— Но погибли в одном городе, — задумалась Ривальда. — Если это действительно Роковые Часы, то картина для меня сходится. Получается, что Агнус Иллиций нарочно попал в тюрьму. Чтобы узнать у Штраусса правду о Часах. Штраусс указал Иллицию на Золецкого. Иллиций сбежал из тюрьмы, наведался к Золецкому, убил его и…
— И нашёл Роковые Часы у него, — дополнил Уэствуд.
— После чего при их помощи убил Штраусса, чтобы тот никому ничего не рассказал. И тогда уже начал проворачивать убийства Спаркс и Карнигана.
Глесон обнаружил, что дворецкий налил ему ещё один стакан вина. Уэствуд задумался — почему Скуэйн ничего не скрывает от своего дворецкого? Он всё это время находился в этой же гостиной, слушал все разговоры, но никак не реагировал.
Получается, что он глухой? Нет, на входе Уэствуд разговаривал с ним и ничего такого не заметил.
— Но тогда это означает невиновность Мерлина, — заключил Глесон.
— Не думаю, — сказала Скуэйн. — Роковые Часы — это лишь одно из предположений. Очень правдоподобное, но ничем не доказанное. К тому же, Юлиан пока обвиняется только в убийстве Грао Дюкса, а там не всё так однозначно.
— Но по его словам Грао Дюкс погиб именно так.
— И это очень удобно. Нет, из-под стражи Юлиан освобождён не будет. Это слишком опасно. Слышал, что он говорил про меня?
— Что вы умрёте…
— Именно. Я посчитала это за угрозу, и, право, я его боюсь.
— Я считаю мальчика невиновным… Он не мог. Теперь я в этом уверен ещё больше.
Скуэйн наконец-то повернулась к Уэствуду всем лицом и уверенно и громко проговорила:
— Эмоции и догадки не значат ничего.
— Будем надеяться, что до правды мы доберёмся. Рано или поздно. Но в то же время у меня созревает другой вопрос. Почему вы вовлекли во всё меня и всё мне рассказываете?
— Потому что я проверяла твою реакцию, — улыбнулась Скуэйн.
— Реакцию на что?
— На правду. Кто-то определил Иллиция в одну камеру со Штрауссом в самом начале. А потом помог ему бежать. Кто-то замёл следы убийства Тильмана Штраусса, когда это было необходимо. Кто-то просто водил следствие за нос и этот «кто-то» явно был частым гостем в полиции. И подозрительно быстро и легко узнал про Роковые Часы.
Выражение лица Уэствуда резко начало меняться, потому что в голову пришла самая худшая догадка по этому поводу.
— Что вы имеете в виду? — спросил Глесон, хотя уже догадывался, каков будет ответ.
— То, что тот самый продажный полицейский — это вы.
— Я? Это оскорбление! Я работаю тут почти тридцать лет, меня каждая собака знает.
— Но не я! — Скуэйн даже привстала из-за стола.
Её тон стал прямо-таки зловещим. Уэствуд слукавил бы, если бы сказал, что не испугался.
— Это ошибка!
— Я выведу тебя на чистую воду. Будь уверен. Жаль, что сейчас закон не позволяет мне ничего сделать своими руками.
— Сорвенгер обо всём узнает. И ограничит вас. Я невиновен. Я просто не могу им быть!
— Вот она — та самая реакция на правду. Я расписала тебе все твои действия по порядку и ты всё понял. Ты согласился со мной, а ведь я только предполагала, не более того. Уэствуд, глаза тебя выдали. Скажи — на кого ты работаешь? На Молтембера?
— Я работаю на Якоба Сорвенгера и его участок полиции! Всё, я не желаю продолжать разговор. Он оскорбительный. Я покидаю вас и не вздумайте идти за мной.
Уэствуд встал и, преисполненный жаждой гнева, отправился к выходу. Стоило сказать «спасибо» за вино, но эта женщина такого не заслуживала.
Сейчас она едва не разрушила репутацию Уэствуда. Завтра она расскажет о своих догадках Сорвенгеру и тот поверит ей. Есть между ними какая-то связь покрепче дружбы, которую они скрывают. Они будут считать, что нашли того самого сообщника Иллиция и с радостью отправят Глесона на суд, не предоставив никакого права слова.
В грязи Уэствуд погряз по самые уши. Нужно было выбираться.
Несмотря на внешнюю наивность и природную скромность, Уэствуд никогда не считал себя тем, кого можно легко обвести вокруг пальца. Слишком много обмана и предательств в своей жизни он пережил, чтобы впредь доверять кому-то или сдаваться.
Глесон никогда не был героем гражданской войны с Севером, как известный Уильям Монроук, который стал фигурой едва ли культовой в каких-то кругах. Уэствуд остался тогда в тени, в безызвестности и бесславии, хотя участие принимал в войне непосредственное. Крови тоже немало пролил, немало эмоций оставил.
Но никто никогда не скажет за это «спасибо». Все забыли, что такое благодарность. После того, как Уэствуду ещё тринадцать лет назад вручили почётный орден ветерана войны, никто и никогда о нём не вспоминал.
Глесон ещё долго в одиночестве сидел в машине, размышляя, как несправедливо обошлась с ним судьба. Именно сейчас ему показалось, что жизнь достигла самого дна.
В то же время, это значило, что и терять ему по сути не было.
Поначалу он планировал взять бутылочку горячительного и в одиночестве испить её, но никаких проблем это не решило бы. Несмотря на соблазн выпить и забыться в синем тумане, Уэствуд нажал на газ и поехал прямо в полицейский участок.
— Мистер Глесон? — удивился дежурный, едва завидев инспектора в дверях.
— Да, я, — ответил Уэствуд. — Сегодня ты освобождаешься от работы, иди домой. Я продежурю сам.
— Но у меня же смена, — неуверенно сказал дежурный.
— Марв, не испытывай моё терпение. Сегодня я продежурю вместо тебя, и оплату за смену ты получишь.
— Как скажете, мистер Глесон, — сказал Марв и отправился в кабинет за своими вещами.
Над участком нависла тишина. Уэствуд понимал, что его разоблачат в первую же минуту, но почему-то именно сейчас было на это наплевать. Его работа, истинное призвание — вершить справедливость, а не прыгать под дудку негодных людей. Глас рассудка не вторил самому себе и никакого выбора не осознавал..
Когда Марв наконец покинул участок, Глесон снял связку ключей со своей стены, и, помявшись с пару минут, отправился вниз, в подземелья.
Он шёл очень тихо, не использую фонаря и спящие заключённые вряд ли его замечали. А если и замечали, то скорее всего считали, что это очередная поверка охраны, на которую они уже внимания почти и не обращали.
Дойдя до нужной ему камеры, он нагнулся и проговорил:
— Вставай, Мерлин.
Но юноша спал и эдакий полушёпот Уэствуда вряд ли вообще мог его разбудить. В кармане Глесон нашёл только завалявшуюся баранку, и, посчитав её за неплохой будильник, кинул прямо в подозреваемого.
Тот немного поёжился и повернул голову в сторону Глесона.
— Вставай, Мерлин, — повторил Уэствуд и зажёг спичку, чтобы юноша смог увидеть его лицо.
