Потом меня повадились бить мои сверстники, потому что я был безответный. Но я не выношу унижения, и я давал сдачи, как мог, потом научился давать сдачи лучше, потом стал бить всех подряд сам. Главное – решимость. В каждой драке рискуешь благополучием, состоянием конечностей, жизнью. Когда осознаешь, что все это не играет роли – начинает получаться хорошо. Главное – выжить в первых десяти серьезных драках. После этого у тебя возникает что-то вроде защитного поля, которое охраняет тебя от серьезных повреждений. Вселенная привыкает к мысли, что этот грувель – крепкий, и записывает тебя в категорию живчиков. И самые заядлые репьи сто раз подумают, прежде чем подойти, будь у них хоть гранатометы в руках, будь хоть сто раз плохой район и глубокая ночь, а ты – белый, выделяешься, отсвечиваешь. Защитное поле растет, ширится. В походке, в голосе, в манере поведения появляется властная степенность. Старые репьи с большим стажем, главы преступных организаций – физически они ничего не стоят, любой подросток мог бы их прибить, но работает защитное поле, помня прошлые драки и убийства, в которых старый репей участвовал – и здоровенные лбы робеют перед старичком, глядящим на них властно. И знают, что если сунутся, и даже порешат старичка, им потом не поздоровится. Власть никогда не ограничивается носителем – индивидуальная власть это группа людей, привыкших к мысли, что данный индивидуум властвует.
У репья-одиночки есть несколько простых правил, которым он свято следует, и таким образом остается в живых, с кем бы не имел дело. Правила эти так же применимы в быту.
Лезть в драку первым – глупо, если тебе не заплатили за это. Нужно уметь определять, будет ли драка – по взглядам, по движениям тела потенциального противника, по тону. Зная наверняка, что драка будет, следует бить первым.
На открытом пространстве можно выстоять против двоих. Если противников больше, нужно заманить их в закрытое пространство.
Не нужно носить с собой оружие. Оружие предоставят противники. Но нужно уметь пользоваться предметами, находящимися под рукой. Стулом, бутылкой, пивной кружкой.
Первым же ударом нужно нанести как можно больше вреда противнику. Бить следует без замаха, чтобы не терять времени. В глаз лучше ткнуть пальцем, чем бить кулаком. Если у противника не согнуто колено, следует бить по нему сверху вниз подошвой – в этом случае сдвинутая коленная чашечка уже никогда не встанет на место. Кулаком нужно бить в шею, если открыта, в ухо, если закрыта шея, в переносицу, если это удобнее всего. Если можно использовать тяжелый предмет – схватить со стола, подобрать, поймать на лету – бить нужно предметом, оберегая руки. Если противников двое, трое, четверо, и ты вывел первого из строя одним ударом, нужно без паузы наносить второй – второму противнику. Если противники вооружены ножами, нужно отвлечь внимание одного из них и ломать ему кисть – поворотом внутрь, или тяжелым предметом сверху вниз. Если противник пригнулся, нужно бить ногой в лицо, слегка подпрыгнув, чтобы не потерять равновесие. В тесном помещении противники мешают друг другу, и этим нужно пользоваться.
Все это часто бывает в зелайфе только на первых порах, пока репей не обрастает аурой неприступности.
Мне нравилась моя власть, думал Дубстер. Меня боялись, меня уважали, мне доверяли. Но потом встрял дурак в военной форме, гладко выбритый, подстриженный под ежика сельского. Ботинки сверкают. И дурак соблазнил меня, умного, россказнями о том, как хорошо быть спецназовцем. Как это облагораживает. Сегодня меня уважает только зелайф, завтра меня будет уважать вся страна. Я согласился.
Меня тренировали, я оказался очень способным. Меня посылали – я ехал. Мне приказывали – я исполнял. В очень короткое время я стал любимцем генерала. Генерал с кожей такой темной, что она отливала синим даже на солнце, доверился мне настолько, насколько можно довериться слуге. Когда я понял, что я слуга, мне стало противно. А понял я это только после того, как переспал с женой генерала. Через месяц я, кажется, сам все подстроил. Потому что я сволочь. Я, наверное, инстинктивно хотел, чтобы он меня с ней застал. Что и случилось. И воровские, и спецназовские навыки пошли в ход – я так спрятал тело, что даже будущие археологи не найдут. Никаких улик не оставил. Вдова до сих пор жива – ей повезло. Мне было несподручно ее убивать. Она молчала и молчит, поскольку если и откроет рот, то кто же ей поверит, а если поверит, то пойдет она по одному делу со мной, как соучастница. Безусловно все знали, что именно случилось. Меня нужно было убрать – но не убрали. Генерала этого многие ненавидели. Поэтому мне предложили убраться самому – в Горную Землю. А мне было все равно. Я и убрался.
Историю эту спрятали глубоко, но Доувер ее нашел, соединил части, и решил, что я – именно тот человек, который ему нужен. Мне всё это время казалось, что Доувер не очень умный, не дальновидный, что надежды его не оправдаются, система даст сбой – а вот поди ж ты, вот он я, еду записывать координаты.
Потом был Центр Подготовки, где у меня неожиданно появилось много свободного времени, которое не на что было тратить, кроме секса. Но именно обильный секс почему-то настроил меня на … В общем, во мне вдруг прорезалось любопытство. Захотелось действительно узнать что-то, не относящееся к власти, мордобою, несправедливости, и так далее. И Центр, а после Центра кастрюля, любезно предоставили мне в пользование неимоверное количество тщательно отобранной, нужной информации. Я заболел этим делом – на двадцать шестом году жизни я вдруг кинулся в познание. Центр помог – меня научили быстро запоминать, быстро анализировать, быстро проводить параллели. Меня научили Сократову Методу, скорочтению, Потоку Образов, и еще дюжине разных методик. После того, как кастрюля прошла касп, секс сам собой отменился, и почти год я не вылезал из базы данных, злясь и тоскуя. И мне открылось многое.
***
Что такое касп? Этого никто не знает. Многие делают вид, и даже управились несколько формул написать. Теория «точки возврата», говорят, существует уже около века. А может и дольше. Саму по себе точку увидеть легко. Налить воды на дно чашки, и подставить чашку под яркий свет. Получаются две дуги, сходящиеся в каспе. Все, больше ничего не знаем.
Почему касп находится именно в двух третях пути от Земли к Марсу, почему его нельзя обойти? Почему он никогда не влиял на автоматические зонды? Да собственно и на кастрюли он не влияет – а только на людей. И каждый – я в этом уверен – видит в каспе не то, что хочет видеть, а только то, что хотел бы видеть, если бы был умнее. И только это. Поэтому не запомнились черты лица моей женщины, возраст, тембр голоса, общий образ, имя – а только ощущения. Какие-то обрывки разговоров, приятных, уютных. Вкус. Запах. Запах кожи, скорее всего. Может, я ошибаюсь, может это просто воображение.
