Призрак выскочил на крыльцо со свирепым рычанием.
— Призрак, оставайся здесь, — скомандовала она.
Его тело напряглось, каждый мускул дрожал, но он не отходил от нее. Его работа заключалась в том, чтобы охранять свою стаю — Ханну, Майло, Шарлотту — и его стая сейчас здесь, в доме.
Она хотела зарыться рукой в его шерсть, чтобы успокоиться, но ей приходилось держать пистолет обеими руками. Пес прислонился к ее боку. Она откинулась назад.
— Ты можешь перестать лаять, мальчик? Мы не хотим привлекать излишнее внимание.
Призрак оскалился, выражая свое категорическое несогласие, но послушался. Его громкий лай снизился до рычания, которое вибрировало во всем его теле.
В ста ярдах справа от нее в лунном свете двигались тени. Ханна с нарастающим ужасом наблюдала, как двое ополченцев вытаскивают из дома мужчину и женщину. Двое детей жались на лужайке и плакали.
Люди сидели в кузовах грузовиков. Сгорбившись и прижавшись друг к другу. Рядом с ними валялись чемоданы, вещевые мешки и корзины для белья. Несколько ополченцев неплотным кольцом окружали грузовики, с оружием в руках, следя за тем, чтобы люди оставались на месте.
Дальше по улице, на другой стороне, другую семью вытащили из кроватей и вывели на улицу. Трое мужчин направили на них винтовки.
Сердце Ханны остановилось.
— Что они делают?
Ноа не ответил. Он оставался в дверном проеме. Его лицо выглядело бледным и напряженным.
Кровь бросилась ей в уши. Гнев зародился в груди.
— Это Миллеры. А это Майк Дункан и его сын Джамал.
Через дорогу от Миллеров Дэррил Виггинс стоял на крыльце своего дома, укутав плечи одеялом. Отсюда Ханна не могла видеть его покрытое синяками лицо.
Ополченцы перешли к следующему дому, не тронув его.
— Ополченцы выгоняют людей из «Винтер Хейвена», — сказала она, отвечая на свой вопрос. — Это так?
Ноа тяжело вздохнул.
— Да.
— Но не всех.
— Да.
— Куда пойдут эти семьи? Что они будут делать?
— Вернись в дом, Ханна...
Ханна повернулась и бросила на него яростный взгляд.
— Скажи мне, что происходит прямо сейчас, или я пойду туда и сама спрошу Маттиаса Саттера.
Ноа потер лицо. Глубокие тени залегли у него под глазами.
— Розамонд предоставила этим людям их места здесь. Она имеет право их забрать.
Ханна уставилась на него, на мгновение ошеломленная, и не знала, что сказать.
— Ты серьезно?
Ноа не ответил.
— Это даже не имеет смысла. Стэнли жили здесь, когда я только переехала в Фолл-Крик. Это их дом. Не одолженный, не занятый на время. Их собственный.
— Ополчение решило, что «Винтер Хейвен» слишком сложно защищать с потенциальными несогласными в их среде. Они перераспределяют жилье в соответствии с потребностями безопасности...
— Ты себя слышишь? Это твои слова или чьи-то еще?
Ноа сглотнул.
— Это не в моей власти, Ханна. Все случится, хотим мы этого или нет.
Она сузила глаза.
— Я думала, ты начальник полиции.
— Да, но...
— Как это может быть не в твоей компетенции? Как ты можешь позволять этому происходить прямо на твоих глазах? Это люди, которых мы знаем! Это Фолл-Крик. Твой город. Твои граждане. Твои друзья!
Рот Ноа истончился в бескровную линию.
— Ополчение получило определенные полномочия во время этого кризиса...
— Ополчение? — спросила Ханна. — Или Розамонд Синклер? Или теперь это одно и то же?
Глава 55
Ханна
День тридцать восьмой
Грудь Ханны сжалась. Стало трудно дышать.
— Они избавляют «Винтер Хейвен» от всех, кто не разделяет их взгляды. Розамонд Синклер вышла на тропу войны. Она наводит порядок в доме. Как тиран.
Мускул на щеке Ноа дернулся.
— Я понимаю, почему ты ненавидишь Розамонд Синклер. Она мать Пайка, человека, который причинил тебе боль. Легко приравнять их обоих друг к другу. Но то, что ты сказала раньше — нет, ты не права. Розамонд — это не ее сыновья. Она заботится об этом городе. Она старалась сделать все возможное для Фолл-Крик с самого начала этой неразберихи.
