– Эх локаторы! – незамедлительно отреагировал Костя, позабыв обо всяком неуважении к своей персоне и отсутствии явного проявления наличия магии.
– Переведи, – обратился Иму к напарнице.
– Если не ошибаюсь, его уши поразили.
– То есть не видел?
– Считаете, в здравом уме я б пропустил Чебурашку со светящимися ушами? – Парень с удовольствием подметил ухмылку на лице негра. Шутка, очевидно, получилась удачная.
– У альвов уши только на снимках светятся, – снова пустилась в разъяснения сердобольная Горица. – У них там сосуды ближе всего к поверхности кожи, плюс их больше, чем у любого другого создания, так что циркулирующее маниту легко запечатляется.
Костя засмеялся.
– Нет, ну тут он прав. Альвы дурные что мозгами, что на вид. – Иму повернул экран планшета к себе и скривился.
– Не начинай, – завелась девушка. – Они с причудами, не более. Каждому роду свое!
– Нравятся альвы?
Гор порывисто скрестила руки на груди. По крайней мере теперь подобные неожиданные и неуместные переходы Иму на ее личность по поводу и без легко объяснялись, и вот это сердило русалку больше всего. Даже тут, в Иномирье, с этим мальчишкой под боком, леопард умудрился со свойственной ему импульсивностью залезть в ее личное пространство, не имея при этом никаких прав.
– Нравятся! – Гор сердито поджала губы и с вызовом взглянула аниото в глаза.
Он, конечно, совсем не походил на тех зверей, супротив которых ее предки не раз шли в бой, да и прошлым своим не гордился, как иные. И все же она – не зверь, чтоб можно было пытаться покорить ее, как представителя своего рода. Она – дитя пресных вод, нежных и опасных.
Иму легко читал эмоции на ее курносом лице. Русалка решила проигнорировать свою истинную сущность и поиграть в легенды о владычицах озер, прекрасных и холодных защитницах от плотоядной нечисти. Так выходило даже интереснее. Вызов – это всегда интересно. Тем более что свою склонность к приключениям и горячему сексу она придавить вряд ли сумеет. Ее заблуждения относительно себя самой всегда выглядели крайне обворожительно.
– У меня сейчас ощущение третьего лишнего. Нет? – Костя переводил взгляд с одного своего сторожа на другого.
– Клеомен – сын Дике? – Руся с трудом верила в услышанное. – Черт и богиня истины? Да как они вообще умудрились… – Ведьма сцепила пальцы в замок, изображая нереальную, на ее взгляд, связь.
– Вот это, – Зверобой повторил ее жест, – спроси у Клео. Меня такие детали не интересуют. Богам в период регулярного брачного обострения и тумбочка за трон сгодится. Шеф вон пережил свое без последствий, и ребята счастливы. Иму больше всех за него переживал.
Козлова досадливо вздохнула. Только она, только подвластная Шуту могла не сложить два плюс два. Зачем Эйдолону серьезные отношения с нимфой, пусть и одаренной? Зачем мягкая досада от расставания вместо стандартной божественной глубокой депрессии сроком на год от утерянной вечной любви? Все просто! У бога было обострение.
– Змий!
– А люди поминают меня, – подмигнул Зверобой и в два прыжка преодолел ступени.
– Всех вас и никого конкретно. – Маруся не спеша поднялась следом. – Ты уверен, что никто бежать не вздумает?
– Это же нимфы. – Черт постучал. – Нимфы не бегают. А если бегают, то очень эротично и на камеру.
– Смешно. – Руся вновь вернулась мыслями к родословной Клеомена. Прямое наследие оры не подавишь никакой магией: сын Дике будет всегда точно знать, лжет создание или говорит правду.
Дверь общежития распахнулась, на пороге стояло полуголое видение в прозрачной бледно-лиловой тунике.
– Добрый день. – Зверобой протянул руку видению и покровительственно заглянул в ярко-фиолетовые очи. – Как вас зовут?
– Амбра, – шелковым высоким голосом ответствовала нимфа.
– Итак, Амбра, скажите, где Гладиола Мов?
Козлова удивленно уставилась на спутника. Оказывается, работать в паре с Ликом куда как проще, чем с его подчиненными. С Иму неладно, Горица – чудачка, перед Мос виновата, теперь этот вот с нажимом допрос начинает вместо законного вежливого диалога.
– Она пропала. – В фиолетовых глазах промелькнули первые искры разума.
– Амбра, где ее вещи? Быстро!
– Мурзик забрал.
– А комната?
Красавица заколебалась, впервые, очевидно, призадумавшись, зачем и кому отвечает на вопросы.
– Убойный отдел МУПа, – ответил на ее нерешительность Зверобой и склонился к миловидному личику чуть ниже, стараясь не потерять зрительный контакт.
– Комната?
– Виола под себя переделала.
– Давно?
– Два года назад.
– А до этого?
– Коломбина жила.
– А до Коломбины?
– Фульвия год, а до нее еще Орнелла с Росой. Но мы всё постарались сохранить, как было при Гладиоле. – Фиолетовоглазая хлопнула ресницами и заулыбалась.
– Благодарю.
Нимфа склонила голову в изящном поклоне и еще около минуты наблюдала за удаляющимися посетителями.
– Сохранили как при Гладиоле? – иронично прошептала Козлова, стоило им завернуть за угол, туда, где на сиденье спортивной красавицы Зверобоя отдыхала ее метла.
– Ничего неожиданного. – Черт снял экран защиты и подал ведьме ее фамильный транспорт. – Может, все-таки пассажиром со мной?
– Нет, мне на метле надежнее. Откуда ты знал, что в комнате куча созданий перетопталась?
– Ты просто никогда не жила в доме сестринства нимф.
– Я не… Что? – Маруся замерла, так и не сев на расчехленную метелку.
– Встретимся у Мурза. – Зверобой обворожительно улыбнулся, подмигнул и повел свой болид навстречу идеальным городским дорогам.
– Вот… Черт! – Козлова оседлала метлу, стукнула каблуками и взлетела над землей.
Где жил Сатир, знал любой ребенок. А когда и при каких обстоятельствах Зверобой жил в доме сестринства нимф, она пообещала себе уточнить у кого-нибудь из ребят.
– Этот ме-мир давно поза-ме-э-был, что такое красо-ме-э-та. И только нимфам дано привне-ме-э-сти в его бессмысленное существо-ме-вание толику ме-э-чуда, заставить радовать глаз чисто-ме-той цветов и естественностью их соче-ме-э-тания.
На лице Зверобоя не дрогнул и мускул.
– Повторю вопрос. Когда в последний раз ты видел Гладиолу?
– Ме-э, – проблеял Сатир, осторожно покосившись на неумолимого муповца. Маруся поерзала на диване, где она заведомо удобно устроилась еще минут двадцать назад, когда ее коллега только приступил к беседе. Каждому в этом мире доподлинно известно, что единственный, неповторимый, бессменный руководитель всех живых, почивших и не родившихся нимф – создание странное во всех отношениях.