– Скажите, только честно, – Туран в упор глянул на хозяина дома, – вы считает, что ваш сын стал жертвой «проклятия нишранов»?
Эмоциональный фон утуса Божла пошёл рябью. С одной стороны ему хочется показать свою образованность и категорически отвергнуть этот глупый предрассудок. А с другой он жутко боится соврать правдовиду, да ещё из самой губернии. Страх победил.
– Да, мастер, – голос утуса Божла дрогнул. – Я думаю, что мой сын стал жертвой «проклятия нишранов».
Утус Божл словно признался в тяжком преступлении. Пусть сажать в тюрьму его никто не собирается, только теперь он решил, будто его прошение о пропаже сына начальник из губернии выбросит в корзину для мусора. Не важно, что в глубине души в «проклятие нишранов» верит даже начальник полиции Ничеево. Официально всем полицейским полагается отрицать «всякую мистическую хрень». Ну и дела.
Впрочем, обычное дело. Зато рядом, Туран повернул голову, за стеной, та самая девочка буквально взорвалась эмоциями. Обида на отца хлещет из неё словно раскалённая лава из вулкана. А это уже интересно.
– Благодарю вас, уважаемый, а теперь я хотел бы поговорить с вашей дочерью.
– Это… с Линсарой, что ли? – от удивления утус Божл выпучил глаза.
– Если у вас нет других малолетних дочерей, то да, с ней. Причём наедине. А вас я попрошу выйти в другую комнату и не мешать нам.
От столь необычного распоряжения утус Божл окончательно растерялся. В традиционной крестьянской семье женщины не имеют права голоса, а уж маленькие девочки и подавно. Однако утус Божл послушно поднялся на ноги и вышел в соседнюю дверь.
– Линсара, – Туран повернулся в сторону фонтана эмоций, – выходи.
Из небольшой комнаты за печкой, кажется, детской, выбежала девочка лет пяти-шести. Волосы заплетены в тоненькую косичку. На плечах простенькое серое платьице. Чертами лица Линсара явно пошла в отца. Если ей приделать чёрную бороду, а глаза сделать более серьёзными, то получится утус Божл в миниатюре.
Девчушка как ни в чём не бывало бухнулась на лавку напротив Турана. В её эмоциональном фоне нет ни тени страха, только любопытство и осознание собственной важности. Ещё бы! Сам начальник из губернии заметил её и позвал. Только в шесть лет дети бывают такими смелыми. И то лишь благодаря детской наивности и полному отсутствию жизненного опыта. Правда, показания девочки не примет ни один суд, а если и примет, то с крайней неохотой. Впрочем, до суда ещё нужно дожить. Сейчас в первую очередь важна информация.
– Линсара, да? – на всякий случай уточнил Туран.
Девчушка энергично кивнула.
– Как я вижу, ты не думаешь, будто твой брат потерялся?
Использовать выражение «жертва проклятия нишранов» Туран не стал. Да и не нужно было. Из дочери утуса Божла, как говорится, полилось.
– Да никуда Екид не терялся! – звонкий детский голосок сотряс гостиную. – Он убежал, в губернию убежал! Он давно хотел убежать, да только папа не пускал. Папа Екида женить хотел на Млае. На той дуре тощей и страшной.
Екид много раз говорил, что не нужна ему эта Млая. А папа говорил, что она богатая, приданого много будет. А Екид всё равно не хотел. А папа обещал его в солдаты отдать, если слушаться не будет. Вот!
Как поётся в одной популярной песне, «голая правда божилась и клялась». Вот такие дела, грифель карандаша едва не порвал страницу в клочья, Туран торопливо записал слова девочки.
– Спасибо, Линсара, ты мне очень помогла, – Туран улыбнулся. – А теперь возвращайся к себе в комнату.
– Пожалуйста, мастер.
Девочка лихо соскользнула с лавки. Маленькие ножки барабанной дробью протопали в соседнюю комнату. Утус Божл, словно пёс побитый, присел обратно на лавку. Умный мужик, сразу понял, что правда всплыла. Та самая правда, о которой он даже думать не хотел.
– Ну что, уважаемый, – Туран усмехнулся, – что можете добавить к показаниям вашей дочери?
– Да, мастер, было дело, – глухо, словно из бочки, пробурчал утус Божл.
