– Я их обожаю.
– Моя мать католичка.
– Ну да? Вот незадача. А я-то думал, что она футболистка.
Она еще подумала, хмурясь.
– Ты знал?
– Что именно? Что она католичка? Да.
– Откуда?
– Я что, по-твоему, идиот вроде тебя? Я знаю твою мать восемь лет. Иногда, знаешь ли, такие вещи всплывают в разговоре.
– Я помню, ты был против крещения детей.
– Я и сейчас против.
– Но ведь ты не еврей.
– А по-твоему только евреи имеют право на мнение?
– Нет.
– Благодарю.
– Просто я хотела детей крестить, а ты…
– А я хочу, чтобы они были просвещенные. И если они захотят креститься сами, во взрослом возрасте, то я их отговаривать, разумеется, не буду. Но надеюсь, что они вырастут достаточно здравомыслящими и уверенными в себе, чтобы обойтись без поддержки религии. Религия нужна слабым и зашоренным, а также несчастным. Ну и людям с менталитетом рабов.
Вот такая Ашли. И ведь не скажешь, что ничем, кроме себя она не интересуется. Вот Анни вытаскивает ее – на прогулки, на купание в экзотических местах, на театральные представления, и Ашли все это нравится.
***
– Шарк-дайвинг? – удивилась Ашли. – Что мы, туристы какие-то, что ли? С акулами прогуливаться в обнимку?
– В том-то все и дело! – объяснила Анни. – Туристы идут к инструктору. Инструкторы этих акул прикармливают и чуть ли не дрессируют. И клетки – как плавучие крепости. А люди умные и независимые делают это в другом месте.
– В каком это?
– В двух милях от Акульей Аллеи. Там течение в южную сорону. Клетка привязыватся к корме, спускается на воду до верха. Ты спускаешься в клетку и закрываешь люк. Дышишь через дыхательный шланг.
– Без акваланга?
– Только маска, шланг, грузила, и камера. Акула плывет к тебе, и ты ее снимаешь одним кадром.
– На какой глубине?
– Пять метров.
Ашли задумалась. Анни приготовилась ее уговаривать, но совершенно неожиданно Ашли согласилась тут же. Договорились встретиться в одиннадцать утра.
Вечером Миллеров посетила «на минутку» мать Ашли, и очень тщательно и настойчиво говорила с дочерью на кухне, пока дочь собирала салат с итальянским соусом.
– Если ты не опомнишься, я скажу Заку! – пригрозила она.
– Не вздумай этого делать! – возмутилась Ашли. – Если он узнает, что по тебе клиника плачет, он подумает, что и я такая же. Ты бы еще в детективное агенство обратилась.
– А я обратилась.
– Мутер! Ты не смеешь…
– И многое узнала. И не вынуждай меня…
– Мутер, я запрещаю тебе ковыряться … когтями … в моей личной жизни! Понимаешь? Запрещаю!
– Как ты думаешь, твоего мужа и твою подругу связывают какие-то деловые отношения?
– Не смей мне больше говорить об этом!
– Дела у них есть общие?
– Какое тебе до этого дело?
– Они друг с другом говорят по связи каждый день.
Ашли осеклась.
– Каждый день?
– Представь себе. Позволь здать тебе вопрос. Как фамилия этой твоей Анни?
– Они каждый день … разговаривают? По связи?
– Наверное им нужно. Так как все-таки ее фамилия?
– Чья?
– Анни.
– Анни?
– Да. Анни.
– Э … – Ашли нахмурилась, соображая. – Не помню.
– Это не важно. В любом случае это не настоящая ее фамилия.
– Ты опять за свое! – снова рассердилась Ашли, но с меньшим пылом, чем раньше.
***
Запарковав вуатюр у пристани, Ашли чуть помедлила – не вернуться ли? – и решительно зашагала к галоше. Нет, мать все придумывает. Все тоскует по работе в полиции. Не может Зак изменить ей с Анни. Зачем ему именно Анни? Она некрасивая. Зачем Анни скучный обыденный Зак – мать объяснила. Ладно. Посмотрим!
Она вытащила из ридикюля связь.
– Ну, где ты там? – спросила Анни. – Половина двенадцатого уже!
– Ты уже на галоше?
– Конечно.
– Иду, иду. Я на пристани.
Сняв туфли, Ашли прошла по мини-трапу на миниатюрную палубу.
– Смотри, чего у меня есть! – весело закричала Анни, вылезая из-под палубы с круглой жестянкой в руках. – Знакомый морячок приволок из России!
В жестянке обнаружилась черная икра.
– Временно запрещено, – объяснила Анни. – Ждут, пока запасы белуги пополнятся. Так что это – от браконьеров. Внизу кракеры и вареные яйца. И пивом я запаслась.
Веселый тон до некоторой степени рассредоточил мысли Ашли, навеянные стоящей на палубе клеткой. Нельзя быть настолько хорошей актрисой, невозможно это! Дура мать, развлекается, и людей пугает … конспирологией … Вот сейчас выпьем пива и я спрошу, действитльно ли Анни говорит с Заком по связи. Вот и выяснится всё.
– Отмотай швартовы, – велела Анни и пошла заводить мотор.
Отчалили и сразу пошли на север, момо туристских мест, и все более отдаляясь от берега. Море было очень спокойное, солнце светило ясно, палуба нагрелась до неприличия. Анни уже скинула хлопковую куртку и стояла у штурвала в купальном лифчике и шортах, босая. Ашли, чуть подумав, переоделась в купальник.
Столовая Гора стала совсем небольшой, к тому ж ее покрыло облако, «скатерть», и нужно было вглядываться, чтоб различить. Четыре мили от берега. Анни выключила мотор и спустилась с мостика.
– Перекур.
Отхлебнув пива, Ашли взялась за ломоть, щедро намазанный русской икрой, и снова посмотрела на клетку. Неужто Анни собралась скормить ее, душевную подругу, акулам? Если да, то каким образом?
Подпиленные прутья клетки. Акула лупит в них мордой, и они ломаются. Акула просовывает морду в клетку. Глупости. Подпиленные прутья – явная улика. Анни не большого ума девушка, но не станет себя подставлять так глупо, если действительно задумала то, что приписывает ей мать Ашли.
Ашли откусила и стала жевать. Очень вкусно. На некоторое время она совершенно отвлеклась от мрачных мыслей.
– Потрясающе, – сказала она.
– Да, – согласилась Анни. – Особенно с пивом хорошо, а?
– Русские ее тоже с пивом едят?
– Нет, с водкой. И не на хлебе.
– А на чем?
Анни подняла одну бровь и оценивающе посмотрела на Ашли.
– Они начиняют икрой зажаренных целиком молодых медвежат, – объяснила она с видом опытного экскурсовода.
Ашли поняла, что это юмор, и хихикнула.
Шланг, собранный в кольца, лежал на крыше клетки. Дыхательный шланг, сообразила Ашли.
– Интересно, – сказала она, – дураки эти на Ганимеде … когда выходят из станции на поверхность … тоже такими шлангами пользуются?
Анни странно на нее посмотрела. А Ашли ничего особенного не имела в виду. Просто поддерживала разговор.
– Нет, там слишком холодно, – сказала Анни. – В скафандрах выходят.
