Маттиас кивнул.
— Не позволяй эмоциям завладеть тобой. Они только помешают тебе видеть ясно, чтобы выполнить работу.
Он прав. Она сделала глубокий, успокаивающий вдох. Взяла свои эмоции под контроль.
Она — Розамонд Синклер. Она не сгибалась под давлением, каким бы огромным оно ни оказывалось, какими бы грозными ни были враги, выступившие против нее.
Она не сломлена. Она никогда не сломается.
Она сохранит силу и мощь, которые так тщательно накапливала. Ее нельзя победить.
Розамонд стряхнула керамический осколок с угольной юбки-карандаш. Расправила плечи и заправила светлые волосы за уши. Она не произнесла ни слова, пока не восстановила контроль над собой и не похоронила свое горе где-то в глубине души.
— Ты прав, Маттиас, — ровно выговорила она. — Спасибо за напоминание.
— Что ты хочешь сделать?
— Я хочу, чтобы они умерли. — Она перечислила их, загибая наманикюренные пальцы. — Лиам Коулман. Аттикус Бишоп. И все остальные, кто им помогал и пособничал. Все, кто имеет к ним отношение — они сдохнут.
— На этот раз нам нужно действовать осторожнее. Они хорошо обученные солдаты. Я не хочу терять больше людей без необходимости.
— Только не затягивай. Я не усну, пока мои сыновья не будут отомщены.
— Все будет сделано. — Маттиас сделал глоток вина. Он поставил хрустальный бокал на мраморный остров. — А что насчет шефа Шеридана?
Розамонд напряглась. Она заботилась о Ноа. И о Майло.
Разве она не взяла Ноа и Майло под свое крыло после исчезновения его жены? Она относилась к ним как к родным. Лучше, чем семья.
Она годами готовила Ноа, чтобы он стал одним из ее самых верных и послушных доверенных лиц. Джулиан был слишком вспыльчив, чтобы решать некоторые политически деликатные вопросы.
Гэвин демонстрировал абсолютную надежность в работе с нежелательными людьми, с которыми ей требовалось разобраться. Однако он проявлял слишком... экстремальные... наклонности.
Ноа отличался спокойствием, уравновешенностью, выступал в роли миротворца. Им легко управлять, манипулировать. Не говоря уже о моральной слабости, хотя ему нравилось считать себя не таким.
Но при этом Ноа постоянно предпочитал окружать себя недовольными, подстрекателями и нарушителями спокойствия. Его дружба с пастором-бездельником Аттикусом Бишопом. Со сварливой старухой Молли Динг и ее взбалмошной внучкой, которая, казалось, всегда появлялась в неподходящее время в неподходящих местах.
У всех хватало недостатков, даже у Ноа. Розамонд могла их почти не замечать. Она и не замечала, до сих пор.
До Ханны. Ханна Шеридан и ее бойкий солдат.
Одна мысль о человеке, убившем Гэвина, наполняла Розамонд кипящей ненавистью. Черной яростью, которая угрожала ее тщательному контролю.
Ханна. Слабая, мерзкая женщина, распространяющая злобную ложь о ее драгоценном сыне, когда он лежал мертвый в земле, не имея возможности защитить себя. Кем, черт возьми, она себя возомнила?
Розамонд глубоко вздохнула и взяла свои эмоции под контроль. Маттиас прав; она не могла позволить себе действовать необдуманно.
Она гордилась своей практичностью. Такие недостатки, как мораль и этика, не лишали ее способности руководить. Она всегда поступала так, как необходимо.
Розамонд не боялась отдать приказ о смерти Ханны. Ей хотелось прямо сейчас повернуться к Маттиасу и произнести эти слова. По правде говоря, она бы с удовольствием посмотрела, как они все умрут. Солдат. Пастор. Девица.
И все же Ханна что-то значила для Ноа. А Ноа представлял собой неотъемлемую часть стратегии Розамонд. С уходом Гэвина и Джулиана он нужен ей больше, чем когда-либо.
Если бы Ханна умерла сейчас, даже в результате какого-то страшного несчастного случая, реакция Ноа оказалась бы в лучшем случае непредсказуемой. С кончиной Ханны придется подождать. Пока что.
