Я развел руками:
— Откуда… а вот они…
— А они знают поголовно — кивнул Вангур — Фурриары не столь хороши в обучении новым навыкам и не столь хорошо поглощают новые знания. Зато мы работаем на износ, но при этом не изнашиваемся — как бы странно не звучала эта фраза. Мы можем десятилетиями трудиться днями напролет, уделяя минимум времени сну и обходясь скудным питанием. Этот фокус проделала с нами наша эволюция и достаточно жесткие планетарные условия. Наша планета закалила нас в горниле вечного выживания и скудности ресурсов. В чем-то мы стали сильнее, но в чем-то и проиграли тем же луковианцам. А они… они тоже хитрые жуки, Тихон. Луковианцы сильны не только в обучении, но и в построении всяких социальных пирамид. Два луковианца — это не два друга, собутыльника или собрата по несчастью, как было бы между землянами и между фурриарами. О нет. Два луковианца — это четкая иерархия. Они мастаки прочерчивать четкие границы и устанавливать степень взаимного уважения… Впрочем, вы земляне, как я уже отмечал не раз и не два, всегда способны склонить чаши весов в свою сторону — и тогда луковианцы начинают жить по вашим обычаям, а не наоборот, хотя не всем из них это нравится. Даже здесь на кухне среди массы трудящихся уже образовались отдельные компании, куда нет ходу посторонним. Грешат этим и некоторые земляне. Что ж — насильно мил не будешь, хотя я, как вышестоящий и ответственный, предпочитаю видеть единую и горящую общим делом рабочую массу.
В коридоре проходило двое пошатывающих старика и Вангур прервался, чтобы подозвать их и сказать пару слов. Еще через минуту отключившегося Айтана подхватили под руки и повели к выходу.
— Старательный старик — хмыкнул фурриар, снова разливая виски — Крепкий. Работящий. Не лезущий ни в какие компании и кружки по интересам. Вот такие мне нравятся…
«Да он же меня сейчас будет вербовать…» — мелькнуло у меня в голове.
— А ты как считаешь, Тихон? — протягивая мне стакан с алкоголем, Вангур испытующе смотрел мне в глаза — Ты вот сюда прибыл к нам свежим пополнением для чего?
— Ну как… работать! — ответил я — Хорошо работать! Вы не сомневайтесь, господин Вангур — я всегда так буду работать.
Фурриар одобрительно кивнул:
— Хорошо. Правильно мыслишь. Ты призван сюда работать. Да в свободное время не запрещено веселиться и отдыхать в дружной компании. Главное, чтобы такой отдых не шел во вред работе. И не был во вред твоему правильному настрою на будущее здесь в кухнях.
Притворяться шлангом я не стал. И сказал прямо и при этом чистую правду:
— Мне неинтересны никакие особые компании или кружки по интересам. Я ведь не дурак и понимаю — буду сачковать и меня отсюда попрут. А я не хочу туда обратно… не хочу снова в одиночную камеру. Поэтому работать буду на совесть и ни о чем другом думать не собираюсь.
— Молодец!
Мы выпили и он, наткнув на вилку очередной огурец, продолжил ожидаемый мной курс:
— А если вдруг услышишь что-то этакое? Ну, скажем, что-нибудь нехорошее про руководство кухни? Или про всякие глупости вроде поощрения смиренных. Ты знаешь, кто такие смиренные?
— Знаю. Они дергают не все рычаги.
— Они не дергают самый важный рычаг! — припечатал Вангур меня словом, а стол пустым стаканом — Всех нас призвали сюда с одной единственной целью — мы должны любой ценой удержать гигантскую тварь на планете! Самый важный рычаг этот тот, что высвобождает энергетический удар! И если ты его не дергаешь… фух…
С шумом выдохнув, он махнул рукой на бутылку и вытащил из кармана большой платок. Пока он разворачивал его и промокал взопревшее лицо, я разлил виски по стаканам, в то же время успокаиваясь. Вот теперь мне ясна причина нашего позднего застолья. Сегодня может и праздник, вот только Вангур не собирается отдыхать. Он не только начальник кухни. Он еще и особист. И сейчас он планомерно вербует меня, планируя создать очередного доносчика. Теперь понятно откуда столько похвал и к чему высокое приглашение на никому особо не нужное пиршество. А что — вполне практично. Раз никто не соизволил явиться за общий стол, сюда вполне можно пригласить ударно отработавших чернорабочих, угостить их вкусностями, дав тем самым понять, что их труд высоко ценится. А когда старый работник уснет, что вполне ожидаемо после тяжкой смены и обильных возлияний, с новеньким нужно пообщаться поближе и попытаться его вербануть.
