же какая беда приключилась, обманули доверие. Как будто в первый раз… И главное расстраиваются столь искренне, что у самого на душе лепард скребется.
— Сигма, ты уверен, что именно Дрэксон украл эти деньги? — глаза баронессы с надеждой воззрились на меня. — Может ты что-то напутал? Может он откладывал заработанное на дожитие?
— Ваша светлость, а вы книжечку записную полистайте. Там все четко расписано: в какой день, какую сумму. Старый хрен был настолько уверен в собственной безнаказанности, что даже текст не шифровал.
— Столько лет служить… Нет, я не могу в это поверить, он не мог.
— По вопросам веры — это к церковникам. Я лишь констатирую имеющиеся факты… Баронесса, мы пойдем, парням еще флигель обустраивать нужно.
— Погоди, — остановила девушка и протянула коробку, — возьми.
— Всю? — не поверил я собственным глазам.
За спиной девушки дрогнул верный Гаскинс. Нагнулся и громко зашептал:
— Ваша светлость, хочу напомнить о покупке химикалиев. И необходимо заплатить за прошлую поставку… ждать не любят.
Рука баронессы дрогнула.
— Хорошо. Сколько здесь, сто тысяч?
— Девяносто шесть, — уточнил я.
— По закону пятая часть средств, возвращенных в казну, полагается в качестве награды. И таковой будет ваша доля.
Гаскинс попытался возразить, но баронесса не слушала. Она позволила отсчитать двадцать тысяч, а после с благодарностью вручила.
Бабура, рассовав купюры по карманам, вышел первым. Меня же задержали у самого порога.
— Вы удивили меня, братец, — взгляд баронессы был долгим и внимательным, словно девушка очнулась от долгого забытья, впервые заметив, что рядом есть ещё кто-то кроме Гаскинса. — Может раньше вы были мошенником и совершали много недостойных поступков, но сейчас… вы поступили очень благородно. Спасибо!
— Да ладно, чего там… подумаешь деньги.
— А я не за деньги благодарю.
Ледяные девичьи пальцы коснулись моей руки, и я вздрогнул. Нет, не от холода — просто не ожидал подобных нежностей от баронессы. Сама подошла, сжала ладонь… Длилось прикосновение всего лишь мгновенье, но странное дело — даже спустя час я чувствовал на коже легкое, едва ощутимое покалывание.
Доставшиеся в награду деньги разделили тем же вечером. Нагулявшийся вдоволь и получивший причитающуюся долю Рогги, ворчать меньше не стал.
— Могли бы иметь в пять раз больше, — заявил он, пряча деньги за пояс.
— А могли бы вообще ничего не получить, — возразил Бабура. — Сидели бы сейчас в таверне и пропивали последнее. Судьба жадных не любит: особенно тех, кто разевает рот на чужой кусок пирога.
— Я всё слушаю и ни как в толк взять не могу. Может у тебя в роду церковники были? Михайло, ты прямо скажи… Нет? Тогда откуда взялась страсть к проповедям о судьбе-судьбинушке и грозных богах, что непременно накажут? Ты лучше Танцору сказки на ночь рассказывай, он парень молодой, послушает с удовольствием. А я вдоволь успел нагорбатиться, чтобы каждой монетке цену знать.
— Чужой монете, — тут же не преминул добавить Бабура.
— Я эти деньги не крал!
— Если присвоил ворованное — то считай, тоже самое, что и украл.
— Если бы я не открыл книгу, и не вник в записи, никто бы про эти деньги не узнал.
— Значит так было угодно богам.
— Причем здесь боги? Я!!! Я нашел эти деньги, понимаешь! Если бы не залез под шкаф и не отыскал книгу…
— А если бы баронесса не впустила во флигель?
— Какой же ты б. ть, душный! — не выдержав, закричал Рогги. Выбежал на улицу, но спустя пару секунд вернулся, чтобы вновь проорать: — гребаный проповедник!
И уже тогда от души хлопнул дверью.
Они продолжали ругаться два дня и только на третий буря стихла. Рогги окончательно смирился с финансовыми потерями, лишь изредка вспоминая про тот случай.
Зычник так и вовсе про него забыл, стоило увидеть свою долю. На следующий же день он щеголял в обнове — высоких ботинках на модной нынче шнуровке.
— Дурья твоя башка, зачем коричневые взял, — отчитывал парня Бабура. — Они же не практичные нихрена. И кожа тонкая, как у бабской сумочки. Вот, попробуй, помни на сгибе — чуешь? И узкие, хрен нога влезет.
— Продавец сказал, что «лодочка» — новый модельный ряд, весьма популярный у слабого полу.
— Мозги у тебя слабые… Лучше скажи, сколько денег спустил на подобное «чудо»?
Зычник не признался и правильно сделал, потому как с Бабуры сталось бы всю оставшуюся неделю читать проповеди об экономии. Удивительное дело, но бывший шкотовый, в миру Михайло Бабурин, оказался на редкость хозяйственным мужиком. До морской жизни была у него небольшая лесопилка под Северец-Озерным и целая мастерская по изготовлению мебели. Что со всем этим добром сталось, Бабура не рассказывал — сразу мрачнел лицом и требовал сменить тему. Оно и понятно, что ничего хорошего. Не от лучшей жизни подался в моряки.
На корабле пространства было мало — особо не развернешься, вот и прятал здоровяк деятельную натуру. А стоило ступить на твердую землю, как внутри заиграло.
Уже на третий день Бабура взялся за крыльцо. Нашел в сарайчике доски и принялся пилить и колотить. Не только ступеньки заменил, но и перила исхитрился вырезать в виде стеблей и листьев неведомых растений.
— Это что за водоросли? — удивился Зычник, впервые увидав подобное чудо.
— Какие водоросли, дурья твоя башка. Или окромя воды ничего не видел? Это же лианы.
— Ну не знаю, — засомневался парень, — у лиан вроде стебли тонкие.
— Вроде у бабки в огороде. Ты все купил, что я тебя просил?
Пока Бабура занимался строительными работами, Зычник бегал на посылках: то материалов по мелочи прикупить, то съестного на кухню. А если этого не было нужно — занимался уборкой. Благо пыли в особняке скопилось на годы вперед. Парень по началу роптал, дескать почему именно он должен заниматься столь неблагодарной работой. Тогда Бабура предложил на выбор крышу латать или кашеварить. Больше вопросов не возникало.
С обязанностями сухопутного кока неплохо справлялся Рогги. Большую часть времени корабельный всезнайка предпочитал возится на кухне, громыхая посудой. Все дулся на нас с Бабурой, за то что лишили найденного богатства. Заодно наводил порядок в подотчетном хозяйстве, пришедшем в запустение после смерти старого слуги.
Каждый нашел занятие, только один я слонялся без дела. Обещал сестрице узнать информацию про второго пассажира, а сам страдал бездельем: кушал в уличном кафе, наблюдая за прохожими, совершал послеобеденный променад, улыбаясь милым дамам. Одним словом, вел себя как настоящий барон.
В один из вечеров заглянул в местный бордель, подсвеченный множеством разноцветных фонарей. Заказал грудастую блондиночку и оказался крайне разочарован предоставленными услугами. Шлюха явно скучала, отрабатывая положенный номер. Сначала изучала отражение