— Совершала ли она ошибки? Да. Приходилось ли ей идти на компромиссы, чтобы обеспечить нашу безопасность? Да. Ты же видела, что там творится. Уязвимые города и поселки подвергаются нападениям. Царят беззаконие и анархия. Здесь такого нет, и единственная причина — быстрое мышление и сильное руководство Розамонд.
Ханна недоверчиво покачала головой.
— Ты вообще себя слышишь? Оглянись вокруг. Кого она сегодня оберегает?
Взгляд Ноа метнулся к ополченцам и обратно к Ханне. На его лице читалось напряжение и беспокойство.
— Говори тише.
— Или что? Или они причислят меня к несогласным и тоже утащат? Или просто попытаются убить, как Лиама и Бишопа?
Щеки Ноа покраснели.
— Нет! Я им не позволю.
— О? Ты остановишь их так же, как останавливаешь это?
— Это другое.
— И в чем разница?
— Думаешь, я хочу это делать?! Думаешь, мне это нравится?! Что я согласен с этим?!
— Это то, чего я не понимаю. Помоги мне понять.
Его лицо помрачнело.
— Я должен это принять, Ханна. У меня нет выбора. У нас нет выбора.
Наконец-то он был честен. Наконец-то он признал это.
Ноа сделал шаг к ней, подняв левую руку, чтобы коснуться ее щеки, как когда-то давно, целую жизнь назад.
Призрак обернулся и с предупреждающим рыком встал между ними. Пес почувствовал напряжение между ними, почувствовал растущее беспокойство Ханны. Он не собирался подпускать к Ханне никого — даже ее мужа.
Ханна не стала его упрекать.
— У нас всегда есть выбор, Ноа, — просто сказала она. — Всегда.
Рука Ноа упала на бок. Он сжал ее в кулак. Его плечи опустились, выражение лица было убитым.
— Я делаю это ради Майло.
— А при чем здесь Майло?
— Его лекарства. В аптеке их нет. Как и во всех остальных аптеках в округе, возможно, во всем штате, если они вообще еще работают. Ополченцы привозят ему лекарства. Он в самом верху в их списке потребностей. Из-за Розамонд.
— Мы можем достать их где-нибудь еще. Должен быть другой вариант.
— Нет, — резко ответил он.
Ханна покачала головой.
— Нет. Я в это не верю. Ты сказал, что у тебя есть лекарства на пять лет.
— Есть, но этого недостаточно. Нам может понадобиться больше. Нам нужно больше, чтобы обезопасить себя.
Она видела это в его глазах — теперь он перед ними в долгу. Точнее, он им обязан.
Его лицо потемнело.
— Я сделаю все, чтобы защитить Майло, Ханна. Все, что угодно.
Ханна отпрянула назад, как будто он дал ей пощечину.
— Я тоже. Но должна быть грань, Ноа.
Его глаза стали злыми.
— Нет никакой черты, кроме той, которая сохранит жизнь Майло. Майло и тебе. Разве ты не видишь? Вот что важно. Мы пройдем через это. Втроем.
— Нас четверо.
У него хватило приличия выглядеть пристыженным.
— Прости, Ханна. Да, нас четверо. Ты, я, Майло и ребенок. Я сделаю все возможное для города, но ты — мой приоритет. Вот и все. Я не буду извиняться за это. Я сделаю все, что должен, чтобы ты оставалась в безопасности.
Она снова посмотрела на улицу. Холод жалил ее лицо и руки. Глаза жгло.
Один из горожан сопротивлялся. Он замахнулся на солдата. Солдат ударил его прикладом своей винтовки. Мужчина рухнул на снег. Женщина и девочка-подросток закричали и побежали к нему.
Солдат жестом подозвал двух других ополченцев, которые схватили мужчину под руки, подтащили его к одному из оставшихся грузовиков и закинули в кузов, как мешок с мукой.
У Ханны скрутило желудок. Противная кислота обжигала горло. Все, что она могла сделать сейчас, это не выбежать на улицу и не попытаться их остановить.
Она знала, что ее недостаточно. Она всего лишь один человек. У них было все оружие и люди. Пока что.
— Это... — она указала вниз по улице. — не похоже на безопасность.
— Это для нас.