— Смысл — глухо произнес фурриар, и я удивился насколько его страшноватое лицо стало жестким и угрюмым — будто всю радость и успокоенность стер собственным платком — Смысл существования. Они не понимают, Тихон. Все эти придурки смиренные не понимают — их смысл существования заключен как раз в орудийном рычаге. В том, чтобы стрелять и стрелять каждый день! Подумай сам, Тихон — ведь их ради этого сюда и призвали. И если они не дергают рычаг стрельбы, то все сорок лет своей службы они бессмысленно сжигают свою жизнь… Я считаю, что лучше быть героем, чем трутнем! И будь моя воля я бы куда жестче относится к тем, кто игнорирует главную свою задачу… Ненавижу бездельников! Презираю трусов!
Я молча пододвинул ему стакан, и он выпил его как воду, осушив за несколько секунд. Я долил еще, и он снова сделал большой глоток. Вытерев губы платком, с шумом выдохнул и на его лицо вернулась улыбка:
— Мы здесь на кухне кормим героев. Мы армейская кухня. Там кружатся летающие крепости с одиночными храбрыми экипажами, стреляющими по страшному врагу. У каждого из нас своя простая важная задача. И мы должны эти задачи выполнять. Ты знаешь какой процент крутящихся вхолостую солдат там наверху? — он ткнул пальцем вверх.
— Откуда? — искренне удивился я и отпил виски — Я как-то никогда и не думал.
— И правильно, что не думал — зачем тебе это? — буркнул фурриар — Таких мы сюда на кухню и доставляем. Тех, кто предпочитает работать, а не думать. Все мы винтики большой важной системы. Конкретно моя задача — следить за тем, чтобы в вверенной мне области все процессы проходили вовремя и гладко. Чтобы люди работали, потом отдыхали и снова работали. Понимаешь?
— Конечно.
— Любые странные разговоры ведут к понижению работоспособности.
— Я в таких участвовать не собираюсь. Я просто хочу спокойно работать и жить, господин Фурриар. Даже не беспокойтесь на мой счет.
— А если ты вдруг краем уха услышишь что-то этакое? Скажем про смиренных… или про не слишком легкие условия труда здесь на кухне?
— Прерву и уйду!
— А потом?
Замерев, я подумал пару секунд и медленно кивнул:
— Скажу вам?
Вангур улыбнулся:
— Скажешь мне. Верно. Это ведь будет правильный поступок, да?
— Ну да… — я дернул щекой, с сомнением почесал нос — К-хм… хотя это как-то…
— Доносительство не в крови землян?
— Да у нас люди разные — хмыкнул я и вытащил из пачки очередную сигарету — Есть и такие, что без доносительства жить не могут. Есть люди гордые — эти стучать ни за что не станут.
— Стучать не станут — повторил Вангур — А ты какой, Тихон? Первый или второй тип?
— Я скорее третий — улыбнулся я — Предпочитаю жить далеко в стороне от всего этого.
— Так и живи. Но если услышишь что-то важное…
Дипломат он… ага… Скорее особист.
Но вслух я произнес совсем другое. Сделав глубокую затяжку, я выпустил дым под ноги и спросил:
— А мы чем хороши?
— Земляне? — судя по лицу Вангура он ожидал этот вопрос.
И это хорошо, что ожидал — значит, просчитывает беседу на автомате и пока что мне удается попадать в «шаблон» и не вызывать подозрений. Иллюзий я не питал, исключением из правил себя не считал. Сколько таких вот «дружеских» бесед матерый фурриар провел за эти годы, со сколькими новенькими душевно побеседовал? Да со многими. Это просто меня предупреждать не стали о грядущей беседе — что и понятно, ведь сообщи я об этом по дурости Вангуру, он может в качестве политики укорочения болтливых языков и наказать «предупреждальщика». А кому это надо? Да никому — вон Василий Азаматович как в лице изменился, стоило ему вспомнить о фурриаре Вангуре.
