Мы медленно пошли по тропинке, ведущей к оранжереям. Я молчал. Совершенно не представляю, о чем говорить. Просить прощения, что сбежал не попрощавшись? Глупо. Объясняться и вспоминать прошлое – еще глупее. Мариза тоже молчала. Ожидает от меня каких-то признаний? Ее ждет разочарование – все давно уже перегорело и забылось. И ее синие глаза больше не имеют надо мной власти.
– Ты изменился, – обронила Мариза, пиная носком туфельки веточку.
– Неудивительно, столько времени прошло, – ответил я. – Ты тоже изменилась, стала еще красивее.
И это правда.
– Ты совсем обо мне не вспоминал, верно?
Так и знал. И голос уже дрожит, и пальцы нервно теребят платочек. Только любовной драмы мне сейчас и не хватает!
– Мариза, послушай. – Я остановился и развернул девушку лицом к себе. – Мы расстались. Нехорошо, неправильно, непорядочно – это моя вина. Но мы больше не вместе. Я не хранил тебе верность, мы ничего не обещали друг другу. Ты же не думала, что я вернусь?
Она всхлипнула, но врать не стала:
– Нет. Я тоже… не хранила верность. Но когда ты появился, снова почувствовала себя той девчонкой… Помнишь, когда мы…
– Помню, – перебил я Маризу. – Все помню. Только это уже прошлое. Давай будем жить настоящим, хорошо?
Вот так. Сухо и жестоко. Пусть лучше ненавидит, чем грезит о невозможном.
Мариза помрачнела – синие глаза потемнели, на лбу появились морщинки. Неужели сейчас начнется истерика с заламыванием рук? Мол, я тебя любила, а ты воспользовался моей наивностью. Но нет, она нашла в себе силы улыбнуться:
– Останемся друзьями?
Вот и умница!
– Конечно.
И если у тебя все, можно я пойду? Вслух этого не сказал, хотя очень хотелось. И пора бы уже проверить, как там Дженни.
– Как Мила? Не знаешь, где она сейчас?
– Понятия не имею! – выпалила Мариза и поджала губы. – Ты теперь с ней, да?
– Нет. Я за нее отвечаю.
И ведь не соврал. Мы с Дженни и поцеловаться-то всего один раз успели, а теперь, после того, что я с ней сделал, она и близко к себе не подпустит.
– Правда не знаю, – смягчилась Мариза. – Утром она отличилась, использовала силу в комнате. Ой, не смотри на меня так. Наказали ее дежурством по дому. И все!
Выдохнул, жалея, что не подошел к Дженни утром. Надо ее найти.
– Глаз да глаз за этой Милой!
– Пойдем, провожу, – вздохнула Мариза. – Знаю, где сейчас Алана, у нее спросим, где твоя… подопечная.
– Нам надо поговорить! – выпалила Дженни, когда я нашел ее на спортивной площадке, где она следила за тренировкой бегунов.
Отлично, еще один разговор. Надо полагать, откровенный. А глаза горят, щеки раскраснелись, и туфелькой притопывает от нетерпения.
– Слушаю, сестренка.
– Не здесь. – Она встала на цыпочки и прошептала на ухо: – Чтобы нас никто не видел и не слышал.
Все интереснее и интереснее. Повел ее на полянку, где вечером беседовал с Владом.
– Бес, мне приснился сон, – сообщила мне Дженни.
И я закатил глаза. Есть ли пределы Милиной глупости? Однако чем дальше она рассказывала, тем внимательнее я слушал.
Не сомневался, драконы не оставят Дженни в беде. А вот их возможности меня поразили. Наведенный сон – даже не слышал о таком. Или не сон… Галлюцинация? И как они не побоялись рисковать малышом! Заставили хозяйку призвать фамилиара. Поэтому Инвар и отвлекал внимание инквизиторов в зоне отчуждения. А сигнализация все равно сработала. Мариза прибежала первая и помогла скрыть следы? Вот это сюрприз! Мне она ничего не сказала. Что за игру она ведет?
– Мила, ты молодец, все правильно сделала, – похвалил я Дженни. – Только где лекарство, что передали драконы?
– Да вот же! – Она вытащила из кармана мешочек и отдала его мне.
Вытрусил на ладонь содержимое: две капсулы медового цвета. Если присмотреться, то можно разглядеть едва заметную маркировку – букву «л». Да я и без нее знаю, что за лекарство нам передали.
– Ты объяснишь мне?
– Да. Их надо выпить. Одна для тебя, другая – для меня.
– Зачем? – надула губки Дженни.
И я вспоминаю, сестра не любила принимать лекарства. Даже хуже – боялась. Откуда бы драконам знать об этом! Придется хитрить, чтобы заставить ее проглотить капсулу.
– Тебе же сказали, испытание. В конце надо выпить лекарство.
– Нет, мне сказали отдать тебе, – упрямится Дженни.
