Итак, они пришли. Лешка – как всегда красивый и мужественный, Ника – разнаряженный в розовое с золотом, Ирка – робкая и настороженная. Помещение клуба было небольшим. Мебель темно-красная, удобная, стойка под дерево, сцена в виде сердца, на стенах картины. Немного вычурно, но красиво. Люди Ирке понравились не меньше. Ни одного пьяного, все тихо друг с другом переговариваются, кто-то танцует, кто-то тянет у стойки коктейль, на сцене поет блюз хорошенькая девушка, в которой только со второго взгляда можно определить юношу.
Ника знал почти всех, он мило улыбался, здоровался, пока они шли к столику. Наконец сели, заказали выпить. Ирка пригляделась к присутствующим повнимательнее и Себастьяна не обнаружила.
– А может, он сегодня не придет? – спросила она у Лешки.
– Его ждут, у одного из его друзей сегодня именины, и он обещал забежать.
– А что ваши говорят о нем? – не унималась Ирка.
– Ничего конкретного, – шепнул Ника в ответ.
– Правда, у него и женские прелести, и мужские?
– Не знаю. У нас не принято обсуждать такие вещи.
– Но кто-нибудь из твоих друзей с ним спал?
– Нет, хотя многие хотели бы. Но Себастьян, пусть и душка, но человек довольно закрытый, ходит сюда только отдохнуть. У него, говорят, есть богатый покровитель, который финансирует его творческую деятельность. А вот и он! – взвизгнул Ника.
Ирка обернулась. По проходу шествовал… бог, небожитель. Великолепное скульптурное тело, длинные ноги, тонкая талия. Волосы – светлые, закручивающиеся кольцами, – струились по плечам. Точеный нос, карие миндалевидные глаза, высокие скулы. Ирка не поняла, на кого он больше похож: на Брэда Питта или на Ким Бесинджер.
Себастьян помахал сидящим за столиком у сцены, потом кивнул Нике, улыбнулся Лешке и наконец увидел Ирку.
– Я вас помню, – доверительно сообщил он, когда поравнялся с ее креслом. – Вы ассистентка Алана Ку.
– Бывшая. Меня зовут Ирка.
– Ирка? Не Ира? Не Ирина?
– Именно. Мне так нравится. А как друзья зовут вас? Сэб?
– Себастьян.
– Очень рада познакомиться официально.
– У-ху, – пробурчал он, попрощался и убежал к своим друзьям.
Вечер уже подходил к концу, когда она прорвалась к нему – до того Себастьян находился в плотном кольце друзей и почитателей – и выпалила:
– Я хочу взять у вас интервью.
– Вы не в курсе, что я их не даю? – удивленно спросил он.
– В курсе. А можно узнать, почему?
– Не желаю, чтобы в мою жизнь лезли посторонние.
– А в нее и так уже залезли, причем с ногами и в грязных ботинках. Видели? – Ирка достала из сумки компьютерные распечатки. – Вот, я из Интернета скачала. Тут такое понаписано… Люди изощряются в остроумии, любой дурак может придумать вашу биографию, а ваши поклонники верят, потому что вы не желаете поведать им даже о том, где родились.
– Это мое право. И их. Пусть думают что хотят.
– Не лучше ли рассказать о себе хоть немного? Или вы будете до конца дней своих скрывать правду?
– Не ваше дело.
– Когда-нибудь вы все равно заговорите…
– Не пытайтесь меня уломать, – резко бросил он, и глаза его почернели.
– Ладно, не буду, – согласилась Ирка, потом тяжко вздохнула, в сотый раз за последние дни обругала себя и обессиленно села. А затем вдруг начала рассказывать Себастьяну обо всем: об Алане, о своем назначении и о том, что если она не спасет журнал, то останется без работы. Рассказывала не потому, что надеялась его разжалобить, – ей просто захотелось поведать ему о своих бедах.
