— Не надо меня жалеть, — сказал Феликс раздраженно. — Наврал я тебе, выходит… Мы даже отъехать от города толком не успели, как все покатилось к чертям.
Похоже, теперь наступила ее очередь подставлять плечо. Хотя ей самой было ненамного лучше Алиса попыталась взять руку Феликса в свои, но когда она коснулась его пальцев, он отдернул кисть.
— Но ты же в этом не виноват. Ты же этого не знал.
— Да… — согласился Феликс, видимо, поняв, что недавно говорил ей то же самое. — Не знал.
— Вот и не думай об этом. А твои мама и папа… моя мама…
Алиса оборвалась на полуслове, потому что за дверью послышались приближающиеся шаги. Чьи-то ботинки безжалостно задавили полоску света, будто мерзкую маленькую змейку, раздался громкий кашель, затем щелкнул замок. Дверь медленно и со скрипом открылась, впуская в помещение немного света из коридора. В проходе возвышался кто-то крупный и крепкий, как медведь. У девушки затрепетало сердце, и она инстинктивно вжалась спиной в стену.
Здоровяк приблизился к ребятам и опустился на корточки. Алиса не могла разглядеть его лица, но у него была длинная борода, как у стереотипного лесника или байкера.
— Гляжу, ты наконец-то очнулась. Это хорошо, — раздался его густой, немного рычащий голос. — Как вы, детишки? — обратился он уже ко всем. — Не сильно тут заскучали? Понимаю, не самое приятное место. Но вы сами виноваты, что оказались здесь.
Ребята молчали. Дыхание у Алисы дрожало. Пугал даже не сам здоровяк, а то, что он что-то задумал — а он задумал, раз пришел сюда. Она невольно отвела взгляд чуть вбок — было невыносимо смотреть на угрозу, нависшую над ней, — и увидела лицо Феликса. Он был напуган куда меньше нее — он был взволнован, скорее. Вдруг она увидела его руки — вплоть до локтей они были исполосованы многочисленными ранами, — и ее сердце рухнуло вниз, в кишки, и ей стало больно и тошно.
— А теперь вопрос — за кого мне сегодня взяться, раз уж никто вами пока заниматься не хочет? — изрек здоровяк.
Алиса нервно сглотнула, краем зрения заметила сестру, забившуюся в угол как мышка. Он издевался над ней, как над Феликсом? Кире опять пришлось пройти через кошмар? Она не видела, что у той с руками… Когда она попыталась рассмотреть, здоровяк грубо схватил ее своей лапой за подбородок и повернул ее лицо к себе.
— Я с тобой говорю вообще-то, — спокойно произнес он. — Хватит по сторонам смотреть.
Девушка стиснула зубы и сжала кулаки, напряглась всем телом; у нее возникло чувство, что ее сейчас ударят.
— Я понял, как мы сделаем, — говорил здоровяк. — Доверим ваши судьбы случаю.
Он отпустил Алису и указательным пальцем стал по очереди тыкать на ребят, бормоча под нос считалочку.
— Меня давай! — храбрясь, выпалил Феликс. — Одним разом больше, одним меньше!
— Тихо, — цыкнул здоровяк, не останавливаясь. — Мешаешь.
Считал он долго. Маньяк, подумала Алиса с ненавистью. Настоящий маньяк. Он этим наслаждался. Специально затягивал, потом якобы сбивался и начинал по-новому, держа их в напряжении. Наконец, его палец остановился на Феликсе.
— Удача сегодня на твоей стороне, паренек. Но знаешь что? К черту удачу.
Алиса не успела опомниться, как здоровяк резко схватил ее за запястье и поволочил к выходу, будто мешок с картошкой.
— Возьми меня! — прокричал Феликс, медленно вставая на ноги. Голосовые связки его сейчас были сильнее, нежели тело. — Ты, урод! Не трожь ее! Я тебе нужен, а не она!
Здоровяк, не церемонясь, вышвырнул Алису в залитый светом грязный коридор. Затем вышел сам, захлопнул за собой металлическую дверь и, придерживая за ручку, закрыл на замок.
— Поднимайся, — сказал он девушке; это была команда, но как команда она не звучала.
Дверь задрожала — в нее застучал кулаками Феликс.
— Захлопнись! Ты еще успеешь свое получить! — рявкнул здоровяк на дверь, а затем вернул взгляд к Алисе: — Ты чего разлеглась? Я сказал: поднимайся. Или ты не понимаешь по-рекимийски?
