И наконец, посчитав, что достаточно подготовился, я с шумом выдохнул, глянул на край обледенелой платформы и спрыгнул на свежее ледяное крошево между двумя недавно столкнувшимися и обиженно разбежавшимися ледяными глыбами. Не дожидаясь, когда их обида уляжется и они решат снова сойтись в прочном давильном союзе, я проскочил дальше, обошел покрытую искристыми наплывами большую наклонную ледяную плиту и, оказавшись снова у стены, двинулся вдоль нее вниз по склону, освещая себе путь пугливым и мечущимся из стороны в сторону светом фонаря…
* * *
Стоило мне втащить себя по потемневшему льду к прикрывающей вход шкуре, как она откинулась и меня буквально втащили внутрь, где тут же подвергли жестоким пыткам, включающие в себя тиски обнимания, крушение плеч похлопыванием и попытки сокрушить мне ребра ударами сухих стариковских кулаков.
— Жив, бр-р-родяга! — с чувством произнес не скрывающий слез Филимон — И вернулся!
— Живой! — вторил ему Чифф, мелко потрясывая головой — Вернулся!
— Долго! — возмущенно произнесла старающаяся казаться невозмутимой Милена, сидя у палатки и подзывая меня требовательным шевелением вытянутых в мою сторону ладоней — Иди я тебя ударю от переизбытка ласковых чувств…
— Иду — улыбнулся я, но еще немного задержался, обнимаясь со встречающими и не делая различий между землянами и луковианцами.
Машинально я отметил, что народу здесь прибавилось — похоже, сюда прибыл весь состав станции, что уже странновато. Мы, конечно, не правительственная организация с их строгими регламентами, но все же неразумно оставлять станцию абсолютно пустой. Есть причина?
Помимо этого, я сделал еще несколько наблюдений: уровень пола в приютившей нас каверне стал чуть ниже; со стен, что представляли собой камень, исчезли последние следа льда, а вот полочек самодельных прибавилось и они не пустовали; у первой палатки появилась еще одна побольше, а рядом с ней возникло что-то вроде стоящей на упорах платформы из жердей, в несколько слоев крытых медвежьими шкурами. Сверху лежали спальные мешки и рюкзаки. Пространство под платформой было забито дровами, они же были уложены достаточно высокой стеной вдоль стен. На них лежали развернутые шкуры мехом наружу, а на тех были разложены различные предметы. У входа тоже новшество — я едва не снес его, пока меня втягивали — вместительный ящик с мясом, засыпанный льдом. Топится печурка, на ней свистит закипающий чайник, рядом побулькивает и источает мясные ароматы кастрюлька с похлебкой. Чайник поставили перед моим приходом — я дал о себе знать сразу же, как только заработал передатчик. Подняв глаза к потолку, я обнаружил там натянутую сеть, удерживающую на себе не только различные свертки, но и два спальных мешка.
— Что-то случилось? — я произнес это скорее утвердительно, чем вопрошающе.
— Случилось — просто ответил Чифф — Пойдем чайку попьем с сигареткой.
— С сигарой — улыбнулся я, сняв рюкзак, поставив его у ног и вытащив из одного из внешних карманов несколько сигар.
К этому я добавил две пачки подаренных мне работягами сигарет, а к нему присовокупил еще один дар — пластиковый пакет, забитый сухофруктами. Его мне дали в первый приход на кухню — сладкий природный подарок от старожилов новичку.
— Святые угодники — вздохнул Филя, ласково проводя ладонью по прозрачному пластику — Фруктики…
— Да уж — Касьян хрипло кашлянул — Фруктики чтоб их… Вроде ведь ели недавно досыта, а все одно душа тянется да радуется…
Это да — в Пальмире мы много растительных вкусностей отведали, но таким насытиться невозможно. От меня явно ждали продолжения чудес, и я вытащил из рюкзака примерно трехсотграммовый пакет чайной заварки и несколько кусков отменно пахнущего мыла. Чай и два мыла уронил в руки стариков, последний мягко кинул Милене, и она легко его сцапала, поднесла к носу, с шумом внюхалась и твердо заявила:
— Лимон и тягучие нотки спелого манго…
— Да вряд ли там манго — хмыкнул я, стягивая куртку.
Если однажды женщины утратят любовь ко всем штукам такого рода как мыло, гели, шампуни, кремы и парфюм — значит, случился конец света и мир летит в тартарары.
