Еще не рассвело, когда Император понял, что Золотого Моста ему не взять. Был отдан приказ отступать через Южные ворота, которые все еще оставались в руках имперцев. К тому времени от вошедших в город пяти полков осталось едва ли пять сотен. Горожане уходить отказались. Они прекрасно понимали, что если егеря и смогут скрыться в горах, разбившись на малые группки, то им с женами и детьми от преследования обозленных златомостцев не уйти.
Под утро от полнокровного отряда «Серебряные шпоры» осталось едва ли три десятка. Казалось, ученики схимников затеяли в городе какую-то свою игру. Они охотились друг на друга, уже мало обращая внимания на бой, который вели простые люди. И здесь слабая подготовка учеников Механика сыграла свою роль. Кислота собрал вокруг себя всех, кто остался, и начал, как иногда говорил Зануда, вправлять им мозги. Разгром имперцев надо было завершить так, чтобы еще долго соседи даже не смотрели в сторону Золотого Моста.
Послушники Механика избавились от таких заметных доспехов и, переодевшись простыми горожанами, двинулись к Южным воротам. Задача их была проста – отрезать имперцам пути к отступлению и… захватить Императора. Сам Кислота сперва собирался возглавить этот ударный отряд. Но уже на полпути понял, что слишком многого требует от своего тела. «Серебряные» оставили своего капитана в неприметном домике. Бои шли чуть в стороне. Эта часть города, казалось, вымерла. Дом безлюдный, к тому же Кислота не собирался долго здесь отлеживаться. Дать легкий отдых измученному телу – и опять в бой. Тогда он не знал, что эти тихие места привлекут не только его.
Ловец и Егерь легко выследили Императора. Ведь всю ночь он был в самом центре событий, отдавал приказы, ободрял своих ратников и ополченцев. Напасть на него в это время было настоящим безумием. Верные подданные бросились бы защищать своего господина, не жалея жизни. А это обернулось бы реками крови. Схимники не могли позволить себе действовать подобным образом. Лишь когда мой брат обратился в бегство, преследователи тихо двинулись следом.
Они не считали нужным скрываться. Преследуемый никуда не денется. Он слишком спешит. Оставаться в городе ему нельзя, спасение лишь в скорости. Император заметил их, пришпорил коня. Ловец и Егерь побежали быстрее. Ворота уже близко. Нельзя дать всаднику выбраться из Золотого Моста. Длинноногий бывший острожский егерь вырвался чуть вперед. Степняк, не столь привыкший к бегу, отстал. Отдавшись целиком погоне, они утратили бдительность. И тут же за это поплатились. Ловец вдруг споткнулся и покатился по мостовой. На левую ногу его была намотана тонкая цепь с крюком-кошкой. Один из зубьев глубоко вонзился в икру. А другой конец цепи с небольшой гирькой покоился в ладони Паучихи, вышедшей из переулка.
– Задержи его! – крикнул степняк напарнику. – Не дай уйти!
Паучиха дернула за цепь. Крюк глубже вошел в плоть. Моя сестра начала медленно раскручивать гирьку.
– Никуда ты не уйдешь, – прошипела она.
– Тварь, – выругался Ловец.
Сабли сверкнули, покидая ножны. Одна ударила по провисшей цепочке. Лезвие высекло искры из мостовой. Паучиха запоздало натянула свое необычное оружие, и отшатнулась назад, чуть не утратив равновесие. Ловец вскочил на ноги. Боли он не испытывал. Чего уж проще – заставить замолчать нужные нервы. Выдернуть крюк он тоже не спешил. Мешать не мешает, даже помогает, препятствуя кровотечению. Такой ерундой схимника не только не остановишь – даже не смутишь.
Сестра выхватила меч. Венедский клинок, на который сменила она два коротких меча, длиннее сабель, да только последних у Ловца было две. В левую руку женщина перебросила обрывок цепи с гирькой. Первой атаковала Паучиха. Попыталась повторить маневр, остановивший Ловца, – раскрутила цепь и вдруг метнула ее, позволив скользнуть по ладони и ухватив лишь за самый конец. Степняк подпрыгнул на полтора человеческих роста, уходя от атаки. Приземлился он прямо на цепь, придавил ее одной ногой к земле и ударом второй вырвал из руки девушки.
Сверкнул меч и был пойман в перекрестье сабель. Ловец ударил левой ногой. Паучиха легко ушла в сторону и вдруг вскрикнула. Один из зубьев крюка, все еще торчавшего в ноге противника, пропорол ей бок. Рана неглубокая, но крови много. Мышцы тут же напряглись, стягивая края пореза. Телу для этого не нужен был особый приказ. Да и времени на него не оставалось. Ловец атаковал. Он чередовал сабли, меняя стойку по надобности. Натиск его был стремителен. Паучиха не удержалась на ногах, споткнулась, откатилась в сторону, привстала на колено, метнула нож, чтобы выиграть хоть немного времени. Степняк не стал даже отбивать его. Просто лениво увел тело в сторону и вновь набросился на едва вставшую Паучиху.