Девушка поднялась, опираясь о стену. Здоровяк снова схватил ее за руку и потащил куда-то. Шаги у него были широкие, она едва поспевала за ним, спотыкаясь. Затем он грубо втолкнул ее в какое-то помещение; удержавшись на ногах, она увидела стоящий посередине стул с подлокотниками. Рядом с ним был столик, на котором лежали перочинный нож, полотенце, блокнот и веревка. Пол был в засохшей крови.
— Садись, — сказал здоровяк, и снова его голос прозвучал скорее как просьба, чем команда. Как врач обращается к пациенту, так и он с нею. — Руки на подлокотники.
Алиса, поколебавшись секунду, смиренно повиновалась. Ее крепко-накрепко привязали к стулу веревкой. Здоровяк взялся за нож и стал внимательно осматривать лезвие со всех сторон. Девушка напряженно следила за ним.
— Прошу простить за заминку, — борода здоровяка дернулась в легкой улыбке. У него был ярко выраженный надбровный валик, придававший ему первобытный вид. — Не хотелось бы, чтобы в раны попала инфекция.
— Как будто тебе не все равно, — прошептала Алиса.
— Что-что?
— …
— Повтори, пожалуйста, я не расслышал.
— Как будто тебе не все равно, — чуть громче и неуверенно сказала Алиса.
Здоровяк замер на мгновение, удивившись.
— Вообще-то нет, мне не все равно, — заговорил он оживленно. — Если ты заболеешь или вообще помрешь, никому от этого хорошо не будет. Ты так и не выучишь урок, а мы останемся без источника крови. Предугадывая твой вопрос — урок простой: знайте свое место, шпана. Думали, что сможете так просто свалить из Бланверта? Думали, что мы это не предусмотрели?
Алиса молча и взволнованно глядела на блестящее на свету лезвие. Ей было все еще страшно, но уже не так сильно. Возможно потому, что она слишком много боялась за последнее время. Или возможно потому, что Кире сейчас ничего не угрожало — за сестру она боялась куда больше, чем за себя.
— Готова? — спросил здоровяк, поднеся лезвие к ее руке.
— С-серьезно? — дрогнул Алисин голос. — Ты спрашиваешь?
— Серьезно. Пацан-то потерпит, а вот ты натура хрупкая, и с тобой нужно обращаться нежно.
Девушка ошарашено поглядела на здоровяка.
— А если я скажу нет?
— Значит, я подожду. Но не советую этим злоупотреблять. Я могу быть терпеливым; если ты пойдешь навстречу — я тоже пойду навстречу. Будь покорной, и все пройдет хорошо.
Больной, подумала Алиса с содроганием. Он больной, но пытается изображать из себя нормального.
— Ну? Что скажешь?
Сглотнув слюну, девушка медленно кивнула. Здоровяк сделал неглубокий надрез острием вдоль руки.
— Н-нравится, да? — засопела Алиса, глядя на собирающуюся в ране кровь. Она закусила губу, чувствуя жгучую боль. — Запах манит?
Здоровяк промолчал.
— Маньяк… — прошептала она.
— Не маньяк, — спокойно возразил здоровяк. — Первооткрыватель. Мне не доставляет удовольствия процесс нанесения увечий. — Он отложил нож на столик и взял блокнот с ручкой. Стал что-то в нем записывать. — Запах тоже не сводит с ума, как некоторых моих собратьев, и несет для меня сугубо научный интерес.
— Так ты… ученый? — неуверенно спросила Алиса.
— Не по профессии. Был бы ученый, я бы придумал более гуманный способ проведения своих исследований. Я был мясником раньше. Я умею как следует обращаться с ножами, но с тех пор, как я стал вампиром, меня перестала интересовать разделка свиных и говяжьих туш. Меня потянуло на открытия.
— «Стал вампиром»? Значит, раньше ты был нормальным?
— Я и сейчас нормальный, — сухо сказал здоровяк. — Что до твоего вопроса — да, я не всегда был вампиром. Вампирами не рождаются, ими становятся.
— Я думала наоборот…
— Наше общество образовалось не так давно. Месяц назад, может быть. — (Это откровение стало сюрпризом для Алисы.) — Вижу удивление на твоем лице. Должен сказать, это не такой уж и секрет. Временные рамки, я имею в виду.
— Ты зовешь себя нормальным, и в то же время ты режешь детям руки.
— Это ты-то дите? — усмехнулся здоровяк. — Да ты почти взрослая девушка.
