босс, она будет нервничать, что Бекетов услышит. А рандеву не раньше, чем на завтра.
— Звони, хитрец.
Сазонов повернул к нему телефон, а затем раскрыл городской телефонный справочник на странице, где телефоны «Вераса» были подчёркнуты карандашом.
Егор постарался не подать виду, до какой степени ему по-прежнему непривычно крутить пальцем телефонный диск. Скорее бы уже кнопочные появились, Бог с ними, с тачскринами…
— Инга Павловна? Это Егор. Хотел ещё раз поблагодарить… Вам удобно разговаривать? Спасибо, я быстро. Не будет ли наглостью с моей стороны предложить ответную любезность? Московский Театр Сатиры приехал, тут на управление юстиции дали билеты… Завтра — «Женитьба Фигаро», представляете, там — Гафт, Миронов, Шарыкина, Ширвиндт… Нет? Тогда девятого — «Маленькие комедии большого дома»… Отлично! Я накануне позвоню. Но ведь выходной — суббота. Да, записываю домашний… Жду встречи, Инга Павловна, — вернув трубку на рычаг, он поднял глаза на подполковника, лукаво улыбнувшись. — И, если не сложно, на сегодня тоже два. «Таблетку под язык».
— Тоже — оперативная надобность?
— Честно? Нет. Своей девушке обещал сюрприз, в честь Рождества Христова. Поможете?
— Рождества?! — Виктор Васильевич изумлённо покачал головой. — Самая необычная мотивация за годы моей службы. Ладно, нахал. Помогу. Конспиративная квартира для личных встреч ещё не нужна?
— Нет. Инга какое-то время будет строить недотрогу. А в общежитии мне хватает укромных уголков.
— Твоё дело. До вечера времени много, хотел тебе ещё кое-что рассказать.
— Весь внимание.
— Первое. Помнишь, ты просил выяснить обстоятельства взлома сберкассы?
— Конечно.
Сазонов бросил перед Егором на стол машинописный листок, озаглавленный «Справка по уголовному делу».
Изучая её, тот вспомнил детскую игру «холодно-горячо». С бумаги дохнуло не просто тёплым — жарким.
Судимый за грабёж Игорь Павлович Томашевич, 1958 года рождения, уроженец райцентра Поставы Витебской области, совершивший побег из-под стражи в пересыльной тюрьме, действуя по предварительному сговору с соучастником Альбертом Яновичем Герасимёнком, организовал нападение на сберкассу с применением самодельного взрывного устройства (у Егора прыгнуло сердце при чтении этих слов) для разрушения замков входной двери, проникновения в хранилище и взлома сейфа. В процессе задержания Томашевич и Герасимёнок получили пулевые ранения. Герасимёнок остался на месте и получил медицинскую помощь. Томашевичу удалось скрыться вместе с похищенными деньгами.
— Его тело нашли около кольцевой через сутки, — дополнил Сазонов. — Без денег. В Советском считают, что он дошёл до кольцевой пешком, упал от потери крови и замёрз насмерть. Деньги с трупа забрали случайные прохожие, кому-то повезло.
— Должна была остаться дорожка следов в виде капель крови.
— Должна. Но её никто не искал. Снег, лёгкая метель. Дальше место происшествия затоптало стадо слонов — милиция и прокуратура. Как обычно. Мы с тобой можем подозревать, что Томашевич встретился с сообщником «Икс», передал ему деньги. А тот вместо оказания помощи завёз его, теряющего сознание, и выбросил в безлюдном месте на верную смерть. Занесло бы сильнее — труп обнаружился бы лишь по весне, где-нибудь в марте.
— Соответственно, «Икс» подорвал ацетилен в гастрономе, чтобы отвлечь милицию.
— Именно! Но взорвал поздно. Машину охраны диспетчер направил на помощь в оцепление вокруг места взрыва в Первомайском. Когда те, не доехав до Калиновского, метнулись назад на сработку в сберкассе, Томашевич с Герасимёнком уже грузились в УАЗ-469, загримированный под милицейский. Имели все шансы уйти, если бы охрана разворачивалась не у Волгоградской, а на несколько кварталов дальше.
— Что говорит Герасимёнок?
— Много, но ничего толком. Как водится, всё валит на покойника. Единственная полезная информация: Томашевич снимал у кого-то гараж около Восточного кладбища. Кстати, от того массива гаражей до гастронома на Калиновского, 46 — десять минут ходьбы. Юрисдикция твоих милицейских друзей.
— Думаю, сторожа опознают Томашевича по фото и покажут гараж.
— Дерзай, Егор. Из Советского РОВД этим точно не будут заниматься. У них преступление раскрыто, один злодей в клетке, другой — в морге, а что украденное не нашли — так не судьба. Малоразвитые внуки Дзержинского…
— Простите?
— У нас так МВД расшифровывают — малоразвитые внуки Дзержинского. Не все там тупые и безнадёжные, но они рабы системы, заданной Москвой.
— Понятно. Я поговорю с операми. Набросают какой-нибудь рапорт, что есть негласная информация о хранении в гараже Томашевича ящика с героином, возьмут постановление на обыск. Или попросту взломают, с них станется.
— Это ещё не всё, Егор. Сварщик, взятый под стражу за нарушение техники безопасности, даёт мутные показания, почему вовремя не убрал баллоны.
— Знаю. Я читал протокол.
— А я тебе скажу то, чего в протоколе нет. И следователь прокуратуры тебе наверняка не сказал, потому что ты пришёл к нему по звонку из РОВД. Так вот, сварщика просил помочь его старый друг-собутыльник. Наш хотел забрать баллоны и горелку из гастронома, но тот сказал — у меня всё ЖЭКовское есть. Вот они и варили весь день накануне взрыва. Угадай — что.
— Даже не буду пытаться.
— Зря. У тебя проскальзывают замечательные догадки.
— Пас.
— Они переваривали решётки опорного пункта милиции на Востоке-1.
— Там, где ошиваются привлечённые к расследованию капитан Говорков и лейтенант Давидович. Оба были у гастронома в момент взрыва. Но болтались на районе до полуночи, Томашевич никому из них не мог позвонить, что лежу на деньгах, истекаю кровью…
— Конечно, их причастность маловероятна. Просто учти, Егор. Верить нельзя никому, тем более — твоим новым приятелям-ментам. Мне верить можно[1].
— Надеюсь… Раз так… Виктор Васильевич! Как мне перевестись в вашу контору? Пусть не во второй главк, так хотя бы в пятак? Не хочу провести жизнь, расследуя преступную ненарезку огурца.
— Твой лимит просьб и моей доброты на сегодня исчерпан билетами в театр. Раскроем взрыв в гастрономе — поговорим серьёзнее. И так ты на связи уже не в пятаке, а в контрразведке… — он набросал на листке бумаги короткую записку. — Дуй в кассы драмтеатра имени Горького, спроси Валентину Игоревну, отдашь эту записку.
Выходя из касс клуба Дзержинского, Егор с чувством лёгкого превосходства посмотрел афишу, обещавшую показ «Бриллиантовой руки». Сюда бы он повёл Настю, не подвернись более интересного варианта. Московский Театр Сатиры был неизмеримо круче, чем ретрокино.
Выспросив у прохожих дорогу на Володарского, где находился драмтеатр, предоставивший сцену московским гастролёрам, Егор заскочил в телефонную будку и скормил автомату две копейки.
— Милиция, Давидович! — фыркнуло из холодной трубы.
— Лёха, выгорело. В субботу у меня