Сын Дервиша не блистал знанием особо сложных приемов. Несколько хитрых финтов, которые он продемонстрировал, не шли ни в какой сравнение с мастерством того же Атамана. Но он был невероятно быстр даже для схимника и обладал великолепным чутьем на действия противника. Паучиха утратила инициативу в самом начале. Что уж там говорить, не так часто участвовала она в настоящих боях. Все попытки задавить Ловца мастерством, как учил Атаман, пропали втуне. Степняк пресекал их в корне, выкидывая что-нибудь неожиданное.
Сабли начали проходить сквозь защиту Паучихи. Девушка почувствовала липкие пальцы страха. Но она сражалась за своего любимого. Отступать нельзя. «Вопль гнева» спасет ее, но погубит Императора. Неизвестно, на что способен Егерь, но вдвоем с этим бешеным степняком…
И тогда Паучиха решила забыть все, что знает. Она бросилась вперед, прямо на сабли. Тело успело извернуться так, чтобы лезвия скользнули по ребрам. Яблоко меча обрушилось на лоб Ловца. Хунну частично погасил удар, отпрянув назад. Но даже пришедшийся вскользь, он оглушил степняка. Паучиха ударила просто сверху вниз. Она достала противника только острием. Удар, способный разрубить быка, оставил очень глубокий порез от плеча до пояса. Ловец, коснувшись земли, отпрыгнул еще дальше. Мышцы стягивали рану, но это было не так уж просто. Слишком длинная.
Не помня себя от гнева, Паучиха ринулась следом. Ловец качнулся в сторону. Он привычно брал контроль над боем, справившись и с удивлением, и с шумом в голове, и с таким неудобным порезом. Уходя с линии удара, степняк подставил левую саблю, маскируя это движение взмахом полой халата. И Паучиха напоролась на подставленное лезвие сама. Рана в живот. Сталь не пробилась сквозь мышцы, ставшие вдруг подобными бронзе. Тела схимников сами защищают себя.
Ловец потянул саблю на себя, разворачиваясь на одной ноге и добавляя к рубящему удару режущий. Он не надеялся прорезать мышцы полностью. Просто пытался нанести как можно больший урон. Ему вообще не нужна была Паучиха. Изрубить ее до полного изнеможения – и продолжить погоню. Почему-то мысль воспользоваться «воплем гнева», чтобы оставить ее позади, даже не пришла Ловцу в голову.
Крутнувшись вокруг себя, он принял боевую стойку, готовый встретить очередной натиск, но был вынужден увернуться от круглого предмета. Еще не осознав, что видит, степняк завороженно смотрел, как падает обезглавленное тело. Мышцы шеи не так сильны, как брюшные. У схимников это – самое уязвимое место в бою с другими схимниками, не считая, конечно, головы.
Убийца Паучихи перешагнул через истекающий кровью труп. Ловец отшатнулся. Напротив него стоял Император. Степняк почувствовал, как к горлу подкатывается холодный ком, а сердце превращается в ледышку. Холод севера глянул на него из невероятных голубых глаз Императора. Ловец никогда раньше не видел такого цвета. Шаг, еще шаг. И в тот миг ученик Дервиша очень ясно ощутил, что сейчас умрет.
В отличие от Паучихи, ему часто приходилось драться за свою жизнь. Ловец начал действовать до того, как осознал, что же надо делать. «Вопль гнева» хлестнул по тихой улочке, заставив вскочить на ноги Кислоту, наблюдавшего за всем из дома напротив. Руки выдернули из недр халата две глиняные плошки, запечатанные сверху смолой, и бросили на мостовую. Черепки брызнули во все стороны, и улицу заполнил густой дым. А ноги уже несли Ловца в противоположную сторону. В голове билась одна мысль: «Найти Егеря! Искатель был прав, надо держаться вместе. Найти, предупредить, собрать всех!»
Когда дым рассеялся, на улице осталось лишь обезглавленное тело. Кислота вышел из дому, держа наготове кавалерийский палаш. Он не тешил себя надеждой справиться с тем, кто на его глазах убил одного схимника и от кого бежал второй. Просто оружие придает воину уверенности. А все Саблины были воинами с младых ногтей.
Взвалив труп на плечо и подняв голову, Кислота поплелся к воротам. Отдыхать ему больше не хотелось, как не хотелось и дольше необходимого оставаться одному. Его встретили трое «серебряных». Оказалось, их послал за капитаном десятник. Они тут же забрали у Кислоты его страшную ношу. Они же поведали о том, что произошло с Императором.