Слушал он внимательно, не перебивая. Когда Ирка замолкла, Себастьян долго молчал, потом улыбнулся и сказал:
– Хорошо. Вы меня подкупили. Вы знали о том, что я сердобольный, жалостливый человек? Кстати, именно поэтому мой продюсер запрещает мне общаться с поклонниками. Он боится, что я сам раздеру рубашку, лишь бы угодить своим фанатам, и пущу любую сумасшедшую в дом, если она поплачет под дверью. Приходите завтра. Я дам вам фото, которое еще не публиковалось, и отвечу на пять ваших вопросов, не касающихся личной жизни.
– Я пришлю лучшего журналиста! – Ирка вскочила радостная, готовая хлопать в ладоши и прыгать до зеркального потолка.
– Нет, я буду общаться только с вами. Вот адрес, жду в полдень. – Себастьян махнул рукой и удалился.
Ирка подпрыгнула, но до потолка не достала, после чего побежала искать Нику с братом.
В комнате было полутемно. Тяжелые драпированные шторы закрывали большие окна, свет давали только три зажженные свечи, стоявшие на антикварном столике в бронзовом канделябре. Массивное кресло, покрытое леопардовой шкурой, было занято хозяином, Ирка же расположилась напротив, на мягком пуфике. Вот уже час, как она общалась с Себастьяном и находила это общение чертовски приятным.
Хозяин, а именно в его доме проходила встреча, не походил на того павлина, каким он обычно представал перед публикой, – не было на нем ни розовых штанишек, ни переливающегося пиджака, глаза не были подкрашены. Себастьян показался Ирке обычным скромным парнем в темных джинсах и футболке. И не таким сногсшибательным без обычного антуража и макияжа. Она даже разглядела над его бровью маленький шрам.
На ее вопросы он уже ответил, фото отдал, и она ждала, что ее вот-вот попросят на выход, но хозяин не торопился выпроваживать гостью.
– Расскажите немного о себе, – предложил он вдруг.
– Тоже мне тема! – хмыкнула Ирка. – История моей жизни банальна и скучна.
– Бросьте.
– Клянусь. Однако благодаря вам она может измениться. Скажите, почему вы согласились?
– Я уже объяснил.
– Вам стало меня жалко?
– Скорее я вам посочувствовал, вы в жалости не нуждаетесь. И потом, вы мне понравились.
– Как человек?
– Нет, – он немного подался вперед, – как женщина.
– В смысле…
– Какой еще может быть смысл в моих словах? Вы красивы и сексуальны. Хотя большинство мужчин любит грудастых блондинок, лично я отдаю предпочтение таким, как вы.
– Вы что же, переспать со мной хотите? – Ирка от растерянности не знала, куда глаза деть.
– Конечно, но если вы не против.
– А вы не… ну…
– Что?
– Вы не гей?
– Я? – И он разразился таким громким хохотом, что заколыхалось пламя свечей.
…Себастьян родился во Франции, и имя ему дали в честь католического святого. Его родители были цирковыми артистами, гастролировавшими с труппой по Европе. Папа – воздушный гимнаст, мама, вообще-то, тоже, но из-за беременности ей пришлось переквалифицироваться в ассистентки фокусника. Франции Себастьян не запомнил, конечно, потому что труппа вернулась в Россию через три месяца после его рождения.
В четыре года он начал выступать с родителями, а до того кочевал из города в город со всей труппой на правах манежного талисмана. Все цирковые любили его и считали приносящим удачу из-за того, что он родился и рос, не покидая шатра-шапито. Себастьян мечтал подняться вместе с отцом и матерью под самый купол, но его оставляли между землей и небом, пока не подрастет. Обычно номер они начинали втроем, но, сделав несколько сальто, мальчик покидал манеж и возбужденно следил из-за кулис, как трапеция взмывает вверх и его родители крутятся и порхают под куполом цирка. Именно из-за кулис Себастьян и наблюдал их гибель. Родители разбились у него на глазах, сорвавшись с высоты (они доверяли друг другу настолько, что работали без страховки) и упав на покрытый красным ковром манеж.
