Полицейский двинул. Он догадывался, куда его ведут и зачем, но это его почти не беспокоило — хотя и казалось странным, ведь с последнего раза, когда у него забирали кровь, прошло не так много времени. Глаза его искали выход, но всюду были только серые и одинаковые коридоры да небольшие пустые залы.
Вскоре они пришли в небольшое помещение, где стояла крепкая женщина с растрепанными волосами. При их появлении она никак не шелохнулась, ничего не сказала, только глаза ее уставились на них в каком-то ожидании. Эрику она показалась смутно знакомой, однако вспомнить, где он ее видел, он не смог.
Помещение выглядело зловеще. Под потолком горела одна единственная лампа, и время от времени одна ее половина мерцала, пол был заляпан засохшей кровью; углы были грязные, пожелтевшие и покрывшиеся чернотой. У дальней стены свисал мясницкий крюк, рядом с нею стояли столики с разнообразными острыми предметами и чистыми блестящими медицинскими лотками, похожими на металлические почки. Лотков было много, очень много. Сложенные друг на друга, они образовывали собой небольшие башенки.
— Я снаружи посторожу, — сказал длинноволосый, — не хочу на это смотреть.
— Давай, — скучающе отозвался белобрысый.
Длинноволосый вышел в коридор; белобрысый, подталкивая Эрика в спину дубинкой, подвел его к дальней стене и скомандовал:
— Руки подними.
Он поднял. Охранник взял со стола ремни и привязал его руки к крюку. Он сел на корточки и хотел, видимо, связать ему ноги, однако неподвижная женщина вдруг ожила и сказала:
— Не надо. Оставь его так.
Охранник оглянулся в недоумении:
— Почему? У нас правила. Мы всех связываем.
— Так будет интереснее.
Белобрысый смерил ее равнодушным взглядом, а затем пожал плечами и отложил ремень на стол.
— Если он тебе нос разобьет, сама виновата будешь.
— Да-да, а теперь иди уже отсюда и не мешай мне, — женщина пренебрежительно махнула рукой, подошла к столику и стала выбирать подходящий для пыток инструмент, водя по ним пальцем.
— А я все же постою в углу, — не согласился белобрысый, — на случай непредвиденных обстоятельств.
Непредвиденное обстоятельство настигло его совсем не в том в виде, в котором он, вероятно, представлял — и гораздо раньше. Для Эрика оно тоже стало весьма неожиданным. Оно приняло форму шила, которое женщина схватила в тот же момент, когда охранник отвернулся, и вогнала иглу прямо ему в затылок. Белобрысый обмяк, однако женщина поймала его тело и аккуратно уложила на пол. Затем она выдернула шило, бросила на полицейского взгляд, как бы говоривший: «Ни слова!», и крикнула двери:
— Эй, снаружи, нужная твоя помощь! — и метнулась к дверному проему, прилипнув спиной к стене справа. Как раз в следующий момент в помещение вошел длинноволосый. Его глаза округлились, когда он увидел труп. Он хотел что-то крикнуть, но не успел — шило настигло и его череп. Так же аккуратно женщина уложила на пол и его. Далее выглянула в коридор, проверяя, нет ли кого еще поблизости, а затем прикрыла дверь и вернулась к Эрику.
— Я вспомнил тебя! — сказал он. — Я видел тебя ночью, когда патрулировал улицы. Только тогда ты была босая, — в этот раз у женщины на ногах были сандалии.
— Тут слишком грязно, чтобы ходить босиком, — ответила женщина и потянулась к ремням на его руках. — Ты выглядишь на удивление спокойным, Данди.
— Внешне разве что. — И Эрик не врал. Сердце колотилось как сумасшедшее, грозясь разорвать грудь и вырваться на свободу. — И меня зовут не Данди.
— Какая жалость. Так ты не тезка нашего мэра?
— Я соврал. Эрик меня зовут. А ты кто такая, прости за столь прямой вопрос?
— Долго объяснять. Проще сказать, зачем я это делаю. А делаю я это потому, что хочу разрушить идиллию для извращенцев, которую строит мэр. И нет лучшего для этого оружия, чем толпа разозленных оборванцев, которые заявятся на сегодняшний праздник.
— Сегодня уже праздник? День Солнечного…
— Да какая разница, — женщина закончила с ремнями, и Эрик был свободен. — Надо вызволять народ и галопом нестись на площадь.
