Наташа несколько раз глубоко вздохнула. Стараясь смотреть только на него, она оттолкнулась от борта. В короткий миг, когда под ногами ничего не было, ее захлестнул ужас. Казалось, что сейчас она снова окажется в воде, и…
Она коснулась Германа.
— Ну-ну, — зашептал в ухо хрипловатый голос, — всё хорошо. Ты молодец!
Пучина под ногами оказалась где-то далеко. Страх таял как сахар в кипятке, и Наташа чувствовала, как она сама готова расплыться в крепких надежных руках.
Где-то загудел мотор. Платформа легонько дернулась, поднимая прибывших наверх.
Подъемник выключился. Кругом звучала музыка и голоса. Похоже, вечеринка была в самом разгаре.
Герман мягко отстранился.
— Пойдем?
Наташа огляделась.
Люди в вечерних нарядах танцевали на палубе. Несколько человек с бокалами стояли возле борта рядом с ними, неспешно что-то обсуждая, но из-за музыки нельзя было разобрать ни слова. И никто не обращал внимания ни на Наташу, ни на Германа.
— Нас тут не ждут?
— Некому нас ждать. На самом деле мы на яхте одни. Это голограммы, — улыбнулся Герман.
Запоздало в голове Наташи всплыло наставление НС, которое заставили выучить наизусть, как Наташа ни отмахивалась:
«Будьте осторожны в завязывании знакомств, выборе партнеров. Вы, первая линия, привлекательны для мошенников, людей с неустойчивой психикой, террористов и активных фанатов. Незнакомых, а равно и давно не встречавшихся знакомых, оцените по следующим пунктам…»
Все признаки говорили за то, что мужик не бедный, так что на ее копейки не позарится. И точно не фанат стиллов. С фанатами она знакома. Ничего общего. Любитель старого доброго, судя по всему, но с психикой у него явно порядок. И от него просто веет надежностью.
А Герман вел ее по палубе мимо танцующих и гуляющих голограмм к площадке, оборудованной на корме. К пятачку свободному от голограмм со столиком, сервированном на двоих. В кривоватых тарелках нарочито ручной работы, приборах из бамбука, скатерти с затейливой вышивкой и орхидеях, свисающих из вазы, — коряги, по определению Наташи, сквозило откровенное пижонство. Впрочем, с одной стороны, на нее явно хотели произвести впечатление. А с другой — столик копировал недавно виденную рекламу, а значит, этот мужик привык жить проще, без ежедневного участия дизайнеров.
Наполированный гурик с подносом, уставленным блюдами, имел хороший ухоженный вид. Но устаревший дизайн электронного слуги подтверждал, что его хозяин ценит надежность и не заморачивается.
Герман пододвинул стул, сделав приглашающий жест.
— Наталья, приглашаю вас разделить со мной этот скромный ужин.
«Ни дать ни взять — истинный джентльмен», — подумала она, садясь на нарочито грубоватое изделие с кустарной резьбой по всей спинке.
Ей хотелось ответить как-то созвучно приглашению, но ничего подходящего на ум не шло. Перебрав несколько фраз, показавшихся одна глупее другой, удалось выдать только:
— С удовольствием!
Герман пододвинул стул, устраивая гостью поудобнее.
«Какой милашка… — подумала Наташа. — Мужественный обходительный и загадочный. Настоящий Джеймс Бонд. А я ведь и не помню, когда за мною ухаживали».
Он сел напротив и кивнул роботу, будто тот живой официант. Тот показал бутылку, продемонстрировал этикетку, и, определив молчание Наташи как согласие, разлил вино по бокалам.
— Я принес бутылку Шате Лафит Ротшильд две тысячи пятого года. За вас, Наталья! — Герман поднял бокал, подмигнул. — Отличный винтаж. Как и ты, с годами становится только лучше.
Наташа почувствовала, что щёки нагрелись, будто к ним приложили утюги. Она залпом осушила бокал. Робот незамедлительно налил еще.
Стараясь отвлечься от комплимента и того, что он может означать, она принялась рассматривать железного стюарда.
Было в этом нарочито угловато-несуразном что-то обаятельное, напоминающее роботов из старых фантастических фильмов, когда человекообразных машин изображали люди. Всё это отдавало стилем, классикой, которая, если верить специалистам, не устаревает никогда.
Робот же выставлял на столик тарелки, снимал с них крышки, а Герман комментировал каждое блюдо.
Наталья смотрела, рассеянно слушала и ловила себя на том, что обед был давно и неудачный. Теперь она была готова съесть даже любимое блюдо Лили, может быть, даже не поморщившись. Не говоря уже про всякие гребешки в соусе из базилика, жареные на гриле бранзино и паэлью, приготовленную тоже из морепродуктов.
Ей кто-то рассказывал, что жрать ложкой деликатесы, наваливаться на еду в гостях, как голодный пес в мясной лавке, и уничтожать всё съедобное наперегонки с лесным пожаром, неприлично. И вести себя здесь и сейчас ей хотелось хорошо, подобно воспитанным дамам.
Наташа осторожно подхватила немного паэльи. С видом истинной ценительницы осторожно положила ее в рот и прикрыла глаза, борясь с искушением тут же проглотить.
Ничего, типа шафрана и особенно тонкого вкуса моллюсков она не почувствовала. Желудок, заметив, что в рот попало что-то поинтереснее вина и свежего воздуха, спазматически сжался, требуя внимания хозяйки. Когда Наташа, уступая его подергиваниям, сглотнула, он с урчанием принялся переваривать, не забывая напоминать о добавке.
— Это чудесно! Натуральное всегда лучше синтетики.
— О да… — сдержанно произнесла Наташа. — Это просто замечательно. Натуральное?
Герман кивнул.
— Заметно, и всегда лучше синтетики, — прокомментировала она, борясь с желанием опустошить эту, а заодно и прочие тарелки.
— Важен не только факт натуральности, — с важным видом объявил он, делая распоряжение роботу, наполнить ее тарелку. — Нужно не забывать, что у натурального есть градации качества.
Что он говорил дальше, Наташа слышала плохо. Она сосредоточилась на практической стороне вопроса, и это ее вполне устраивало. В конце концов, не так важно, что этот мужчина говорит. Его приятно слушать, и довольно.
Момент прекрасен, еда отличная, жизнь замечательна.
Чего еще надо?
Когда блюда опустели, Наташа про себя отметила, что, пожалуй, могла бы эту трапезу повторить, но старательно изобразила полное удовлетворение. С голоду она не умирает. И ведь не жрать же она сюда пришла? Как минимум не только. Переедание вообще вредно.
Заметив, что она поежилась, Герман предложил:
— Становится прохладно. Пройдемте в кают-кампанию. Греться. Там теплее.
— Я вся дрожу, — сдавленно пискнула Наташа, подавая руку.
Кают-компания обстановкой напоминала шикарный салон. Панели натурального дерева и кожаная обивка говорили о совсем иных предпочтениях, нежели деревянные стулья и корявые тарелки на палубе. Тут всё дышало роскошью. Единственной диссонирующей деталью был квадратный экран, показывающий плакат с рекламой элитных апартаментов на острове Туккайя. И запах. К ароматам дорогой кожи и дерева примешивался легкий запашок антисептика.
— Наташа, — Герман заглянул ей в глаза, — мы одни на яхте. Посередине океана. Вас это не смущает?
Она поняла, к чему этот вопрос.
Наташе не нравились глупые долгие разговоры, когда и так понятно, что должно произойти. К чему идет дело, она догадалась еще в баре, а весьма легкий ужин добавили ей уверенности.
Наташа посмотрела на шею Германа и, увидев пульсирующую жилку, прикрыла глаза.
Он выключил свет, а может, и всё электричество, и кинул пульт в сторону. Сгреб Наташу в объятия. Стало так тихо, что звуки вечеринки только угадывались. Даже холодильник и кондиционер затихли.
Это неожиданно испугало и одновременно возбудило Наташу. Она вообразила обнаженного Германа на верхушке пальмы, срывающего бананы и шумно вздохнула.
Голова гудела, пальцы на руках покалывало, жаркая волна прокатилась с головы до пят. Она в темноте пыталась встретиться с Германом в поцелуе. Но его голова уткнулась в ее декольте, а руки освобождали от бретелек платья и нащупывали застежки.
Наташа расстегнула всё сама, зная, что в порыве страсти одежда часто проигрывает.