– Ты отдала, теперь я объясняю тебе заключительную часть. Положить в рот и проглотить.
– А давай мы скажем, будто я проглотила?
Вижу, как лицо Дженни искажается от страха. Как неудачно! Снять блок? Опасно. Если будет истерика, я не справлюсь. Надо уговаривать.
– Нельзя, – добавляю строгости в голос. – Давай лучше вместе. Кладем на язык. Подальше, да. Я сейчас тоже положу. И…
– Стоять! Не сметь!
Вздрогнул от неожиданности, лекарство проскользнуло в глотку. На поляне появились инквизиторы. Все же следили. Еще можно успеть!
– Глотай, быстрее!
Глупая Мила выплюнула капсулу. Проклятие! Это вещество не должно попасть в руки инквизиции. Зачерпнул силы из источника Дженни и выжег место, куда упала капсула.
Рейо побери! Провал.
Крики. Визг испуганной девочки. Удар, сбивающий с ног.
Мне уже все равно.
В глазах плывет, звуки исчезают, тело наливается тяжестью.
Не смог защитить. Не смог спасти.
Все кончено.
* * *
– Бес! – завопила я, когда брат упал.
Извернулась и лягнула инквизитора, держащего меня за руки. И откуда силы взялись! Вырвалась и бросилась к брату.
– Бес! Да что с тобой?!
Упала рядом на колени, припала к груди, обнимая за шею.
Кто-то отшвырнул меня в сторону.
– Бес!
Рыдая, кое-как встала на четвереньки и поползла обратно. Происходило что-то страшное, неправильное. Над братом склонились, зачем-то пощупали шею, грязно выругались.
Что происходит?!
– Бес, пожалуйста, открой глаза! Бес!
– Не надо, Мила. Он мертв.
Недоуменно посмотрела наверх, услышав знакомый голос. Алана? И тут до меня дошел смысл ее слов.
– Нет, – прошептала я, леденея. – Нет.
И набросилась на брата, вцепившись в куртку.
– Вставай! – кричала я, пытаясь поднять его с земли. – Вставай!
Задыхалась от плача, размазывая по лицу слезы. Отбивалась от рук, пытающихся оттащить меня в сторону.
А потом ко мне вернулась память.
Яркие вспышки воспоминаний разрывали голову. Бес в образе посланца черного бога. Бес, кормящий меня кашей с ложечки. Бес с хворостиной. Бес, целующий меня в губы. Бес на уроке фехтования. Бес на коленях перед инквизиторами. Бес – предатель.
Предатель. Инквизитор. Подлец.
Он сделал из меня куклу.
Он лежит мертвый.
Из-за лекарства, переданного мне отцом.
И я никогда, никогда не смогу сказать ему, как я его люблю!
Взвыв, еще крепче вцепилась в Беса и зарыдала в голос, уронив голову ему на грудь.
Логика? Рейо побери логику!
Он не мог быть предателем. Отец не мог передать отраву для нас обоих.
Все кончено.
– Джейн?
Кто-то тряс меня за плечо.
– Да оставьте меня в покое! – зло выкрикнула я.
И тут же поняла, что выдала себя.
– Вспомнила, значит, – кивнула Алана. – Вставай, пошли. Слезами ты его не воскресишь.
– Ку-куда? – меня стало бить в ознобе, аж зубы застучали.
– А не пойдешь, так помогут. Ведите ее! Достал уже этот спектакль! – разозлилась Алана.
Меня оторвали от Беса, поставили на ноги и куда-то поволокли.
Сопротивлялась я недолго. Внутри словно лопнул нарыв, и боль отчаяния ушла. Зато ощутимо пахнуло гнилой безысходностью. Двое мужчин без труда донесли меня, обмякшую и покорную, до экзекуторской. Мельком вспомнилось, как испугалась Мила, когда наставница показывала ей это помещение. Я же лишь скользнула взглядом по орудиям наказания, разложенным на полках, прислонилась к стене и закрыла глаза.
Лойи, в чем я провинилась перед тобой, что ты так сурово меня караешь? Неужели ты не можешь простить мне фамилиара? Но почему тогда позволил мне жить и полюбить? Чтобы перед смертью я смогла ощутить горечь настоящей потери? О да! Это тебе удалось. Я потеряла ребенка. Потеряла любимого, даже не успев сказать ему о своих чувствах. И все, кому я небезразлична, далеко и не в силах мне помочь. Родители пытались. Не верю, что они хотели убить нас с Бесом, был какой-то иной план.
Мне накинули что-то теплое на плечи и подтолкнули вперед.
– Иди-ка, присядь, – услышала я голос Аланы.
Позволила довести себя до стула, села и плотнее закуталась в плед, обнаружив, что трясусь от озноба. И с чего такая забота? Алана сунула мне в руки кружку с горячим чаем и вышла, заперев за собой дверь. Пытки откладываются?