Она уже дернулась к выходу, но Эрик остановил ее, схватив за руку.
— Подожди!
— Ну что еще? — раздраженно спросила женщина, вырвав руку. — Сейчас не до разговоров. Большинство охранников и полицейских сейчас на площади, понимаешь? Другой такой возможности сбежать у вас не будет.
— Ты ведь одна из них.
Она закатила глаза.
— Думаю, бессмысленно это отрицать, раз уж я тут.
— Почему ты идешь против своих?
— Своих? — усмехнулась женщина. — Нет у меня здесь своих. Я сама по себе.
— Ну, значит, ты тогда наша, — заключил Эрик.
— Как скажешь. Идем уже.
Она обыскала труп белобрысого и нашла связку ключей в одном из его карманов.
— Ты все это спланировала одна?
— Сказала же, я сама по себе. Вот и думай.
На том вопросы у Эрика закончились. Следующие минуты они носились по коридорам и планомерно открывали одну дверь за другой, освобождая все больше пленников. Наконец, всей толпой они собрались в одном из залов у лестницы, которая, по словам женщины, вела наружу. Женщина разъяснила им свою идею, хотя и не стала говорить, кто она (Эрик тоже промолчал, да и всем на самом деле было все равно, когда впереди маячила свобода), и почти все пленники поддержали ее, однако нашлись и те, кто по той или иной причине отказался: одни были запуганы, другие слабы, третьи хотели искать своих родственников.
— А если снаружи нас будет поджидать засада? — спросил татуированный мужчина, сосед Эрика по камере.
— Те, кто был снаружи, уже мертвы, — сказала женщина, не дрогнув лицом. — А если мы кого-то и встретим — нас ведь больше, не так ли?
42
Ким оперся рукой о стену, закрыв глаза. Лицо у него было белое, как снег, его трясло и лихорадило. Он согнулся в рвотном позыве, издал характерный звук, однако наружу ничего не вышло. Он закашлялся и провел пальцами по лбу, стерев испарину. Жан, растерянно наблюдавший за ним, положил ему руку на плечо и сказал:
— Ты как?
— …Никак, — ответил Ким, кашлянув в последний раз и сглотнув слюну. — Походу я помираю. Реально помираю. Мне еще никогда не было так паршиво…
— Просто выпей моей крови, — серьезно сказал Жан. — Хватит упрямиться.
— Нет уж! — дернул Ким плечом, и Жан убрал руку. — Я дал себе слово, и эту гадость в рот не возьму. Плевать! Я не жилец что так, что этак. Хотя бы помру человеком…
Музыка играла совсем рядом. Площадь находилась за домом.
— Ким, это уже помешательство какое-то…
— Да, черт возьми! Я помешан на том, чтобы остаться нормальным! — гневно выкрикнул Ким, а затем, вздохнув, уже спокойнее добавил: — Пошли. Нет времени на споры.
Он оттолкнулся рукой от стены и побрел дальше так быстро, как мог. Жан последовал за ним.
— Лучше не обо мне думай, а о том, как мы реализуем наш план. Ты меня так и не посвятил.
— Мэр любит отвечать на вопросы жителей. Это было в прошлые Дни Солнечного Моря — уверен, будет и сегодня. А даже если он не захочет отвечать, то ему придется. Люди хотят знать, что происходит в городе, и что мэр собирается с этим делать.
— Откуда ты знаешь, что люди хотят знать?
— По разговорам соседей… слышал иногда.
— Понятно… и ты думаешь, мы просто выйдем на сцену и начнем вещать?
— Да.
— Думаешь, нас не прогонят? Как клоунов каких-то?
— Что-то мне подсказывает, что мэр захочет нас высмеять. С его стороны это будет логично: убедить жителей в том, какие мы дураки, и что на самом деле все по-другому. Он использует нас, чтобы показать, что у него все под контролем.
— Ну высмеет он нас, а мы — что? Чем мы ему ответим?
— Ничем, — честно сказал Жан. — Мы идем туда, чтобы рассказать жителям правду и заставить их задуматься.
— Этого мало… — щелкнул Ким языком, — мне не нужно, чтобы жители задумались — мне нужно, чтобы они поняли! Сразу, а не со временем! Потом уже может быть поздно…
