— Само собой… Господин бывший самый старший начальник, а можно процесс организовать чуть-чуть по другому? — Клаккер подождал, пока удивленный посетитель кивнет и попросил: — Я ведь все прекрасно понимаю. Поэтому предлагаю заключить соглашение. Необременительное такое… Вы там мне нужные бумажки покажите, я крестик поставлю. Надо где-то сказать «признаю», так скажу, не проблема. Но мне бы эти дни поесть-попить неплохо. И чтобы не пинали больше. Ну и потом без членовредительства. Расстрельная команда, залп — и никаких щипцов, дыбы и прочей гадости… Как вам такой вариант?
Лощеный мужчина подошел поближе к решетке и посмотрел на заключенного. Долго молчал, потом все же соизволил ответить:
— Ты не только умный, палач. Ты еще хитрый. Но — твоя карта не пляшет в этот раз… Я готов выполнить свою часть сделки. Кормить будут из ресторана, вино каждый вечер, чтобы не упивался до скотского состояния. Доктор, теплое одеяло… И доклад трибунала, как ты себя ведешь во время заседаний. Через неделю — приговор. Если не станешь чудить, умрешь быстро и без проблем. Это — единственное, что я для тебя могу сделать… А если попытаешься выкинуть какой-нибудь фортель, то получишь резолюцию о запирательстве и в гости к костоломам. Перспектива понятна?
— Вполне… Трибуналу можно рассказывать все, или лучше только головой кивать?
— Можешь рассказывать, если спросят. Люди хотят честно отработать свой хлеб, будут вести процесс как положено. Бумаги с обвинением и стенограммы пойдут в архив, под замок. Да и вряд ли кому здесь интересно, что на самом деле происходит на Изнанке… Мое имя не должно там мелькать никак. Тебя выбрал и назначил палачом Шольц, я лишь подписал поданные документы. В остальном — ты меня не видел и не знаешь… Еще вопросы есть?
— Когда я получу обещанное одеяло? Здесь сквозит, господин наместник. Как бы не простыть. Обидно будет сидеть и чихать на уважаемого господина обвинителя…
* * *
Молоденький мальчик в официальном мундире прокуратуры потел и краснел при каждом слове. На него давил груз неожиданной ответственности — шутка ли, вести закрытый процесс со столь тяжкими обвинениями! Да и вполне хватало чуть скосить глаза на обвиняемого, чтобы понять, насколько опасный тип попал в руки правосудия.
— Господин председатель, я все же хочу еще раз обратить внимание на то, что господин Клаккер представляет собой угрозу для органов правопорядка. А его прошлый опыт недву…
— Хватит, Андрэ. Наш ветеран дал слово, что не будет шалить. Кроме того, вон сзади вооруженный караул, на ногах заключенного кандалы. Чего вы трясетесь?
— Но руки-то свободны!
— Зато мы не слышим жалобы на плохое обхождение… Все, продолжим, господа… Вчера мы разобрали пункты о превышении меры необходимой самообороны. Обвиняемый поведал нам, что ворвался в дом, где скрывался бандит по прозвищу Ткач и учинил самосуд. Убил охранников, затем самого Ткача, а так же позаимствовал материальные ценности на сумму… На какую сумму вы тогда обогатились, Клаккер?
— Какая сумма будет приличной, ваша честь? — охотник сидел на крохотной подушечке, подложенной под зад, и с интересом наблюдал за развитием процесса. Уже третий день подряд трибунал разбирал те или иные приключения из прошлой жизни и оценивал их криминальную составляющую. — Все же Ткач был вполне богатым господином, главой крупного преступного клана. Если я возьму чуть по-мелочи, как-то некрасиво будет выглядеть по отношению к покойному.
— Сто талеров? Двести?
— Люди на Изнанке не любят ценные бумаги, много возни с перепродажей. Идти в банк, доказывать, что ты их не украл где-то… Деловые люди предпочитают золото. Сто золотых талеров — вполне круглая цифра. Кроме того, она как раз поместится в небольшой чемоданчик, который один человек сможет поднять.
— Хорошо. Значит, запишем: «сто золотых талеров». С этим эпизодом у нас все?..
* * *
Поздно вечером прокурор забежал «на огонек». Путаясь в тесемках папки, Андрэ сначала суетливо искал нужную бумажку, потом доставал из кармана застрявший карандаш. Наконец, разобравшись с канцелярскими принадлежностями, испуганно постучал о прутья решетки:
— Господин Клаккер, мне нужно, чтобы вы подписали эти бумаги.
— А завтра никак? — охотник только-только завершил ужин и смакуя медленно допивал честно полученный бокал вина.
— Регистрационная палата закроется через час, нужно отдать им документы сегодня вечером.
— Хорошо. Говорите, где и что подписывать.
— Вот здесь. Официальное прошение о продаже имущества для покрытия нанесенного ущерба Империи. Дом, участок и лодка. Все уже описано, как положено…
Заключенный подошел к решетке, подхватил падающую папку и затем поднял с пола карандаш. Покосился на отшатнувшегося к другой стене коридора юного прокурора, затем вежливо улыбнулся напрягшимся охранникам и стал просматривать пачку листов, забитых канцелярщиной. Перевернув последнюю бумажку, покрутил в руках карандаш и вздохнул:
— Я с радостью подпишу эти документы, но моя подпись будет недействительной.
— Как это — недей… Я не понимаю!
— Дело в том, что я больше не владелец дома. И если попытаюсь продать чужую недвижимость, то к перечню обвинений придется добавить еще мошенничество.
— Но…
— За сутки до моего приезда на Солнечную Сторону я продал и дом, и сад, и даже лодку рабочему заводскому товариществу. Если я правильно понимаю, буквально завтра в мой бывший дом должны приехать первые ребятишки, которые будут отдыхать и лечиться от дождей и слякоти Изнанки.
— Но… В документах этого нет…
— Есть. — Клаккер ловко выудил нужную бумагу и ткнул пальцем в бледно-синюю строку. — Посмотрите внимательно. Вот отметка Учетной палаты о новом платеже и начале перевода права собственности на юридическое лицо. Теперь домом владеет товарищество… Кстати, вы можете попытаться опротестовать сделку, но я бы не стал этого делать. Потому что таким образом власти Города и состоятельные сограждане сумели договориться с рабочими о предотвращении возможной забастовки. Рабочие получили шанс для своих семей на полноценный отдых здесь, на Солнечной Стороне. А фабриканты отделались легким испугом, пожертвовав лишь крохи на покупку продуктов и новой одежды детям… Теперь представьте, что вы приносите подписанные бумаги и требуете ребятишек съехать… Через полчаса рабочие пригороды взбунтуются, семьи Харпов, Ригье и Тротти понесут убытки, после чего потребуют выдать им кого-либо на расправу.
Клаккер вложил карандаш в папку и протянул бумаги назад.
