А вот теперь я не знаю, сколько времени прошло. Я отключился и бог ведает сколько пробыл без сознания. Могут лишь предположить, что раз тело меня уже слушается, должно было пройти немало. В самом деле, руки и ноги двигаются, голова послушно мотается из стороны в сторону. Глаза открыть по-прежнему страшно - у меня ушли долгие минуты, чтобы заставить себя это сделать.
Напрасно я с ужасом ждал колючий свет - там, где я оказался, довольно темно. Слабый источник света неподалёку, но увидеть его не выйдет, пока не поднимусь.
Подняться... да, некоторые способны на такие подвиги, слышал.
Я принимаю сидячее положение, но меня ведёт так, что чуть не валюсь обратно. Цепляюсь руками за края своего ложа и с трудом удерживаюсь. От резкого движения глаза затягивает чёрная пелена, сопровождаемая неминуемой слабостью, тут ещё и ощущение удушья.
Покачиваясь, как буй в море, я со временем прихожу в себя. Глаза через силу различают очертания в подвальной полутьме. Вспоминаю ступени, значит, я в грёбаном подвале. Свет исходит от пары никудышных фонарей, что в обоих концах помещения. Еле различимы прутья решёток, камеры слева, справа и напротив.
Здесь сухо, даже тепло, но вот темнота просто невыносимая. Подо мной жёсткие нары - больше в камере нету ничего, по крайней мере, я не в состоянии что-либо разобрать.
Отдельный разговор о решётках: поначалу спутал толстенные прутья с рельсами, установленными стоймя. Таких даже для слона будет с избытком. Вот только иоанниту будет в самый раз.
Это смелое замечание наводит на рассуждения. Пусть голова трещит так, что не до рассуждений, но я пораскину мозгами, ибо потом будет некогда. Раз у Монарха есть камеры для иоаннита (возможно, также для аронакесов, чёрт знает), то кого именно он собирался в них сажать. Не поверю, что он станет церемониться с предателями, так что остаёмся мы с дочерью, но о ней ему могло быть не известно ничего.
А на кой я ему нужен живым? У него было достаточно возможностей оценить моё к нему отношение, поэтому обсуждать нам нечего. Кроме как для беседы, сохранять мне жизнь не имеет смысла.
Бог ты мой, чего же я такой эгоист? Вздрогнув так, что в глазах потемнело, я вытянул, насколько можно, шею и всмотрелся в соседние камеры. Постарался вообще не моргать, чтобы поскорее свыкнуться с темнотой, но просидел так не меньше десятка минут, пока неясные контуры стали принимать вид человеческих тел. Справа никого не оказалось, зато слева точно кто-то лежит на койке. По впечатлению, это Адам растянулся без памяти. Остальных не разглядишь, потому как в камерах напротив темнота стоит стеной.
Что мне остаётся, кроме как молиться за жизни Виктории и... кто ещё мог выжить? Дюкард, Дени - они получили слишком много пуль. Ещё мог уцелеть Роде, я не видел, что с ним случилось.
Мать честная, только бы им сохранили жизнь, как Адаму. Однако это сильно меняет вопрос о нашей надобности Монарху. Я изловчусь придумать причину, почему преступный гений заинтересовался мной, но вот зачем ему церемониться с бандой Бестии... Его отряд должен был чётко осознавать, кого брать живым.
Дыхание становится ровнее, слабость испаряется, меня перестаёт шатать, как дерево в ураган. В какой-то момент я даже начал чувствовать пальцы, руки, лицо. Повреждения не должны быть серьёзными: меня ударили не смертельным заклинанием, такое даже людям кости не сломает. Остались синяки, да и те скорее зудят, чем горят болью.
Я остался без шляпы, остальная одежда на мне. Из-под пальто исчезла ременная система - должно быть, её цинично разрезали, не совладав с хитрыми застёжками. Исчезла Серая Лисица, всё оружие, обоймы, я остался без Ищейки. Даже мелочь и мусор, которые порой обнаруживаются в карманах, вычищены подчистую. Старательно работая руками, я ощупал и перерыл все карманы и тайные отделения - пусто оказалось везде, кроме одного тайника... Никто не обратил внимания на небрежно заштопанный лацкан и не отыскал в нём агатовую иглу.
В страхе, что за мной следят, я поскорее отдёрнул руки от артефакта, боясь выдать тайник. Мне от него уже немного пользы, но это единственная соломинка, за которую можно держаться. В конце концов, игла наверняка нужна Монарху для чудо-аппарата профессора.
Оу, всплыло в памяти, что несчастный Ремап попал под шальную пулю (его могли убить вовсе не случайно, посчитав предателем, но это дела не меняет). Интересно, насколько удачно пойдут теперь планы Монарха, учитывая, что профессор явно многое не успел закончить. Кто теперь доведёт чертежи до совершенства и заставит Буревестников работать с артефактами?
Хороший вопрос...
Минуту, я вижу только Адама - остальные либо под завесой темноты, либо их вообще нет в подвальной тюрьме. Нет, глупо и помыслить, что Монарху понадобились наши изобретательские способности! Соберись уже, тупоголовый!
Где я, интересно? Почему-то я уверен, что не очень уж далеко от Фанека, не исключено, что мы даже не выбрались за границы города. Откуда мне это известно? Чистая интуиция, которая в редкие моменты нагло что-то заявляет и не терпит возражений.
Не знаю ни одной тюрьмы без окон вообще, так что можно смело предполагать, что мы в подвале. Броская чистота наталкивает на вывод, что тюрьма частная, расположенная в непосредственной близости от начальства, иначе бы уборки быстро забросили. Сухой подвал в портовом городе говорит о том, что от моря мы далековато, значит, это либо восточная часть Фанека, либо юго-западная (юг и юго-восток заняты Чудо-городом). Опять же, при условии, что мы всё ещё в пределах алмазного города.
И что тебе это дало, умник? Ты всё время рассуждаешь вхолостую, теша элементарными выводами своё самолюбие. В самом деле, поверхностно зная нынешний Фанек, далеко ли я уйду с такими знаниями?
Тут послышался шорох слева - охнув, заворочался на нарах Адам. Я окликнул его, но поторопился: вялое шевеление говорит о нескором приходе в чувство. Совершив пару неуклюжих движений, бандит издал порывистый вздох и замер. Через пару секунд понеслись мерные звуки: не то стоны, не то сопение.
- Эй, Адам, - хрипло позвал я разбойника.
Тот словно бы притих, прислушиваясь, но продолжил своё неразборчивое сопение, так и не ответив. Я попытался ещё дважды позвать товарища, но оба раза оклик застревал в горле.
Я отвернулся. Приноравливающиеся к темноте глаза уже позволяют разглядеть смутные очертания нар в камерах напротив - там, вроде бы, кто-то лежит, по крайней мере точно передо мной. Застыв статуей, я с десяток минут просидел, вглядываясь, пока не разглядел человеческий силуэт, растянувшийся на койке. К сожалению, рваные детали не складываются в картинку: я не могу определить даже пол человека напротив.