я до первых петухов, в надежде добраться до содержимого сундучка, но вместо желанного золота получил мешочек серебра и кучу деловых бумаг, бесполезных для обыкновенного вора.
Это было мое лучшее произведение. Здесь же обошлось простой попевкой — два притопа, три прихлопа. Щелчок и дужка ослабла, позволяя открыть замок.
Откуда у Сиги из Ровенска столь великие познания в музыке? Все благодаря одной купеческой дочки. Ейный папенька с тщательностью, достойной лучшего применения, подбирал будущего зятя, а девка который год томилась на выданье. В светлое время суток музицировала от отчаяния, а по ночам привечала одного воришку. Всякого я наслушался, прижимаясь к горячему женскому телу. Заодно книжки таскал из купеческой библиотеки. Попадались все больше «бабские», про принцев и про любовь, но были и ученые. Кто же знал, что музыка имеет столь сложное устройство? Это тебе не просто — сел за рояль и давай жать клавиши. Тут цельная структура выстроена: с нотной грамотой, созвучиями и переходами. Я быть может тоже научный том написал, как нужные отмычки подготовить и замки открывать, но увы, не имел склонности к сочинительству.
Решетчатая дверца с металлическим лязгом распахнулась, и я оказался внутри шахты. Ступил на площадку и огляделся в поисках возможных рычагов, способных привести механизм в действие. Женевье ничего не рассказывал о принципах сего устройства, а я и не спрашивал. Думал, чего сложного может быть: поднял рычаг — поехал вверх, опустил — поехал вниз. Чай не самоходной повозкой управлять на запруженной транспортом улице. Как же я заблуждался…
На панели управления имелась дюжина кнопок и очередная замочная скважина. Попробовал понажимать: бестолку — лифт не работал. Может все дело в замке с необычным круглым отверстием? Настолько широким, что мог запросто поместиться большой палец.
Я потратил кучу времени, но так и смог нащупать штифты. Кончики крючков то упирались в сплошную стенку, то проваливались в пустоту. Да что же за ключ здесь может быть? Какой такой формы?
Без знаний внутреннего устройства о лифте можно было забыть, а значит оставался единственный путь наверх. Я задрал голову и посмотрел на трос, теряющийся в темноте.
Главный корпус гостиницы насчитывал пять надземных уровней, но от понимания этого легче не становилось, потому как этаж этажу рознь, а с учетом высоты потолков «Золотое сияние» считалось одним самым высоких зданий города. Уж в старой его части так точно.
К третьему этажу я понял, что устал. Дело было вовсе не в сумке, болтающейся на плече. Её я заранее опустошил, выкинув ненужный хлам вроде полотенец и халата. Гребаный трос… из-за него ладони жгло нестерпимым огнем. Даже перчатки из толстой кожи не спасли ситуацию.
До чего же трудный подъем. От напряжения последних минут ломило в суставах. Одно дело, карабкаться по пеньковому канату, и совсем другое, по сплетенному из множества металлических нитей тросу. Гладкая поверхность то и дело норовила выскользнуть из-под пальцев, потому приходилось затрачивать неимоверные усилия. Я полз и полз, как червяк по облитой маслом веревке. Ругаясь сквозь стиснутые зубы и поминая недобрым словом Женевье. Понятно, что старикан не мог предугадать всего — он лишь заказчик, оплачивающий работу. Заботливый заказчик, сумевший раздобыть схему этажей и копию золотой карты, что обеспечивала беспрепятственный проход внутрь гостиницы. Я это понимал, но все равно злился.
Сквозь закрытую решетку заманчиво горели огни коридора. Именно здесь располагались апартаменты певички Адель и именно здесь было сконцентрировано больше всего охраны. Что поделать, коли четвертый этаж — элитная гостевая зона. Апартаменты со смотровой площадкой, ванной комнатой размером со спальню, и спальней размером с холл. Только очень богатые люди могли позволить себе подобную роскошь. Ну или известная дива.
Женевье сразу дал понять, что проникновение в номер со стороны коридора невозможно.
— Разумеется, если не захочешь поднять охрану на уши, — добавил он, чуть погодя.
Такого счастья я не хотел, потому прикусив губу, продолжил подъем: по бесконечному стальному тросу, теряющемуся в темноте. Правая рука, левая рука — подтягиваю тело и упираюсь ступнями в небольшой узелок. Эти «бугорки» попадались через каждые полметра, по всей длине переплетенных нитей. Уж не знаю, был ли это дефект, или так и было задумано, но именно благодаря им я отдыхал, не соскальзывая вниз при малейшей оплошности. Поднимал голову, и вновь правая рука, левая…
Лифтовая шахта закончилась служебной надстройкой на крыше, забитой механизмами вроде шестеренок, блоков и рычагов. Особенно внушали два барабана лебедки, занимающие треть от всего пространства. Это же сколько тонн грузов они способны поднять? Железо пахло прогорклым машинным маслом и почему-то кислятиной, словно бросили в углу грязную тряпку. Мне сразу вспомнилась захудалая таверна на островах: горланящие во всю глотку матросня и нервничающий барон. Вот где воняло схожим образом… Шантру, как же давно это было.
Дверь на крышу оказалась запертой: пришлось провозиться с замком, затратив кучу усилий. Дело было не в его сложности: подумаешь, классический цилиндр с тремя штифтами. У меня устали руки… Боги, да они просто тряслись, стоило взяться за отмычку. В сумраке я не сразу заметил, что левая перчатка порвана и сквозь прореху сочилась кровь. Рана пустяковая, уже через неделю я о ней забуду. Да и сейчас смогу ложку держать, но вот с тонкими манипуляциями возникли проблемы.
Поочередно поминая шантру и осьмипалых демонов, я одолел замок. Потянув за ручку, аккуратно высунул нос наружу. После прошедшего дождя поверхность крыши была усеяна лужами, в скудном освещении больше похожими на маслянистые пятна.
Прямо по курсу горела полноводная река — Центральный проспект, значит слева по борту находилась старая часть города и апартаменты певички. Туда и дорога.
Тьма — большой друг вора, но лишь при условии, что ты хорошо знаком с местностью, в противном случае жди неприятных сюрпризов. Вроде торчащего кончика трубы, укрытого конусной шляпкой на манер гриба. Я споткнулся и упал на влажную после дождя поверхность. Долго валялся на боку, поминая хитромудрых строителей и одного невнимательного воришку.
Хорошо, что слушателей вокруг не оказалось. Женевье предупреждал об охранниках на крыше, но за все время пути мне не встретилось ни единой живой души: то ли инспектор ошибся, то случившийся аврал привлек все имеющиеся силы. Лишь одни треклятые грибки торчали из крыши.
Достигнув края, я перегнулся через бортик и, мать честная… в животе моментально запорхали бабочки. Раньше никогда не боялся высоты. Бывало, в Ровенске забирался на крышу самого высокого здания — местного храма. Болтал голыми пятками и грыз яблоко, любуясь панорамой города. Без страха карабкался на