В душе хозяина дома кипит злость на дочь. Не иначе быть сегодня Линсаре с поротой попкой. Впрочем, сквозь злость в душе утуса Божла пробилось облегчение. Примерно так же после горького лекарства, от которого язык едва не свернулся в трубочку, больной чувствует себя лучше.
– Млая Ошар, дочь Реяна Ошара, это наш богач местный. Она и в самом деле дурная. Высокая, тощая и глупая для кучи. Отец с ней много бился, но не смог научить даже читать.
– Ну а зачем же вы так упорно её сыну сватали?
Вопрос крайне не понравился утусу Божлу. Это в собственном доме он царь и бог, а начальнику из губернии придётся отвечать. Причём правду, какой бы голой она не была.
– Приданое у неё богатое, – щёки утуса Божла покрылись румянцем. – Одних только денег двести виртов. Ещё утус Ошар вместе с ней доброго коня даёт и тёлку добрую, много молока даёт. Ну и там юбки, платья, рубашки всякие. В общем, куча бабских нарядов в придачу.
– Так, наверное, оттого и приданое богатое, раз невеста высокая, тощая и глупая. Утус Ошар, поди, прекрасно понимает качество «товара», раз даёт за неё так много.
– Ну да, мастер, так оно и есть.
Утусу Божлу стыдно и страсть как не хочется признаваться в собственной жадности хотя бы самому себе.
– Я к Реяну Ошару полгода клинья подбивал, – утус Божл распрямил спину. – За Млаей многие отцы бегали. Каждому хотелось её приданым завладеть. Да ничего страшного, мастер. Екид у меня парень видный, вторую жену бы себе нашёл, любимую. Наверное.
Жалкое оправдание, Туран закатил глаза. Это богатые мужчины могут позволить себе забросить нелюбимую жену, сбагрить её в другой дом, квартиру, в другой город, наконец, и жениться на любимой. Простым труженикам приходится довольствоваться одной и только одной. Екид Божл прекрасно понимал, насколько глупа и наивна надежда отца найти ему вторую жену, либо отыскать её самому. С вероятностью близкой к сотне процентом молодому парню так бы и пришлось довольствоваться высокой, тощей и глупой Млаей до конца жизни.
– Поймите, мастер: да на двести виртов мы могли бы таких делов наворотить! Можно было бы торговлей заняться, собственную верфь открыть, дом новый построить, пару стругов купить, – утус Божл говорит как будто бредит, точнее, пытается оправдать сам себя.
Наивность во всей красе. И смех, и грех, и плакать хочется. Для простых людей за суммой свыше сотни виртов начинаются бешеные деньги. Причём бешеные настолько, что ради них можно легко пожертвовать личным счастьем родного сына.
– Ладно, – Туран махнул карандашом, – что сейчас с Млаей?
– Реян её замуж выдал, уже, – утус Божл нахохлился словно филин под проливным дождём. – Я ему предлагал за моего младшего Вианта выдать, да только не дорос он ещё. Да и не дело, когда жена старше мужа на два года.
О, господи, Туран вновь склонился над блокнотом. То, что ещё полчаса назад казалось тупиком, теперь похоже на тупую мелодраму.
– Дочь свою, – Туран захлопнул блокнот, – не спешите наказывать.
– Это ещё почему? – утус Божл нахмурился, мысленно он уже выпорол болтливую Линсару и на неделю оставил без сладкого.
– Чтобы не пришлось потом ей в ноги кланяться, – охотно пояснил Туран. – Так и быть, я отправлю в Снорк запрос на вашего сына. Кому, кому, а мне не откажут, не посмеют отказать.
– Так вы думаете, Екид жив?
Надежда, уже было сгоревшая дотла, вновь вспыхнула в душе утуса Божла словно птица феникс.
– Утус Божл, – Туран недовольно поморщился, – нет никакого «проклятия нишранов». Зато вместо него существует людская глупость и невежество. Вот и вы своего сына похоронить успели. Между тем вам и в голову не пришло съездить в губернию, походить, порасспрашивать людей. Глядишь, и сами бы нашли своего сына ещё три месяца тому назад. Снорк, конечно, больше Ничеево, но не настолько, чтобы человек потерялся в нём как иголка в стоге сена.
Не хочу обнадёживать вас раньше времени, уважаемый. Только я готов поставить сотню виртов на то, что ваш сын сбежал в губернию из под венца, нежели он на самом деле стал жертвой пресловутого «проклятия нишранов». А теперь позвольте откланяться. Будут результаты, вам сообщат.
