кабинета директора столовой. Но выезжавший со мной дежурный опер Гриненко быстро с этой шапкой разобрался. Не то, что бы он нашел похищенное и задержал похитителя. Просто он очень доходчиво сумел объяснить златозубому мужчине, что отвлекать по мелочам оперативно-следственную группу, это есть не что иное, как сознательный подрыв борьбы славного Октябрьского РОВД с настоящей преступностью. И, что, если завстоловой продолжит настаивать на дальнейшем полномасштабном разбирательстве, то к поискам злосчастной шапки и чего-нибудь еще в этой столовой, к нему, то есть, к оперу УР, присоединятся пара инспекторов ОБХСС. Директор точки общепита такого разбирательства не захотел и через двадцать минут опер Гриненко передал мне от него заявление, в котором черным по белому и со всей коммерческой прямотой было изложено, что утерянная, а не похищенная шапка была очень старая и никакой ценности для владельца не представляла. А в резолютивной части встречной директорской заявы была изложена его настоятельная просьба никакой проверки по данному факту не проводить. Затоптав «баранку», проголодавшийся опер встал на раздачу еды с подносом, а я пошел опрашивать бывшего владельца ветхой шапки на предмет ее полнейшей никчемности.
Рутина, одним словом. В одном я оплошал, надо было бы раза три или четыре обратиться за консультацией к Зуевой, но я забылся и все материалы оформил самостоятельно. Так-то я вроде бы как еще стажируюсь, но Наталья Пастухова, под которой я сегодня дежурю, срочно свалила на полчаса к зубному с острой болью. А раз всего на полчаса, то и подменять ее не стали. Полчаса растянулись и обе кражи я отработал самостоятельно. Все, начиная с дежурного, сделали вид, что ничего не заметили. И уже потом, когда Пастухова по телефону скулила из зубной больнички, отпрашиваясь с дежурства, никто даже не задумался усилить стажера полноценным следователем. Так и служил я дежурные сутки, как взрослый следак.
Главные тяготы и лишения дежурства начали проявляться ближе к вечеру. Когда во время очередной паузы в криминальных событиях на территории района я в своем кабинете подшаманивал собранные матетериалы. Сидящий напротив Каретников уже давно беспокойно ерзал за своим столом. Краем уха я даже зафиксировал два его подозрительных звонка какому-то Геннадию. Все указывало на то, что толковый следователь с каким-то из своих собутыльников намеревается культурно отдохнуть. А я был тому только рад. И, если бы Каретников свалил из кабинета еще в обед, то радость моя приобрела бы масштабы полноценного счастья. Сигареты «Дымок» стали той самой стоеросовой соломиной, которая с хрустом переломила и без того хлипкий хребет моей терпимости к Виктору Михайловичу Каретникову. Понимая умом, что меры физического воздействия по отношению к ветерану следствия поняты никем не будут, я тем не менее, перебирал в голове приемлемые поводы. Для пары затрещин. Все мои призывы, начиная от самых добрых и заканчивая непечатными, какого-либо действия на Каретникова не возымели. Ну ладно, сегодня я дежурю и время от времени надолго покидаю умертвляющий меня кабинет, а что будет в обычные рабочие будни?! Я просто сдохну. И произойдет это вполне естественно, в рамках нынешней ментальности. Не вызвав ни у кого особых эмоций. Курильщики нынче неприкасаемы, как коровы в Индии.
На ужин я сегодня поехал к Лишневским. Надо было кое-что с ними обсудить по поводу их отъезда. Время безжалостно уходило, а четкого понимания, что, когда и как, у нас пока не было. За свою часть подготовки к эвакуации я был более или менее спокоен, а вот маятник настроений брата с сестрой меня тревожил. Лев Борисович отсутствовал, дома была только тетка.
— Я договорилась, меня примут, — Пана Борисовна убрала тарелку из-под борща и поставила другую, с голубцами, — Могу хоть завтра полететь, Лева мне билет до Москвы по брони возьмет, — она села напротив меня и стала смотреть, как я ем.
— Отлично! — изображая жизнерадостность, кромсал я ножом и вилкой капусту с мясом. — Что с наградным сувениром? Мне образец нужен до вечера вторника! — я поднял глаза на Левенштейн, — В канцтоварах я только гипсовые видел, а нам нужен из желтого металла! Не знаю, бронза там или латунь, но, чтоб непременно металл.
— Мне пообещали, что будет, — неохотно произнесла Пана Борисовна, — Очень удивились такой просьбе, но пообещали. Мне сказали, что эти подарочные бюсты одинаковые, что их по утвержденному образцу делают. А из бронзы только по заказу нашего обкома на местном «Металлурге» производят, — вздохнув и глядя на пачку «Беломора», уточнила она. — Наш первый секретарь слабость к бронзовой скульптуре испытывает.
Зная о моем неприятии табачного дыма, профессорша сдерживалась и при мне давно уже не курила. Курение брата она тоже решительно прекратила.
Задача упрощалась, отдам Аверьянычу гипсовую болванку, тем более, что таковая была уже мной куплена.
— Грамота еще нужна обязательно! И еще справку вам надо будет взять в Управлении культуры, что скульптура бронзовая, художественной ценности не имеет и, что изготовлена она в этом году, — напомнил я слабо улыбающейся моему зверскому аппетиту Пане Борисовне, — Без такой справки не выпустят!
Женщина как-то безучастно кивала, соглашаясь со мной. Я заметил, как из ее глаз скатились две слезинки. Не сразу заметив мой взгляд Левенштейн отвернулась. Придвинув свой стул ближе, я обнял тетку за плечи. Что было бы правильнее ей сейчас сказать, я не понимал, поэтому просто молчал.
— Почему? — подняла на меня печальные до болезненности глаза Пана Борисовна, — Почему, чтобы выжить, мы с Левой должны покинуть свою Родину? — она жалобно и беззащитно смотрела мне в глаза, пытаясь найти там ответ на свой вопрос. — Почему мы с братом должны уезжать, как воры, а, Сережа?! Как воры!! Чтобы Лева просто смог выжить, а? Почему они там лечат, а мы здесь не можем? Ради чего тогда все было? — тетка обвела глазами кухню, очевидно имея в виду совсем не ее пространство, а нечто более широкое и масштабное.
— Пана Борисовна, давайте на эту тему мы потом порассуждаем! — я посильнее сжал ее плечи, — Когда Льва Борисовича подлечат, тогда и пофилософствуем, хорошо? — я повернул ее к себе и заглянул ей в блестящие от слез глаза.
— У нас с вами сейчас главная задача, это ваш скорейший выезд и вывоз необходимых средств на лечение! Ведь так? — я слегка встряхнул Левенштейн, — Или мы будем переживать и плакать, а Лев Борисович пусть умирает? — говорил я безжалостные слова уже совсем не сдерживая голоса. Тетку надо было бодрить любыми способами. Если она окончательно потеряется, то один я это мероприятие точно вытянуть не смогу.
— Пана Борисовна, я вам со всей ответственностью сейчас говорю, что жизнь
