столешнице подскочила пепельница с дымящейся в ней сигаретой, а под столом что-то стеклянно звякнуло. Запахло этилом.
С проворством опытного и хорошо обстрелянного сталинградца, прячущегося при минометном обстреле, не менее опытный следователь метнулся под стол. Там опять что-то звякнуло и из-под этого-же стола донесся невнятный мат. А вскоре оттуда показался и сам толковый сталинградец. Следователь, то есть.
— Что-ж ты, Лидка, бл#дь, делаешь?! — начал было блажить он, но, опомнившись, дальше крыть свою начальницу непечатным глаголом, Каретников все-же не решился. Тем более, при мне.
В руках у него была на треть опорожненная бутылка «Столичной». Похоже, что Виктор Михайлович все-таки что-то разглядел в глазах Зуевой. А разглядев, увиденному не обрадовался. Он быстро спрятал бутылку за спину и уже более преданно уставился на Лидию Андреевну. Которая громко и амплитудно дышала пышным ворохом тюля на плоской груди.
— Вот, что, Каретников!.. Чтоб это в самый последний раз!.. Сама лично рапорт напишу и потребую тебя уволить! — пунцовая Зуева выплевывала угрозы, как свинцовые картечины, — Ты понял меня, Каретников?! — потрясала кулачками перед носом толкового следователя суетно топочащая по полу звонкими каблучками Лида.
Обычно женщины так сучат ногами, когда очень сильно хотят писать. Впрочем, в таком ее состоянии, ничего нельзя было исключать. Никаких неожиданных последствий. Даже самых форс-мажорных, включая непроизвольного писания кипятком.
Но, к счастью, все обошлось. Зуева уже не подпрыгивала, а Каретников стоял перед ней навытяжку. Как зашуганный новобранец перед самым злым на дедовщину военнослужащим второго года службы.
— Лида… Лидия Андреевна! — трепетал перед уже окончательно заледеневшей Зуевой Каретников, — Вот, ей богу, никогда больше! Это же я еще от отпуска не отошел, слишком уж неожиданно меня выдернули! — оправдывался толковый следователь, — Мне же еще восемь дней можно было гулять, а меня дернули, заранее не предупредив! Но теперь все! Клянусь!
— Ладно, проехали! — нехорошо поморщившись, отмахнулась начальница, — Но ты, Михалыч, имей в виду, я не шутила! Сама добьюсь, чтобы тебя выперли по самым отрицательным мотивам! Ты меня понял?!
— Я понял, Лида! Я все очень хорошо понял! — как китайский фарфоровый болванчик на бабушкином комоде, кивал головой Виктор Михайлович.
— А ты садись пока за стол Иноземцевой, — обращаясь ко мне, распорядилась Зуева, — Еще неизвестно, когда она со своего больничного выйдет. В выходные схожу к ней в больницу, проведаю.
Еще раз, напоследок, она пристально вгляделась в глаза Каретникова и вышла из кабинета. Виктор Михайлович тяжело плюхнулся на стул.
— Ну что, доволен, студент? — он испепелял меня ненавидящим взором, — Сумел вовремя на сослуживца нафискалить? — отведя от меня презрительный взгляд, он достал с пола злосчастную бутылку.
Набулькав в протертый до хрустальной прозрачности стакан на треть, клятвоотступник громкими глотками затолкал в себя водку. Протяжно втянув носом из кабинета в себя чистый воздух, уже через пару секунд он из себя выдохнул ртом в кабинетное пространство перегар. Торжествующе посмотрев на меня, Каретников вытянул из пачки очередную наиподлейше-вонючую сигарету. С явным удовольствием прикурив и сделав первую затяжку, он мастерски выпустил несколько дымных колец. Потом еще раз посмотрел на меня и снова ощерился, но уже оскалом победителя.
— Ну чего ты вылупился, студент? — пустил он еще одну череду колец, — Беги к Лидке, жалуйся! Чего ты еще умеешь в этой жизни! — презрительно скривился толковый следователь и махнул на меня рукой.
Я молча начал доставать на юлин стол свои уголовные дела из сейфа. Дрязги дрязгами, а работу надо было работать. Предстояло со всем тщанием изучить оба дела и закрепить все основания для мотивированного их объединения в одно. Если по брусенцовскому делу у меня было полное понимание по его дальнейшему производству и прекращению, то по обоим сто сорок четвертым в голове была полнейшая пустота. Пока что еще.
Дверь кабинета с грохотом, как от пинка распахнулась. Но когда я увидел, кто стоит на пороге, я исключил из предложения второстепенный член «как». В теперь уже опять мой кабинет ворвался майор Ахмедханов. Увидев присутствующего Каретникова, он недовольно перекосил свое и без того обезображенное злобой лицо.
— И ты здесь, алкаш несчастный?! — без какой-либо дипломатии и не выбирая слов, обратился майор к моему соседу, — А ну, встал и вышел! Быстро!! — срываясь на фальцет, рявкнул Ахмедханов толковому следователю.
К чести Каретникова, он не испугался и не засуетился, а с неторопливым достоинством собрал свои бумаги и со всем тщанием запер их в сейф. Немного подумав, туда же он замкнул и свою изрядно помятую пачку сигарет. Демонстрируя тем самым обоим присутствующим, то есть нам с Талгатом Расуловичем, насколько он уверен в наших клептократических устремлениях относительно своего имущества. И только после этого, с неменьшим достоинством Виктор Михайлович удалился из кабинета.
Дождавшись, когда Каретников закроет за собой дверь, Ахмедханов двинулся к столу, за которым я сидел.
— Бить будете, папаша? — поинтересовался я у майора, удивившись, как быстро мадам Алдарова накеросинила на меня. Значит, мой провокационный проброс насчет родства с этим басмачом сработал! И, опять же, значит, это он подослал ее ко мне.
— Какой еще на хер я тебе папаша! — взвизгнул дагестанский мавританец, передернувшись всем телом, как от электрического лечения, — Да я бы на второй день удавил такого поганца! — потенциальный детоубийца сел напротив меня.
— Ты знаешь, мерзавец, что эта сука Ягутяну вменила создание и руководство преступной группой? И что объебон на него прокурор уже утвердил? Говори, знаешь?! — было хорошо заметно, что майор по-настоящему злится на меня и переживает за своего друга.
— Это вы, Талгат Расулович, Ягутяна, что ли имеете в виду? — постарался я скрыть свое искреннее удовлетворение во взгляде и в голосе, — Нет, не знал этого. Теперь знаю, — передумав, я решил не скрывать положительных эмоций и улыбнулся. — Так ведь в том обвинительном заключении, которое вы объебоном изволили назвать, там ведь вся правда написана! — я еще раз довольно осклабился. — Талгат Расулович, так это я правильно вас понял, сукой, это вы ведь Эльвиру Юрьевну охарактеризовали? — как можно безмятежнее поинтересовался я у джигита.
— Она не только сука, она еще и проститутка! Так ей и передай, щенок! А сам паскуда, имей в виду, я тебе этого никогда не прощу, ты готовься! — прошипел майор и покинул кабинет, хлопнув дверью так, что от косяка местами посыпалась штукатурка.
Знать бы еще, кого он мне не простит? Ягутяна или проститутку Эльвиру? Н-да…
Проходящие дежурные сутки были относительно спокойными. Две квартирные кражи днем и ножевое непроникающее в урожайно-вечернее время, больших сил у меня не отняли. Днем, правда, еще была кража меховой шапки из
