Ых, как я давеча сказал. Прошлое и будущее едины, человеку дан свободный выбор, и выбор этот влияет и на прошлое, и на будущее. Равнодушно взирает на человека пространство. Отважные путешественники жертвуют собой во имя благополучия человечества.
Щека начала дергаться – такого с Дубстером никогда не было раньше. Аритмия, недостаток кислорода? Еле двигаются ноги на педалях. Может, это просто кажется так? До станции еще много-много метров. Опасно об этом думать, нельзя отвлекаться. Левее, еще левее! Жить приятно, Дубстер, в жизни много эстетики и гратификации. Нужно жить! Из последних сил стараться! Колет под ребрами. А ты не обращай внимания! Медленно, как медленно я еду. Не приближается станция. А может, это галлюцинация, может, я стою на месте? Шипит что-то в шлеме – уж не последний ли кислород запузырился? Икота вот еще одолела. Мысли путаются.
***
Иней на шве входного люка не произвел впечатления на Кларетт. Ну – иней и иней, подумаешь. Едкий воздух в шлеме скафандра – последствия недавней тошноты. Выпростав из компартмента пульт управления, Кларетт, следуя инструкции, включила насосы. Воздух стал выходить из входного шамбра мягко, без шипения. Вышел. Естественные желания подавлены, остались инструкции. Дотянувшись до механического штурвала, Кларетт раздраила люк. И посторонилась.
Неровным движением Дубстер шагнул внутрь. Алюминевая полоска на шлеме озарилась отсветом от невидимого из шамбра Юпитера.
Слегка покачиваясь, поддерживаемый Кларетт – не заботливо, а так, функционально – Дубстер прошел пятнадцать метров до спуска. Вниз он идти отказался, и показал рукой на шлем. Икнув, Кларетт попыталась сообразить, чего он хочет. Сообразила. Кивнула, отсоединила приводы, развинтила клеммы, сняла с него шлем. Удивленно посмотрела – у Дубстера было странное выражение лица. Шаркнув неловко ногой, он схватил ее за плечо. Еле удерживая равновесие, с закрытыми глазами, он судорожно дышал носом. Нащупав поворотник на шее, Кларетт отстегнула и свой шлем, сняла. Искоса посмотрела на Дубстера. Еще не понимая до конца, что с ним такое, она наконец обратила внимание на мигающий через длинные равные интервалы индикатор на баллоне. Ничего себе. Он что же, пустой, кислородный баллон Дубстера? И чем же он дышал все это время?
– Зайдем к тебе, – сказал Дубстер.
***
В коридоре слева по ходу над аптечным помещением мигал через равные интервалы синий индикатор.
– Там кто-то есть? – спросил Дубстер.
– Там Дженни.
– У нее болит голова?
– Нет, она мертвая.
Дубстер остановился. И Кларетт остановилась. Помедлив, Дубстер толкнул дверь. Дженни лежала на спине, в скафандре, снят был только шлем. Дубстер бросил взгляд на то, что осталось от лица Дженни и отвел глаза.
– А зачем ее сюда приволокли?
– Краут ее принес.
– Краут? Выйдем.
Они снова вышли в коридор. Дубстер еще немного помедлил.
– Нет, все-таки пошли к тебе, – сказал он наконец.
***
Белая дверь отсека Кларетт плавно поехала вбок. А внутри наличествовало подобие уюта. Видимо создание уюта – инстинкт, присущий большинству женщин в любом состоянии. И даже подобие занавески на несуществующем окне. Не очень приятный запах в отсеке, но прибрано. А кровать застелена.
– Садись, – сказала Кларетт равнодушным голосом.
Он сел на кровать. Ткнув в кнопку на алюминевом ящике у стены, Кларетт извлекла емкость, наполненную недавно разведенным соком из концентрата. Ловко свинтила крышку и протянула Дубстеру, ничего не говоря. Удерживая емкость плохо слушающимися пальцами, он отпил половину. Кларетт взяла у него оставшееся и выпила. А емкость поставила рядом с ящиком.
***
– А Ридси где? – спросил он.
– В кастрюле.
– Сейчас не ее смена.
– Она сказала, что ей не спится.
– Свяжись с ней.
Кларетт странно на него посмотрела.
– Делай, что тебе велят! – сказал сердито Дубстер.
Он был представительный мужчина, и Кларетт послушалась. Потянулась к топчану, поволокла на себя скафандр, открыла шлем.
– Да, – сказала Ридси, выйдя на связь. – Чего тебе?
– Спроси, не видела ли она Краута, – подсказал Дубстер.
– Ты Краута не видела?
– Нет. Всё?
– Да. Конец связи.
Дубстер присел на топчан рядом с Кларетт.
***
– Вот что, – сказал он. – О том, что я тебе сейчас расскажу, никому, никогда, ни при каких обстоятельствах ни слова. Главное – запоминай и помалкивай. От этого многое зависит. Идёт? Без глупостей чтобы.
Он некоторое время объяснял ей про координаты. Тихо и внимательно Кларетт слушала. Ему хотелось верить, что она понимает. Естественное желание при данных обстоятельствах. Силясь составить общую картину того, что произошло, Дубстер несколько раз был на грани потери сознания. Только максимальным напряжением неизвестно каким образом сохранившихся остатков воли ему удалось этого избежать.
Целых полчаса он говорил. А Кларетт не перебивала. Рука ее очень естественным образом легла Дубстеру на плечо где-то к середине рассказа.
– Сегодня или завтра – не важно, – говорил Дубстер. – Ты просто запомни и действуй по обстоятельствам. Все время. От начала до конца. И никому, слышишь, никому не говори про координаты. Сядете на Земле – тогда и будешь … Иначе всем будет плохо.
Лицо Кларетт оставалось спокойным. А рука ее лежала у Дубстера на плече. И что-то было в этой руке на плече уютное, хорошее.
– Сам Краут погиб? – спросила она.
Лучше бы не спрашивала. А то ведь это совсем другая история, а ей сейчас нужно думать о координатах, не так ли.
– Возможно, – ответил Дубстер. – Арку закоротил, а там напряжение – сама знаешь.
Вечно бабы говорят не о том. Отвлекаются. Выбиваются из общей гармонии диалога. Ей велено усваивать, а она о Крауте беспокоится. Краут – погиб он или выжил, не все ли равно сейчас. И откуда мне знать, что с ним. А она тут…
– Мыслями соберись, – велел он строго.
И Кларетт снова послушалась. Не зря он именно с ней был в каспе, не зря.
***
Некоторе время он молчал, наблюдая по выражению лица Кларетт, как усваивается мыслительными ее механизмами полученная информация.
– Таким образом, – сказал он, – координаты, которые нужны подонкам на Земле, будешь знать только ты.
– И ты, – подсказала она. – Я и ты.
– Да, пожалуй, – согласился Дубстер. – Да, вот что … Не знаю … Перепутаешь, не так запомнишь! Нужно их, координаты, написать на чем-нибудь, но так, чтобы никто не нашел. У тебя есть несмываемое стило?
