Сэл определенно знал, о чем говорит, и вряд ли эти знания входили в обязательную программу обучения. Лар хотел спросить приятеля о чем-то еще, но внезапно отвлекся на обрывок чужого разговора.
– …так рукой! Хошь, не верь, но я быка кулаком валил!
Сумрак окинул беглым взглядом небольшой, тускло освещенный зал. Народ сюда заглядывал разный: торговцы с расположенного неподалеку рынка, возвращающиеся с этого рынка мещане, селяне из окрестных деревень. Попадались и небедно одетые тэры, зашедшие пропустить стаканчик или перекусить. Но привлекший его внимание мужчина не подпадал ни под одну из перечисленных категорий. Высокий, грузный, неряшливо одетый, с жирными, давно не знавшимися с водой и мылом волосами и одутловатым лицом, лишенным признаков интеллекта. Таких мордоворотов видят в своих страхах девушки, волей случая оказавшиеся на пустынных улицах поздним вечером, – так и представляют, дрожа и оглядываясь, как этакое страшилище вывернет из-за угла.
Иоллар не был пугливой девицей, но человек ему не понравился.
– Твой знакомый? – Буревестник проследил за его взглядом.
– Нет, просто неприятный тип.
Но что-то знакомое в этом субъекте было.
– Брось! Мужик как мужик, – махнул рукой идущий. – Хотя морда, конечно… И голос мерзкий.
Голос! Вот оно – голос!
Воспоминания болью кольнули висок: это потом было пламя, а сначала – тяжелый удар, сбивший с ног, и тающее сознание, успевшее выхватить из погружающегося во тьму мира несколько фраз…
«Чем это ты его?»
«Дык рукой».
Возможно ли, чтобы он обознался? Сумрак прислушался к себе – нет, не ошибся: новые, еще не до конца изученные способности включали в себя дающее это знание чутье.
Человек расплатился за выпитое и вышел.
– Сэл, ты б не мог занести к нам мои вещи?
– Какие вещи?..
Их стол стоял в углу полутемного зала, и Лар не опасался, что кто-нибудь из подвыпивших завсегдатаев этого места обратит внимание на то, как осыпалась с тихим шорохом одежда с растворившегося туманом тела.
– Галле что сказать? – спросил, глядя в свою кружку, маг.
– Скажи, чтобы не волновалась, – прошелестела зависшая у его уха тень, прежде чем опасть на пол, которого не достигал тусклый свет висящих под потолком масляных ламп.
Вечерело, и было несложно скрываться Сумраком в сгустившихся сумерках.
Лар мысленно улыбнулся случайному каламбуру, пробираясь по узкому переулку вслед за двумя мужчинами, один из которых продолжал бахвалиться своей силой, и делал это вплоть до того, как они подошли к невысокому ветхому домику у самых городских стен. Там громила подтвердил свою историю, кулаком пробив дыру в покосившемся заборе, похлопал приятеля по плечу и, пообещав встретиться, «как условились», вошел в калитку.
Дом провонял старьем и плесенью. Первая комната, которую Иоллар миновал вслед за хозяином, была завалена хламом, оставшимся тут, вероятно, от прежних жильцов: детские игрушки, полусгнившие книги, проржавевшая кухонная утварь. Непонятно, зачем это все хранилось. В следующем помещении, небольшой комнатушке с занавешенным грязными тряпками окном, было свободнее и, если можно так выразиться, чище. Под ногами увальня все так же хрустел мусор, зато тут он не был свален в кучи. В углу стояла кровать, рядом с ней шкаф с отвалившейся дверцей, а у противоположной стены – стол, к которому человек подошел, чтобы зажечь стоявшие на нем свечи.
– Помнишь меня? – негромко спросил у него Лар, появляясь из тумана с мечом в руке.
От неожиданности мужчина онемел и затряс головой.
– Эльфийское посольство прошлой весной. Ты был там с парой приятелей.
Сумрак с удовлетворением отметил, как изменилось выражение его лица: теперь он не сомневался, что не ошибся.
– Я не виноват, – пролепетал здоровяк, не в силах отвести взгляда от того, кого счел призраком. – Я не…
Мужчина утратил чувство реальности – ничем иным нельзя было объяснить его заторможенность и отрешенность и то, как просто и безо всякого сопротивления он отвечал на вопросы. Кто. Когда. Сколько заплатили. Впрочем, реши он сопротивляться, шансов у него не было. Но бугай ошеломленно застыл и даже не пытался бежать или увернуться, когда отражающий пламя свечей клинок, описав полукруг, рассек воздух и вошел ему под ключицу. Лишь ощутив боль, он, судя по ставшему осмысленным и озлобленным взгляду, понял, что все это на самом деле, но осознание было недолгим, и в следующий миг человек испустил дух.
