так нахваливала, мол, свят и безгрешен, что я не пошел дальше шуток. И то, потом этот тип развонялся и меня чуть ли ни демоном объявил. Ради Милы пришлось ему рот деньгами заткнуть. Я его еще тогда лично предупредил, что хоть одно движение… – он не выдержал и подрезал автомобиль водителя-тугодума. – А воспитала Милу бабка, она-то и вбила в голову внучке, что нужно во всем слушаться этих словоблудов-сектантов. Что Бог все видит. Старуха уже из ума выжила, но сама Мила! Где здравый смысл, где логика?! И Антон постоянно мозги промывает этим Богом. А ты?! Ты тоже в него веришь?
– Ну… – выход из этого вопроса показался даже более сложным, чем из первого, – как минимум, есть некая сила, недоступная нашему пониманию. Когда я пыталась разбудить Диму, явилось существо из света и…
– Знаю я эту силу, – не дал договорить Нил и скривился.
А следом горько усмехнулся:
– Моя мама тоже так думала. Она была из СССР, – его речь смягчилась и почти утратила акцент. – Отец приехал сюда по работе, и они впервые встретились. Вскоре поженились и жили на две страны. Мама была сильно привязана к России и не хотела уезжать насовсем. Она помогала здесь детям-сиротам. Она тоже считала, что Бог все видит, и прочую ересь несла. Тайно водила в церковь по воскресеньям. Но он не спас, когда ее убивали. Сынок одного влиятельного человека накурился и… – Нил припарковал машину у обочины, на нем лица не было. Он сжал руль так, что побелели костяшки пальцев, – семнадцать ножевых ранений. Она была беременна, мы ждали девочку.
И тут Катя остро пожалела, что поехала с ним. Она не умела успокаивать людей и порой слишком близко к сердцу воспринимала их эмоции. Антон бы нашел подходящие слова утешения, а она могла лишь слушать, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Староста с трудом продолжил, и его голос зазвучал надтреснуто и глухо:
– Мне было семь лет. Я так испугался, что просто впал в ступор и даже не попытался помочь маме. А потом… даже отец, имея деньги и связи, не смог засадить убийцу на нары, а меня долго не могли вылечить: я потерял голос. У подонка и раньше были эпизоды: избиения, изнасилование. Но на это закрывали глаза. И что ты думаешь? Немного полежал в психушке, и его отпустили. И то потому, что мой отец богат и использовал все рычаги влияния. Но на большее не хватило связей. Чертов совок! Сейчас хоть в прессе репортаж об этом можно легко состряпать, а тогда СМИ плясало под дудку властей. У меня ушло восемь лет, чтобы восстановить справедливость. Но за это время он успел сбить насмерть подростка и сжечь живьем любовницу. Зло разрослось…
– Постой! – вырвалось само. – Как?! Тебе было всего… пятнадцать?
Он кивнул.
– Когда умерла мама, я не хотел никого видеть, но окружающие постоянно меня замечали и донимали: с жалостью, любопытством или злорадством разглядывали. И тогда я впервые обнаружил, что их внимание является материальной единицей, что от него можно прятаться, становясь незаметным. Я потом использовал это, добывая сведения и стравливая людей у власти. Я хотел смерти убийце, но понял, что это слишком милосердно для такого подонка. Он сидит до сих пор в очень неприятном месте. А его отец скоропостижно скончался, когда разорился и по миру пошел. Это я поспособствовал. Повезло ему. Я прогулялся по всей цепочке соучастников: нашел подставных свидетелей, врача, выдавшего справку о невменяемости, судью, судмедэксперта… и всех наказал по заслугам, – Нил наконец разжал пальцы и со вздохом опустил на колени руки. Перевел взгляд на девушку, – Теперь понимаешь, почему я взялся за Влада? Он ничего мне лично не сделал, но он преступник. А я потворствовать злу не собираюсь. Сажать таких людей я считаю своим долгом. И… если бы сестра была жива, она сейчас была бы твоего возраста. Конечно, я вынужден заботиться о членах группы, но за тебя ощущаю особую ответственность.
– Как Котовский понял, что наш проповедник его драгоценную Милочку совращает? – Влад сидел на диване и барабанил пальцами по журнальному столику. – Ответь мне. Он слишком рано вмешался.
– Я не знаю, – у Совы забегали глаза. – И не рискую смотреть, кто ему сообщил, ведь староста может заметить мое внимание. Даже через кого-то из их группы смотреть опасно. А как тогда?
– Ладно. Старайся лучше. А как себя чувствует наш «посланник божий»?
– Вчера ему сильно досталось, но он, к сожалению, жив… – блондинка встала с кресла и нервно заходила по комнате. – Пантера, конечно, над ним работает, разжигая праведный гнев. Но убийство на Котовского теперь не повесишь.
– Тюремный срок за нанесение вреда здоровью и удар по его деловой репутации – тоже хороший ход. Попытаемся выжать по максимуму из этой истории, – Влад криво улыбнулся. – Нужно завтра репортеров к больнице подтянуть, вынести это дело на суд общественности. Уж не нам ли знать, как управлять эмоциями этой самой общественности? – его улыбка сделалась шире, – еще и богатство против него обратим. Ведь есть большая разница между заголовками «Развратный падре наконец наказан» и «Сын олигарха жестоко расправился со священником». Зависит от того, как преподнести одно и то же событие…
Наверху послышался топот, и вниз по ступенькам сбежала Лина.
– Пока, – весело пропела девушка и поцеловала брата в щечку. – Я к подружке.
Через пару секунд хлопнула входная дверь.
– А она волновалась сейчас, – задумчиво произнесла блондинка. – Твою сестру легко читать. Не то что тебя.
– Я заметил. Наверно, с парнем встречается, а не с подружкой. Может, наконец, ее влюбленность в Антона прошла?
– Мне понаблюдать за твоей сестрой?
– Не стоит, – Влад помрачнел. – В жизнь моей семьи, вообще, вмешиваться не смей. Никогда, ты поняла?
Черный кот осторожно выскользнул из комнаты. План Влада его, конечно, взволновал, но сейчас за Лину он беспокоился больше. Нехорошее подозрение билось в его маленьком тельце. Сегодня хозяйка вела себя необычно: нервно обсуждала что-то по сотовому, потом механически гладила холодной рукой и даже сейчас ушла, забыв насыпать корм в миску. Похоже, Лина что-то затеяла, и имело смысл за ней проследить…
Глава 34. Фан-клуб Антона
Тем же вечером Катя возвращалась с работы домой. После разговора с Нилом она пребывала в расстроенных чувствах, ведь вчера так и не решилась чисто по-человечески обнять его и проявить участие. Да, легко быть гуру в Гималаях – ты можешь часами медитировать в пещере и даже казаться себе просветленным, но, вернувшись в социум, так и не