Розамонд не дура. Она знала, что число ее союзников сокращается. Поддержка Ноа не относилась к числу необязательных. Он для нее просто необходим.
До тех пор, пока у нее есть Ноа в качестве начальника полиции и Маттиас со своим ополчением за спиной, она будет в порядке.
— Я знаю, как справиться с Ноа, — заверила она. — Я точно знаю, за какие ниточки дергать. Он находится под нашим полным контролем и останется таким.
Маттиас кивнул.
— Я вижу в этом мудрость. Он будет держать других копов в узде. А одобрение начальника полиции обеспечит тот блестящий налет респектабельности, о котором ты, похоже, так заботишься.
Она бросила на него острый взгляд.
— Не стоит недооценивать это. Большинство людей просто ищут причину, чтобы покориться. Они кроткие, как овцы. Авторитет — самый старый и самый полезный инструмент в книге.
— Запомню. — Маттиас взболтал вино в своем бокале. Под подвесным освещением темная жидкость казалась красной, как кровь. — А остальные жители города?
Розамонд осторожно ступала по полу, избегая разбитого фарфора. Она потянулась к своему бокалу с вином. Он почти опустел. Неважно. В подвале у нее еще много вина.
У нее имелось все необходимое. Это место напоминало крепость, набитую припасами на годы вперед. И со своей личной армией она могла его защитить.
За последние несколько недель она многое потеряла, но не все. У нее все еще остался этот город. У нее все еще сохранялось ее наследие. И она будет бороться за него до последнего вздоха.
— Мы должны послать сообщение. Громко и ясно. Неподчинение не допустимо. Любой, кто не согласен, не получит еды. Больше никаких нахлебников.
— Считай, что это уже сделано. — Маттиас взболтал вино, но не стал пить. — И, возможно, пора завязывать с этим твоим Советом. Они только и делают, что жалуются и сдерживают прогресс.
— Я подумаю над этим.
Розамонд изучала Маттиаса. Хотя их разделяло расстояние последние несколько лет, она и ее кузен всегда поддерживали близкие отношения. Они росли вместе; их отцы были братьями, которые поддерживали абсолютный контроль над своими семьями и правили железными кулаками.
Они понимали друг друга так, как другие никогда бы не поняли.
Маттиас не испытывал такой привязанности к городу, как Розамонд. Он не руководствовался гневом и обидой, как Джулиан. Он не хотел править, руководить или узурпировать ее роль.
Он был хитрым и жестоким. Как и Розамонд, мораль не играла никакой роли в принятии им решений. Если у него и есть какой-то недостаток, то это жадность. Он любил красивые вещи.
Хоть он и член семьи, но все же разумнее держать его в довольстве. И близко.
Розамонд подняла бокал за Маттиаса.
— Твоя преданность не остается незамеченной, кузен. И не останется неоцененной.
— За верность. — Маттиас широко улыбнулся. — И за «Винтер Хейвен».
Она сделала длинный, глубокий глоток, стараясь не размазать свою рубиново-красную помаду. Розамонд не улыбнулась в ответ.
— За «Винтер Хейвен».
— Мне в голову пришла отличная идея, — задумчиво проговорил Маттиас. — Как отправить послание. И наказать виновных.
— При условии, что они заплатят за то, что сделали.
Его темные глаза сверкнули.
— О, они заплатят.
Розамонд крепче сжала ножку своего пустого бокала. Она все равно добьется успеха. Она будет править. И она уничтожит всех, кто встанет на ее пути.
Глава 52
Ноа
День тридцать шестой
— Я сделала кофе, — сказала Ханна.
Ноа поднял голову и натянуто улыбнулся.
Ханна стояла на крыльце без куртки, с синей кружкой в руках. На ней был толстый серый свитер и черные леггинсы. Ее блестящие темно-каштановые волосы спадали на плечи.
У Ноа сжалась грудь. Он вытер руки о грязную тряпку и закрыл капот F150. Грузовик несколько раз глох, и он пытался починить его самостоятельно, не обращаясь за помощью.
Провозившись пару часов, он уже хотел сдаться. Молли дала ему бутылку с распылителем, наполненную тремя частями уксуса и одной частью воды, чтобы он распылил средство на лобовое стекло в ночь перед снегопадом — по крайней мере, окна грузовика остались чистыми.
