Глаза выходца с Востока чуть расширились, потом он проговорил:
— Вы весьма наблюдательны и искушены в умении производить умозаключения.
— Итак?
— В любом случае, амулет я не сниму: он обеспечивает мою безопасность.
— Если я могу задать вопрос, безопасность от чего?
— О, вы желаете это знать?
— Желаю.
— Ну, от того, что желает причинить мне вред — а я почти верю, что существуют те, кто желает причинить мне вред.
— О, этого я не отрицаю — мы практически доказали их существование.
— Таково и мое мнение.
— Однако же у вас нет мнения относительно личности тех, кто желал бы причинить вам вред?
— Совершенно никакого.
— Однако же.
— Ну да.
— А не могут это быть джареги?
Выходец с Востока ответил столь же равнодушным взглядом, с каким Кааврен задал этот вопрос.
— Джареги? А какое они ко мне имеют отношение?
— С одной стороны, уже никакого. С другой стороны — очень серьезное. Например, они хотят, чтобы вы были мертвы.
— Вы так полагаете?
— У меня есть надежные источники.
— Что ж, не стану отрицать.
— И правильно сделаете, заверяю вас.
— Однако же в свою очередь готов вас заверить, капитан, что кто бы на меня ни напал, это были не джареги.
— Вы меня озадачили.
— Это не входило в мои намерения.
— Вы заверяете, что нападавшие не были джарегами.
— И что?
— Но при этом вы утверждаете, что самого нападения совершенно не помните. Как же такое возможно?
— А как вы узнали, сколько было нападавших, если вас там не было?
— Простое умозаключение из фактов.
— Именно. Как и мой вывод, что напали на меня не джареги.
— Ах вот как? Тогда не объясните ли ход ваших умозаключений?
— Сперва вы, если не возражаете.
Кааврен пожал плечами.
— Ваши раны нанесены тремя различными клинками.
— И что же?
— Нападение не застало вас врасплох, иначе вы были бы убиты.
— Что ж, это верно.
— Человек, способный уцелеть после нападения троих нападавших, определенно способен свалить как минимум одного из них до того, как его успеют ранить.
— Восхищаюсь вашей логикой.
— От ее имени благодарю вас. А теперь вернемся к вашему выводу.
— На такие дела джареги не посылают толпу исполнителей; достаточно одного, максимум двоих. Более того…
— Да?
Выходец с Востока холодно улыбнулся.
— Они хотят, чтобы я был не просто мертв.
Кааврен, с минуту поразмыслив, понял, ЧТО ему только что сообщили, и невольно вздрогнул.
— Что ж, вы меня убедили.
— Это утешительно.
— Однако, если позволите еще один вопрос…
— Да?
— Если вы пытаетесь держаться подальше от джарегов…
— Вы вправе так говорить.
— …то почему же вы вернулись в Адриланку?
— Вообще говоря, я не вернулся. Я скорее покидал Адриланку после того, как посетил ее.
— Посетили?
— У меня здесь семья.
— О, понимаю. У меня тоже есть семья, и меня весьма расстраивает, когда я должен пребывать вдали от них хоть сколько-то долго.
— Да. Поэтому я возвращаюсь, когда могу.
— Я бы сделал то же самое.
— Я польщен, что вы понимаете.
Кааврен кашлянул.
— Тогда давайте перейдем к подробностям.
— Да, давайте. Всегда уважал подробности.
— Приятно слышать. Тогда скажите, будьте любезны — где вы находились, согласно последним воспоминаниям?
— У реки, милях в девяти или десяти к северу от Профимина.
Кааврен кивнул.
— А причина, почему вы там находились?
— Милорд?
— Я спросил о причине…
— Я вас понял, капитан — но не понимаю, чему обязан честью слышать подобный вопрос.
— Таковы мои обязанности, — коротко ответил Кааврен.
— А, ваши обязанности.
— Именно так.
— Что ж, не имею никаких возражений против обязанностей.
— Я рад это слышать.
— И однако же не понимаю, почему ваши обязанности требуют от вас вмешиваться в мои личные дела.
— А откуда вы знаете, что ваши личные дела не связаны тем или иным образом с нападением на вас? Подобное случалось, я не раз был тому свидетелем.
— В этом я не сомневаюсь.
— Итак?
— Но мои дела тем не менее остаются моими личными.
— Если вы подвергаете сомнению мою способность хранить секреты…
— О, ни в малейшей степени!
— Итак?
— Все же, разве я обязан рассказывать о делах, важных лишь для меня самого? Обычно Империя подобного не требует.
— Обычно — да, однако при данных обстоятельствах…
— Обстоятельствах? А какие тут обстоятельства?
— Обстоятельства, сделавшие вас жертвой преступления. Вы ведь безусловно желаете, чтобы преступников настигло правосудие, не так ли?
— О, до этого мне нет дела, заверяю вас.
— Вы меня поражаете.
— Неужели?
— О да.
Выходец с Востока пожал плечами.
— Несомненно, их причины совершить это как-то связаны с неспособностью влиться в общество, неизбытыми детскими переживаниями и тому подобным. Однако разве не ответят они за все свои преступления в Залах Правосудия? А если туда они так и не попадут, что ж, это само по себе правосудие, не так ли?
После столь выдающегося заявления Кааврен долго рассматривал выходца с Востока, словно подбирая слова для ответа. И наконец проговорил:
— Вы чрезвычайно самонадеянны, милорд.
— Таков уж я, — отозвался тот.
— Понимаю, — ответил Кааврен, весьма искушенный в науке понимания. — И все же вы сознаете, сколь важными будут эти сведения для исполнения моих обязанностей.
— О, снова это слово!
— Подумайте, в каком настроении будет ее величество, узнав, что мало того, что на имперского графа напали прямо на тракте, но ее собственная гвардия даже не начала расследование! Вы, надеюсь, сознаете, в какое положение меня ставите.
— А сейчас вы взываете к моему состраданию.
— Оно у вас есть?
— Немного. Но я стараюсь крайне осторожно его расходовать.
— Вы полагаете, нынешний случай того не стоит?
— Несомненно, стоит.
— Итак?
Выходец с Востока вздохнул.
— Что ж, если вы правда ходите знать…
— Заверяю вас, хочу.
— Я прогуливался вдоль реки. Всегда был к ней привязан, понимаете ли, и частенько гулял по берегу.
— Прогуливались.
— Именно.
— Понимаю. Итак, вы сказали, что помните, как были в десяти милях севернее Профимина.
— Правильно.
— Но это ведь почти за двадцать миль до того места, где вас нашли.
— Вот как? Немалое расстояние.
— Крайне маловероятно, чтобы река протащила вас, раненого, двадцать миль, и тем не менее выбросила на берег живым.
