросила она.
– Я их обожаю.
– Моя мать католичка.
– Ну да? Вот незадача. А я-то думал, что она футболистка.
Она еще подумала, хмурясь.
– Ты знал?
– Что именно? Что она католичка? Да.
