— Опять липа, не поверит самозванец… Палатки ваши у лога?
— Наши. Там целая группа обеспечения. Спецназ…
— Сколько у тебя людей?
— Как говорят, количество, достаточное для выполнения задачи, — ухмыльнулся Плюхач.
— Ладно, кончай прикидываться. Сколько?
— Ну, два человека со мной, два на маршруте и еще два на объекте.
— На каком объекте?
— Там, где пилят жемчуг…
— Это хорошо. Что вы там делаете?
— Сергей Николаевич… Я, конечно, понимаю, но есть такое выражение — служебная тайна…
— Ты иди и скажи это Хлопцу. Майор что-то вспомнил, затосковал.
— В общем-то, ничего особенного… Пирамиды прослушиваем пока, собираем первичную информацию…
— И что же пирамиды?
— Молчат, — вздохнул он. — Круглыми сутками. Будто там не люди — мумии. Это же надо… Один Власов стоит за станком и плачет.
— Кто это?
— Да камнерез, помнишь? Пилит и плачет…
— А что он плачет?
— Жемчуг жалко… И еще в одной пирамиде иногда слышится какой-то неясный звук.
— В какой?
— Есть там одна, немного в стороне стоит. Искристая такая…
Самохин остановился.
— И что за звук?
— Я только в записи слышал… То ли женский смех, то ли слезы, не разобрать. Спецы по акустике говорят, такой звук может издавать камень, которым она облицована.
— Таганаит?
— Ну да… Будто в нем особая кристаллическая структура, реагирующая на тепловые или магнитные изменения. Днем, например, кажется плач, а ночью смех. Или наоборот…
— Ладно, посмотрим. — Самохин вырвал клок мха и выдавил воду в рот. — Мне нужны все, и группа обеспечения тоже. Отсюда есть прямая дорога к пирамидам?
— Кривая, от стеклозавода, через пять пустых деревень…
— Вокруг Тартара много охраны?
— Да ползают там эти ребятишки в трико. Позавчера был один, вчера уже двое…
— Усилили? А внутренняя?
— Один постоянно торчит возле этой искристой пирамиды и еще телохранитель при хозяине.
— Где отдыхающая смена?
— В бункере под землей… Ты что, Тартар воевать собрался?
— Подъехать и встать где-нибудь поблизости можно? И так, чтоб не засекли?
— Можно, конечно, но… Самохин пошел к машине.
— Собирай всех своих и поехали. Плюхач догнал и виновато подтянул плечи.
— Сергей Николаевич… Но мне поручено заниматься исключительно жемчугом. Приказ о прикомандировке к «Бурводстрою» отменили почему-то…
— Ничего не знаю, собирай…
— Я нашел тебя, задачу выполнил, — забормотал тот. — Дальше, извини, буду заниматься своей работой. Ну, еще доложу…
— У тебя какая связь?
— Космический телефон…
— Богато…
Самохин остановился, шлепнул ладонью напившегося комара на щеке Плюхача.
— Передай своему руководству, до особого распоряжения я запретил даже приближаться к пирамидам, молчунам и жемчугу. Тебя вместе с группой оставляю под своим началом для оказания оперативной помощи.
— Сергей Николаевич, ты ничего не перепутал?
— Вроде бы ничего…
— Не хотел сразу говорить… Дело в том, что «Бурводстрой» ликвидировали, а его функции передали в нашу контору.
— Я слышал. — Самохин достал из кармашка удостоверение. — Но пока люди будут испытывать жажду, будет существовать и «Бурводстрой». Поэтому он вечен. Разве что вывеску меняют…
Помощник глянул в удостоверение, помотал головой.
— Вот это расклад…
Как хороший боец, он быстро восстанавливался и через несколько секунд, попыхтев за спиной, пошел рядом.
— А я думаю, что ты такой важный стал?.. Вон даже брюшко появилось.
— Начальству положено. — Самохин подтянул живот.
— Все равно я сначала доложу руководству. Уже возле машины, разворачивая космический телефон, он вдруг спохватился и на лице его возникла ухмылка, которую Самохин еще в Забавинске терпеть не мог.
— Товарищ полковник… Вы меня шокировали, забыл и сказать…
— А что ты сразу на «вы»?
— Вчера целый день мои ребята наблюдали за пирамидами… И одно лицо промелькнуло, до боли знакомое… В общем, хотел сюрприз сделать. Ваша барышня уже там, у них.
Самохин промолчал, стиснув зубы.
— Правда, еще не в ихней форме, но ходит, как своя.
— Ты не ошибся?
— Могу ее карточку подарить. Портрет! Снимали с расстояния в километр, но какая сейчас оптика!.. Может, это любовь, товарищ полковник?
Плюхач доложил обстановку своему руководству и только развел руками.
— Еще раз извиняюсь, товарищ полковник, но мне приказано выполнять свою задачу.
Он выключил аппарат, побродил вокруг машины и вздохнул.
— Нет, я понимаю, там у них сейчас неразбериха, суета. Будут объясняться, подтверждать полномочия. Каждый одеяло на себя, каждому хочется снять пенки… А у тебя совсем туго?
— Туго, — сказал Самохин, чуть ослабляя живот.
— И вид у тебя нездоровый, дышишь плохо и лицо какое-то красное… Давление, что ли?
— Нет, это от стыда.
— Нам-то чего?.. Мы тут то грибы собираем, то просеки чистим… Один с сошкой, семеро там, с ложкой… Давай так. Пока руководство разбирается между собой, я тебе одного опера дам. Помогу по старой дружбе…
Самохин забрал у него космический телефон и ушел в болото, на свою кочку. Секретный телефон
Липового отозвался лишь с третьей попытки — видно, харизматическая личность была слишком занята.
Старые разведчики, включая даже больного смершевского сексота Добша, нравились тем, что никогда не кричали, не впадали в истерику и не делали разноса. Они могли говорить жестко и страстно относительно времени, политики и самих политиков; возмутить, поколебать их спокойствие могли события только глобальные, и они никогда не позволяли себе выплескивать сиюминутные эмоции в отношении своего подчиненного, в том числе и положительные.
— Мне уже доложили, — спокойно сказал Липовой. — Как и почему удрал от Баринова, расскажешь потом, лично. А сейчас хочу знать из первых уст самое главное из того, что произошло. У меня очень мало времени.
— Сума нищего у меня, — как можно тише сказал Самохин и все-таки с оглядкой.
— Давай без иносказаний, открытым текстом. Нас никто не слушает.
— Я и говорю открытым.
— Что это значит — сума у тебя?
— Двенадцатилетний прогноз пророка. Адмирал соображал быстро, верил на слово, но пошел не в ту сторону.
— Ты что, отнял его у Ящера?
— Он сам отдал.
— Вот так взял и отдал? Без контракта? Без требований?
— Нет, одно условие есть.
— Всего-то? Надеюсь, это не МИД?
— Ни МИД, ни прочие забавы ему не нужны.
— Чудеса случаются, — заключил он. — А что за условие?
