— Нет-нет. Мы не можем так сразу уйти. Миллион так легко не заработаешь. Хоть что-то мы должны сделать?
Мальчики положили велосипеды на землю и, крадучись, стали обходить дом. В одном месте талая вода собралась в большую лужу, и, прежде чем Генрих заметил ее, его правая нога с хлюпаньем погрузилась в болото.
— Тише ты, — испуганно прошептал Клаус, который шел левее и лужу благополучно миновал. — Ты сейчас всех в городе разбудишь!
Генрих вздохнул, вытащил ногу и принял немного в сторону.
— Нет, я уверен, что Каракубас спит, и мы зря только кружим вокруг этого дурацкого дома… — начал было Генрих, но в это время в доме раздался пронзительный визг, и друзья испуганно замерли.
— Слышал? Кажется, там кого-то пытают, — сказал дрожащим голосом Клаус. — Не хотел бы я оказаться на месте бедняги, чтоб меня мучили каленым железом. Пожалуй, нам лучше повернуть назад. Миллион миллионом, а своя жизнь дороже.
Друзья развернулись и поспешили к велосипедам. Их ноги двигались быстрее и быстрее, пока не перешли в бег. А когда они выскочили из-за угла, Клаус испуганно вскрикнул:
— Стой! Стой! Твой старик идет! Ложись на землю, если он, гад, нас обнаружит, то не миновать нам лап палача! — и всем телом грохнулся с разбега на землю.
Генрих глянул на дорогу и в лунном свете увидел Каракубаса, который уверенно вышагивал по дороге из города. Ноги мальчика от ужаса подломились, и он как подкошенный рухнул рядом с Клаусом.
— Не успели! — испуганным голосом простонал Генрих. — А я ведь говорил, надо было раньше отсюда сматываться!
— Тише ты, тише, не то он нас услышит. О боже, что с нами сейчас будет… — Клаус всхлипнул. — Зачем только мне понадобилось столько денег?
Каракубас тем временем прошел через ворота — велосипедов он не заметил — и направился прямо к двери дома. В руках старик нес какой-то сверток.
Генрих и Клаус от ужаса перестали дышать, вжали лица в самую землю. Больше всего на свете им хотелось в эти мгновения сделаться маленькими, как муравьи. Сквозь тучи в небе пробилась ясная луна, где то вдалеке прогромыхал поезд. Каракубас поднялся на порог своего дома, вытащил из кармана большой, старинный ключ. Как только он вставил его в замок, в нескольких комнатах дома одновременно вспыхнул свет, а один из ярких лучей упал через окно прямо на мальчиков… но дверь уже распахнулась, старик сделал шаг, и горе-сыщики остались незамеченными.
Когда дверь с грохотом захлопнулась, Генрих поднял голову.
— Неужели пронесло? — спросил он самого себя. — Бежим скорей!
— Не могу, — жалобно всхлипнул Клаус. Ноги стали как деревянные, совсем не слушаются. Мне кажется, старик меня загипнотизировал. Ох, сейчас он, верно, зовет палача. Боже мой, что будет, что будет!..
Генрих вздохнул и печально подумал о том, что эта ночь в его жизни последняя. Спасение было только в безоглядном бегстве, но бросить Клауса одного? На верную смерть? Нет, этого Генрих никогда бы себе не простил — раз пришли вдвоем, значит, и пропадать надо вдвоем. Он схватил Клауса за одежду и перетащил товарища из светового пятна в тень.
— Как думаешь, кого из нас первым отдадут палачу? — не переставал всхлипывать Клаус. — А может… может, его задобрить деньгами? У моего отца есть кое-какие сбережения, немного, но есть. Как думаешь, Каракубас согласится на выкуп?.. О боже, сейчас я умру… Где же этот проклятый палач? — выкрикнул в панике Клаус, и Генрих испуганно зажал ему рот рукой.
— Тише ты! Вдруг старик нас не заметил?
— Как же — не заметил, мы ведь лежали на самом видном месте. Обязательно заметил. Сейчас он, верно, придумывает для нас пытки… Какой ужас… Это ты все затеял… Ты… Я так палачу и скажу — что я не виноват… Пусть тебя первым пытают… Нет, я не то говорю, не то. Ты меня не слушай, это я от страха. Ты знаешь что? Брось меня, беги: двоим погибать нет смысла…
Генрих заколебался. «Пожалуй, Клаус прав — что толку дожидаться, пока нас схватят? подумал он. — Если я сейчас же помчусь в полицию, они успеют спасти Клауса. А мне самому сил не хватит дотащить его до дома».
— Нет, я опять не то говорю, Клаус крепко схватил Генриха за руку. — Если ты оставишь меня, я точно умру… Ты лучше посмотри в окно, что они затевают… Не смей отказываться — умирающему нельзя отказывать…
— Да помолчи ты хоть минуту! — не выдержал Генрих, которому и без стенаний приятеля было страшно до смерти.
— Не смей на меня кричать! — Клаус отбросил руку Генриха и всхлипнул. — Разве не видишь, я умираю? Старик всадил мне в живот пулю. Я совсем ничего не чувствую внутри, совсем…
— Какая пуля? Никто в тебя не стрелял, не выдумывай…
— Не спорь, я лучше знаю. Это был пистолет с глушителем… Боже, как холодно… Что ж ты стоишь, как истукан? Иди же, скорей посмотри в окно…
— Нет, в окно я смотреть ни за что не стану, — возразил Генрих. Лучше сразу убей меня.
— Вот, значит, как? Ну-ну. Знал бы я, что ты такой трус, никогда не взял бы тебя надело. Что ж, пусть моя смерть будет на твоей совести, предатель, — сказал Клаус и обиженно отвернулся в сторону.
— Хорошо, хорошо. Я посмотрю в окно, только ты не кричи так громко, — вздохнул Генрих. Он нехотя поднялся с земли и подкрался к тому окну, свет из которого едва не выдал их Каракубасу. Сердце в груди мальчика бешено колотилось, и одного этого казалось, Генриху достаточным, чтобы привлечь внимание ужасного старика. Но Каракубас, даже сейчас одетый в шубу, был занят тем, что сосредоточенно рассматривал какие-то древние листы бумаги, испещренные почти выцветшими фиолетовыми чернилами. На самом кончике его носа висели очки с круглыми стеклами; старик читал рукопись, держа ее в распрямленной руке. Похоже, Каракубас страдал дальнозоркостью, и очки были подобраны не совсем верно.
Генрих отвел взгляд от старика и осмотрел комнату. Как ни странно, она была обставлена прекрасной мебелью старинного типа, а перед креслом, в котором Каракубас сидел, ярко пылал камин. По комнату освещал не столько огонь из камина, сколько сотня свечей, вставленных в пышную, старинную люстру на потолке. Еще несколько свечей горело в тяжелом бронзовом светильнике на круглом столе. Генрих вспомнил, что свет в доме зажегся, едва старик переступил порог, и у него мурашки побежали по спине. Чтоб зажечь столько свечей, причем в нескольких комнатах одновременно, в доме должно было быть несметное количество прислуги. Но, кроме Каракубаса, в комнате других людей не было, и Генрих подумал, что все они, наверное, наблюдают за пытками того человека, чей ужасный крик раньше слышали они с Клаусом. «А может быть, Генрих вздрогнул от этой мысли, Клаус прав, и слуги сейчас вооружаются, чтоб изловить двух наглецов, возомнивших себя великими сыщиками?» Генрих стал медленно пятиться от окна, но старик внезапно отвел глаза от рукописи и крикнул недовольным голосом:
