У элементалистов были совсем другие масштабы, они могли вызвать град, устроить небольшое землетрясение или заставить реку выйти из берегов. И эти их умения нельзя было объяснить с помощью обычной алхимии, да и вообще классической магии. Разве что на самом деле поверить в существование элементалей – духов стихий. Если подумать, были ли элементалисты вообще магами и людьми? Даже внешность их была странной, с бросающимся в глаза изъяном. Всегда разным. Дед рассказывал мне о повелителе стихий с абсолютно безволосым телом – ни ресниц, ни бровей – и странно заостренными зубами. У другого, как я вычитала когда-то, были белые волосы и кожа, отливающая серебром, еще у одного – на несколько пальцев больше, чем должно быть. Так что глаза со змеиным зрачком – это не страшно. Хотя, может, у него хвост под одеждой? Проверять совершенно не хотелось. Рядом с алхимиком присущий мне исследовательский дух отчего-то пропал и вообще хотелось стать как можно более незаметной.
Между тем Петер доброжелательно пожал руку Рихтеру.
– Вы же понимаете, что тут нет оснований для тревоги? Мы не делаем ничего плохого.
– Но протокол все равно придется составить, – с тоской в голосе сказал алхимик. Оглядевшись, нашел себе стул и, усевшись, скомандовал: – Рассказывайте. И пана Котовского развяжите… если это возможно.
– Почему бы нет? Мы все равно уже закончили, – пробормотала я и тут же пожалела об этом.
– Барон, познакомьте меня с прекрасными дамами, – бархатным голосом попросил Рихтер, улыбаясь побледневшей Марте. Зубы у него оказались вполне нормальными, человеческими.
– Марта Тиоли, моя невеста, и София…
– Гревениц. Племянница барона фон Гревеница, – поспешно перебила я Петера. Меньше всего хотелось фигурировать в полицейских отчетах как Вернер.
– Хотите прикрыться знатным родственником? Мне плевать на чины, регалии или родство, фрейлейн, особенно если вы в чем-то виновны.
– Нет, я… Простите.
Да какая разница, что обо мне подумают?
Я занялась веревками на руках Анджея, прислушиваясь к беседе Петера и алхимика, правда, друг был немногословен. Нас с паном Котовским связывал контракт, согласно которому мы не могли разглашать информацию о его проблемах и о том, чем мы занимались. Так что Петер отвечал уклончиво и более чем расплывчато.
– Важно, что мы не применяли ничего из реестра запрещенных чар. Можете хоть вашего артефактора пригласить, он подтвердит.
– О, уверен, так и есть. Только реестр – не слишком надежная вещь, он быстро устаревает. Вы, ребятки, всегда придумываете что-то новое, все более пакостное и непредсказуемое. Скажите мне главное, барон: ваши действия способны причинить вред подопытному?
Петер кинул растерянный взгляд на меня.
– Что, фрейлейн Гревениц тут главная? – с насмешкой спросил Рихтер. – Фрейлейн, не поделитесь со мной? Зачем вам вообще живой человек на опыты? Или вы его собирались умертвить с помощью фрейлейн Тиоли, а потом начать чаровать по-настоящему?
– Фрейлейн не может вам ответить. Мы заключили контракт о неразглашении, – ответил вместо меня Котовский, вставая и потирая запястья. Я поспешно накинула на его плечи покрывало со стола, хотя надежды, что алхимик не заметил знаки на спине, было мало.
– А о другом контракте вы не позаботились?
– О каком? – спросила настороженно.
– О том, что защитит вас, фрейлейн, и ваших друзей в случае смерти пана Котовского. Мало ли что может произойти.
Тут уже настала моя очередь растерянно смотреть на Петера. Тот, впрочем, не нервничал.
– Да, такой контракт есть, – сказал он. И уже мне: – Я заключил его с господином Котовским в день нашего знакомства.
Все же у Петера Шефнера голова варила, в отличие от моей – в таких формальных вещах я была довольно беспомощна.
К счастью, мы довольно скоро надоели господину полицейскому, и, задав еще несколько формальных вопросов сначала Марте, а затем Котовскому, он решил нас покинуть.
– Ведите себя тише, чтобы не беспокоить хозяйку дома, – на прощание сказал Рихтер, когда его подчиненные ушли. – И, Петер, передавай привет своему дяде. Скажи ему, что если он еще раз попробует подсунуть нам Джиса, то уже я приду к нему поработать. Пусть попробует отказаться от такой помощи.
– Непременно скажу, – уныло кивнул мой друг.
Я убедилась, что алхимик уехал, и только тогда смогла хоть немного расслабиться.
– И откуда ты его знаешь, Петер?
– Рихтер друг моего дяди по университету. Был им, по крайней мере, – я не видел его в нашем доме лет пять. Да и в столице он бывает редко.
– Занимая столь высокий пост в полиции? – удивился роанец.
– О, это чисто формальная должность, чтобы удержать его на службе. С Гайне он не ладит, в департаменте магии ему скучно, а вот в полиции прижился. Наверное, потому, что Холла спокойно относится к его… привычкам.
– Почему ты назвал этого мага особенным? – спросил Котовский. – И что у него с глазами?
– Он элементалист, – ответил Петер.
Судя по взгляду роанца, тот ничего не понял, и я пояснила:
– Элементалист. Повелитель стихий. Они управляют силами природы.
– А, из этих! У нас их называют магами погоды. Разве это алхимия?
Я пожала плечами. Чем больше я постигала магическое искусство, тем лучше понимала, насколько условно разделение между разными магическими направлениями. Да разве я сама не была лучшим этому подтверждением?
В тот день Котовский, как обычно, развозил нас с Мартой по домам. Сначала завозил ее, а затем, по пути к своему особняку, и меня. В этот раз освободились мы поздно и вымоталась я довольно сильно, так что сама не заметила, как задремала на заднем сиденье. Проснулась от тихого голоса, сообщавшего мне на ухо, что мы приехали, и заметила, что каким-то образом прикорнула на плече роанца. Неловко отодвинувшись, зевнула, еле успев прикрыть рот рукой.
– Прошу прощения.
– Ничего страшного. Моя вина, что вы работаете со мной до самой ночи и так устаете.
– Пока вы платите, меня все устраивает, – добродушно ответила я.
– Ваша честность и прямота, фрейлейн, неизменно меня радуют, – хмыкнул роанец, ничуть не обидевшись.
Котовский был всего на три года старше Петера, к тому же удивительно открыт и не заносчив. Он так легко и естественно влился в нашу компанию, что мне порой казалось, что мы давно общаемся и дружим с ним.
– Мне приятно вам помогать. Вы хороший человек, господин Котовский.
– Вы можете звать меня Анджеем.
– Тогда… пан Анджей?
– Можно и так, пани София.
Я смущенно улыбнулась и, стеснительно кивнув роанцу, потянулась к ручке дверцы. Обычно Котовский сам помогал мне выйти из автомобиля, подавая руку, но в этот раз он остался сидеть на своем месте.