А Сумрак получил новую цель.
– Ничего не хочешь мне сказать?
Домой он попал уже затемно. Пробрался по коридору к лестнице, поднялся в спальню и тут же материализовался под строгим взглядом жены, распознавшей его в стелющейся по полу дымке.
– Где ты был? – Она говорила тихо, но лишь потому, что держала на руках Дэви.
Лар глубоко вдохнул, выдохнул и как можно спокойней сообщил:
– Сначала у Южных ворот, потом в порту.
– Зачем?
Он обошел кровать со своей стороны и забрался под одеяло. Отвечать на вопрос не спешил. Уютный дом, теплая постель, любимая женщина, баюкающая их сына, – все это заслонило события последних часов, превратив их в бессмысленный сон.
– Ил, ты можешь сказать, чем занимался? Только честно.
Они решили, что теперь между ними не будет обманов и недомолвок. Но как же не хотелось посвящать ее в то, что он делал этим вечером.
– Ил? – Требовательные нотки в голосе Галлы мешались с назревающим раздражением.
– Честно? – переспросил он. – Если честно, то я только что убил восемнадцать человек.
Она недоверчиво улыбнулась, ища шутку в его словах, но, поняв, что это сказано серьезно, испугалась.
– Ты… На тебя напали?
– Не совсем. Давай я уложу Дэви и все тебе расскажу.
Лар осторожно взял у жены спящего сына, поцеловал пахнущую молоком щечку и отнес малыша в кроватку.
– Эти люди заслуживали смерти, Дьери, – начал он издалека. – Они сами были убийцами и ворами, работали на парня, которого называют Многоруким Кеем.
Галла
Интересно, что другие мужья рассказывают, возвращаясь вечерами домой? Или это у всех так? «Здравствуй, милая, сегодня я убил восемнадцать человек. Это на одного меньше, чем вчера, но ничего – завтра наверстаю. А что у нас на ужин?» – и полная идиллия.
– Это были плохие люди, родная.
– Но это были люди. А ты…
– Я сделал работу за стражников и сэкономил маронскому палачу время и несколько гиаров веревки.
Боги пресветлые, восемнадцать человек! Потому что он решил, что они недостойны жизни. Сам решил, назначив себя судьей и палачом. Вынес приговор и привел его в исполнение.
Он нашел их в одном из портовых притонов, там, где и сказал первый убитый им бандит – наемник, который был с Гиратом в посольстве, когда некромант устроил поджог. Этот действительно заслуживал смерти, как и пославший его Кей Многорукий, неуловимый организатор грабежей и убийств, именем которого пугают детей. Но остальные? Уличное отребье, аборигены маронского дна. На совести у кого-то из них была не одна загубленная жизнь… А у кого-то – лишь срезанный с пояса зеваки кошель.
– Это преступники. Крысы, которые сожрут город изнутри, когда начнется война. Нужно давить их сейчас!
Он не гордился тем, что сделал, но и не сожалел. Легкость, с которой он оборвал чужие жизни, не позволив никому ни оправдаться, ни защититься, а после признался в этом, меня пугала.
Он догадался: отстранился и отпустил мою руку:
– Я не хотел тебе говорить. Знал, что ты не поймешь.
От этих слов стало не по себе. Если я не пойму, то кто?
Хотелось взглянуть в его глаза, но он спрятался от меня за завесой тумана. Не ушел, всего лишь отодвинулся на свою половину кровати, но как будто провел между нами черту – а это было страшнее всего на свете, намного страшнее совершенных им убийств. Там, за этой чертой, он уже не был моим Иолларом – он был Сумраком, тем, кого я почти не знала, древним богом далекого мира, жившим в крови своего потомка и освободившимся, когда огонь разрушил сдерживавшее его тело. И может быть, это не Ил, а Лар Сумрак бродил сегодня по портовым трущобам.
Меня устроило бы такое объяснение, но, когда я попыталась сказать об этом, любимый лишь вздохнул и отвернулся, хоть я и так не видела его за серым маревом.
– Не пытайся разделить неделимое, Дьери. Сумрак всегда был частью меня. Но я знаю, как это выглядит со стороны, – теперь ты считаешь меня чудовищем.
В его голосе слышалась обреченность, будто он уже решил, что я не смогу понять, не смогу принять его таким. Словно невидимая черта между нами уже стала нерушимой стеной.
– Нет. – Я пересекла эту черту, обещая себе, что никогда не позволю ей появиться вновь, и обняла мужа. Развернула к себе и провела пальцами по его лицу, заставляя открыться. – Никакое ты не чудовище.
А если и чудовище, то мое – любимое и единственное.
В следующие два дня мы не возвращались к этой теме. Но нельзя сказать, что не думали. Думали – и я, и Иоллар. Последнее было понятно по его реакции на мое предложение:
