– Говори, говори, Матфей, – подбодрила она его. – Ты веришь обвинениям Двейна?
– Кх… гх… гхоспожа… но вы ж сами…
– Давай я расскажу тебе, как было дело, Матфей, а ты сам сделаешь выводы. Вы, люди, прекрасно во всём разбираетесь, вы прямо-таки созданы, чтобы отличать правду от лжи и добро от зла. Это ваше исконное занятие, и лучше вас в нём нет никого.
Матфей молча кивнул – слова опять застряли в горле.
– Я расскажу тебе о том мире, – зазвучал мягкий голос Царицы. – Он назывался Хьёрвард… Впрочем, почему назывался? С ним всё в порядке и посейчас. Так вот, в том мире оказался заточён Губитель.
– Губитель, госпожа?
– Губитель. Нет, сам по себе он неинтересен. Дух, созданный волею павших Молодых Богов. А, может, подчинённый ими и преображённый. Неважно. Молодые Боги превратили его в своё лучшее, неотразимейшее оружие. Его делом было очищать миры – уничтожать там всё живое, если только эти миры грозили восстать против власти Ямерта и его присных. Да, не слишком-то красиво, согласна.
Молодые Боги сотворили и ещё одно такое же существо, Возрождающего, или, как мы теперь знаем, Возрождающую. Женское начало, тогда как Губитель был мужским. Дело Возрождающей было не дать Губителю зайти слишком далеко. Не спрашивай меня, как именно это было проделано, да сейчас это и не важно. Мы считали Губителя нашим врагом, но в то же время – важной частью всеобщего равновесия. И вот… мы готовились к тому дню, когда он рано или поздно, но вырвется из заточения. Мы знали, что этот день настанет.
Она перевела дух, чуть лукаво улыбнулась, отпила воды из хрустального бокала.
– Мы знали, что придётся сражаться. И мы хотели, чтобы мир был бы готов к возвращению Губителя. А для этого нам нужны были воины. Воины, готовые биться и мечом, и магией. Но где их взять? Мы, предназначенные быть Истинными Магами, не получили полной силы, отведённой нашему племени, её у нас похитили…
– Кто? – не выдержал Матфей.
Тёмные глаза Царицы удовлетворённо блеснули.
– Нынешний правитель Упорядоченного. Некий бог Хедин. Уверена, чародей Двейн тоже тебе о нём рассказывал. Так вот, мы никогда не владели никакими «царствами», мой «титул» – просто пара красивых слов. Мы любили играть… Так вот, думали мы, что можно сделать против этого чудовищного, вечно голодного духа, когда он, наконец, сбросит оковы? Только выставить против него мужественных, смелых, готовых сражаться и умирать воинов.
И таких воинов мы создали. Вернее, вырастили. Как, спросишь ты?..
Матфей сидел ни жив ни мёртв, потому что накидка Царицы слегка распахнулась, и теперь он наслаждался видом её глубокого декольте.
– Как, спросишь ты? – чуточку громче повторила Царица Теней, слегка нахмурясь. – Очень просто. Мы научили обитателей тех мест, что вокруг темницы Губителя, сражаться. Научили сражаться и умирать бестрепетно, научили не бояться никаких чудовищ, или демонов, или духов. Дали им врага, что был им по силам, и дали Защитников на тот случай, если дело пойдёт совсем уж плохо.
Жизнь их, мой дорогой Матфей, обрела цель и смысл. Нет выше доли для простого человека, чем защищать свой дом и очаг, своих домочадцев. Он не ведает пустых сомнений и колебаний; страх смерти его не тревожит, ибо смерть повсюду и к ней привыкают; он знает, что нужен, что он востребован, он ведает истинную дружбу – ибо где дружба крепче, чем в рядах войска, сражающегося за правое дело? Он умеет любить, ибо знает, насколько быстротечно человеческое счастье, он наслаждается любовью и даёт насладиться ею другим…
Розовый язычок вновь облизнул чувственные полные губы.
– Люди тех мест не знали праздности и лени. Они не знали мучительных терзаний, проистекающих от многой мудрости. Они не задавали проклятых вопросов, на которые никто не может ответить и которые лишь причиняют смертным пустые, никому не нужные и никем не заслуженные страдания. Они сражались плечом к плечу со своими товарищами – и, Матфей, честное слово, не было в том мире ничего крепче уз того товарищества.
Они любили жён и девушек, любили горячо и страстно, плотски, от всей души. Даже мне порой становилось завидно, как сильны были их чувства, как отдавались они им всем существом своим.
Трудная была у них жизнь, но и счастливая. Счастливая, Матфей! Ибо имела смысл, простой и постижимый.
Да, мы насылали на них чудовищ. Потому что их мечи не могли засиживаться в ножнах. Но мы же и помогали! Помогали, ибо монстры никогда не должны были взять верх. Понимаешь меня, Матфей?