— Манго! — безапелляционно буркнула она и упрятала мыло в свой рюкзак — И лимон! И что-то еще… Да вы славно там живете…
— Живут там неплохо — признал я, продолжая доставать из худеющего мешка все новые и новые штуки. Параллельно я отвечал на некоторые вопросы сгрудившихся вокруг меня стариков и продолжал осматриваться, то и дело замечая новые и новые нездоровые детали.
Радиооборудования прибавилось. Сюда перекочевал главный блок из станции — он даже на вид весил неприлично много, и я представлял с какими усилиями далась его переноска и транспортировка по обледенелой канатке уже далеко не молодым людям. Под столом застыл тоже тяжеленный на вид массив подзарядочного устройства — сплав здешних и наших технологий.
За ящиком с мясом свертки с дополнительным продовольствием — даже по стилю обвертки и размерам я узнал вкуснейший луковианский пеммикан, обладающий потрясающими насыщающими свойствами. Свертки были частичны прикрыты выставленными там же лопатами и кирками. И там же стояла ранцевая винтовка, в ряд были выложены несколько пистолетов, прикладом вниз замерла наша советская винтовка «фроловка», как ее при мне назвал Касьян.
Да что здесь происходит?
Это как-то связано с завязшей во льдах экспедицией с главного луковианского бункера? Экспедицией, возглавляемой пока мне незнакомым, но явно недобрым Эрло Радичем.
Спрашивать еще раз я не стал — если дело действительно важное, то они начнут рассказывать сразу же, как только я усядусь и сделаю первый глоток чая. Ну а если проблема не столь велика, то первым рассказывать начну я.
Опустившись рядом с Миленой, я без всякого смущения вручил ей еще один плоский пакет, утащенный мной из душевых. В ответ на вопросительный взгляд пояснил просто:
— Не ношенное мужское белье малых размеров формата «семейники», пара чистых рубашек и что-то вроде кальсон.
Пакет исчез мгновенно, а я удостоился поцелуя в щеку. Хмыкнув, я принял от усевшегося напротив Чиффа чуть ли не церемониальную чашку с только что заваренным чаем и подкуренную сигарету. Сделал глоток, затем маленькую затяжку и тут же отдал сигарету Филимону, а сам воззрился на луковианского профессора. Он мой безмолвный посыл понял правильно и грустно улыбнулся. Внутри меня что-то сжалось — значит, дело действительно плохо. Прояснить ситуацию взялась Милена, пододвинув ко мне ноутбук с поставленным на паузу роликом и ткнув пробел. Картинка ожила, а вместе с ней ожил и бьющие в узкие окна станции колкий обильный снег, старающийся пробить невидимую преграду и принести мороз в теплый уголок жизни. Но внутрь пытался прорваться не только снег…
— Черт! — вырвалось у меня, когда я заметил мелькнувшую там вдалеке за окном одинокую фигуру.
Я не разглядел лица, роста и даже пола — но это не играло значения, ведь я увидел главное — пульсирующий внутри шагающей фигуры энергетический пульсар.
— Пред предпоследнее видео — проинформировала меня девушка, в то время как снимающий отбежал от окна и переместился к двери — До этого момента снимали тоже, но здесь масштаб уже другой. Смотри…
Видео продолжалось, а вместе с ним развивались и события. К одной потусторонней обнаженной фигуре присоединилась еще одна — пониже ростом, но шире в плечах и с длинными стоящими дыбом волосами. Они вдвоем двинулись вокруг здания и скрылись за углом. Оператор выругался на русском и по переполненному эмоциями голосу я узнал Касьяна. Он поспешил обратно к окну, почти приставил камеру к стеклу и поймал в объектив шагающих монстров. А те, двигаясь бок о бок, прошли мимо окна. Один, вернее одна, взглянула в темное стекло окна замороженными глазами и приостановилась, будто давая себя рассмотреть. Я торопливо нажал кнопку, останавливая воспроизведение.
Высокая. Очень высокая женщина средних лет. Ее рост около двух метров, спортивное телосложение, идеальная осанка, короткая стрижка топорщится во все стороны ледяными иглами, на левой стороне бедра, от таза и до колена, тянутся глубокие борзы — в одной из них я разглядел кость, выглядящую работающей и светящейся трубкой люминесцентной лампы. Эти следы от удара медвежьей лапы — я уже вдоволь насмотрелся на такие ранения. И это, несомненно, смертельное ранение, если в первые же мгновения после него рядом не окажется квалифицированной бригады медиков. Массивная кровопотеря прикончила бы ее за считанные минуты. Но крови нет, а рана вроде как затянута чем-то вроде прозрачной пленки — не намотанной сверху, а растущей из кожи вокруг раны.