Она прижала руки к груди, вся подалась вперёд, в глазах замерцали слёзы.
– Да, нас легко обвинить, что и небезуспешно проделывает господин Кор Двейн. Однако так же легко можно обвинить строгого учителя, наказывающего ученика розгами для его же собственного блага. Да, люди погибали, Матфей, и я не стану это отрицать. Они погибали. Не все возвращались из боя. Я признаю это. Но возьми самый благополучный мир, Матфей, посмотри на него! Вспомни хотя бы и свой родной; разве не умирали там младенцы, не дожив и до десятого дня? Разве не замерзали несчастные, безобидные пьянчужки, слегка перебравшие в морозный вечер хмельного? Разве не случались голод, чума, иные бедствия? Случались, и ещё как! И… разве не были бессмысленны и оттого особенно горьки все те смерти? Вдумайся, Матфей, люди расставались с жизнью по собственной глупости, из-за сущих пустяков!
А в тех краях, где шла война с насланными чудовищами, ничего подобного не было. Никто не замерзал в снегу просто так, никто не погибал напрасно! Почему? Потому что был смысл в их жизнях. А у бесчисленных жертв, тех, кто, как я говорила, замёрз пьяным, – этого смысла не было.
Она глубоко выдохнула, молитвенно свела ладони.
– Суди меня теперь, Матфей, если хочешь. Я презираю Кора Двейна, отрекшегося от самой сути человеческой расы, и не признаю его вердиктов. Но ты… ты другое дело. Ты человек, что превыше всего алкает знания; эта неутолимая жажда и привела тебя сюда, к Двейну. Суди ты меня. Скажешь, что я виновна… и я отдам себя в твою полную власть. Скажешь, что я невиновна… – слёзы скатились по слегка побледневшим ланитам, – мне сделается чуточку легче. Кор Двейн, как бы ни хотел, убить меня не может. Может лишь заточить – но я-то лучше других знаю, что любое заточение рано или поздно кончается. Я… – теперь на лице её была грусть, – я ведь бессмертна, милый друг мой. Я могу ждать хоть целую вечность. Но… с твоим вердиктом мне станет ждать несколько легче. Конечно, – она слабо улыбнулась, – если ты меня оправдаешь. А если не оправдаешь… можешь делать со мной всё, что захочешь. Я твоя – и если ты признаешь меня виновной, и если нет.
И она кокетливо затрепетала ресницами.
В горле у Матфея словно застряло нечто сухое, колючее, распирающее. Сердце бешено колотилось, а глаза словно заволокло алым.
Он видел только эти мягкие губы, волнующие, влажные, чуть приоткрывшиеся; видел начинающуюся и уходящую отвесно вниз ложбинку меж грудей, где так завлекающе лежали тени; он видел тёплую и нежную кожу, кожу женщины, которой у него никогда не было.
А всё, что было, – стыдные ночные фантазии о «ведьмах» и «прельщениях».
В висках у него стучало, рот пересох. Руки тряслись, а ноги отказывались служить.
– О… о… – Он хотел выдавить из себя «оправдываю», но не в силах был произнести даже это несложное слово.
Царица Теней ласково вздохнула. И протянула к нему руки.
Матфей вцепился в них с отчаянием утопающего.
* * *
– Ты по-прежнему здесь, адата Гелерра.
Кор Двейн застыл, скрестив руки на груди, и в упор смотрел на гарпию.
Та опустила голову, нервно сцепила пальцы рук.
Здесь, на парапетах крепости, дул свежий ветер. Разумеется, не естественный – откуда было взяться здесь настоящему ветру, рождённому великими просторами морей, пустынь или степей?
Но всё-таки это был ветер. И Гелерра стояла, расправив крылья, на которых с дивной скоростью отрастали роскошные маховые перья, длинные и белые.
Такие же, как были, и даже лучше.
Она стояла, расправив крылья, и молча ловила ими ветер.
Так её и застал Кор Двейн.
Адата поклонилась, вежливо, но без подобострастия. В конце концов, именно этот маг вернул ей прежний облик.
Он, а не Хедин.
«Но у Хедина не было шансов!»
Неправда. Были. Были, потому что он – бог.
Он бог. И Владыка Упорядоченного.
– Должна ли я покинуть пределы твоих владений, господин Двейн? Так ли я должна расценить твои слова?
– Покинуть? – удивился чародей. – О чём ты, адата?! Напротив. Оставайся здесь, сколько захочешь. Я уже говорил, мы в долгу перед тобой.
– Никакой долг нельзя требовать вечно. Это противно чести моего народа.
– Знаю, знаю, – вздохнул волшебник. – Честь твоего народа, адата, известна далеко за пределами вашего родного мира, хотя вы об этом, наверное, даже не подозреваете.
