— Бочку наполнили, ваша милость… — процедила «тюремщица». — Позвольте вас проводить…
Я сделала шаг к двери и остановилась, засомневавшись, должна ли я, как гард’эйт Крома, нежиться в горячей воде, если он, находящийся в тюрьме, не имеет такой возможности…
Увидев выражение моего лица, Магда презрительно фыркнула — видимо, решив, что я — деревенщина, моющаяся раз в год или того реже!!!
Я застонала. Мысленно. Представив себе, какие слухи поползут по столице в ближайшие дни:
«Порченная Бездушным, сумасшедшая, да еще и не моется!!!»
Тем временем служанка изобразила сочувствие и «понимающе» вздохнула:
— Я понимаю, вам пока не до мытья… Что ж, тогда я прикажу вылить воду и…
Не удостоив ее ответом, я медленно повернулась к мажордому и высокомерно поинтересовалась:
— А что, в вашем доме у каждой дворовой девки — свое собственное мнение?
Тот на миг утратил невозмутимость, волком посмотрел на Магду и начал что-то объяснять. А я смотрела поверх его головы и старательно сдерживала улыбку: до меня, наконец, дошло, как получить возможность хоть изредка выбираться в город!!!
Когда мажордом закончил извиняться за поведение Магды и сложился в куртуазном поклоне, я скучающе посмотрела в окно и лениво произнесла:
— Завтрак подайте в кабинет… эдак к часу горлицы… К полудню пригласите ко мне куафера… А к часу оленя[38] заложите карету — мне надо съездить в лавку к мэтру Лауну, чтобы примерить и забрать заказанное платье.
Первые два требования мажордом воспринял, как полагается. А третье заставило его напрячься:
— Я могу послать за ним кого-нибудь из слуг…
Я изумленно изогнула бровь и поинтересовалась:
— По-вашему, они смогут его примерить?
— Н-нет, но…
— Тогда заложите карету и обеспечьте мне достойную охрану.
В бочку с водой я все-таки полезла. И не потому, что перестала считать себя гард’эйтом Крома. Просто в какой-то момент я вдруг поняла, что думаю совсем не о том: человек, отдавший сердце, — не овца, бездумно следующая навстречу смерти, а воин, обязанный защищать своего майягарда от невзгод! Значит, вместо того, чтобы отказывать себе в бытовых мелочах, я должна сосредоточиться на решении единственно важного вопроса: на вызволении Крома из тюрьмы. А для этого надо выглядеть безупречно.
Опустившись в воду, я закрыла глаза, дождалась, пока Магда начнет мыть мне волосы, и погрузилась в раздумья:
«Итак, чтобы вытащить Крома, мне нужно добиться аудиенции у короля Неддара. Причем не абы когда, а сразу после того, как подчиненные графа Грасса подтвердят факт захвата Атерна вассалами Иора Варлана: тогда Латирдан будет чувствовать передо мной вину и не сможет проигнорировать мою просьбу. Кроме того, для того, чтобы он меня услышал, мне каким-то образом надо будет доказать свою нормальность. А значит, раздобыть доказательства того, что Кром меня действительно спасал. Следовательно, прежде чем ехать во дворец, надо узнать, нет ли известий из Атерна, каким-то образом заставить графа Грасса отправить голубей в Меллор, чтобы сотрудники Тайной службы подтвердили факт убийства Серых…»
Додумать мысль до конца мне не дали — справа тихонько скрипнула дверь, и до меня донесся звонкий девичий голосок:
— Ваша милость! Десятник Арвазд из рода Усмаров просит вас уделить ему несколько минут.
— Он — хейсар? — торопливо смыв с лица мыльный корень, уточнила я.
— Да, ваша милость!
— Проводи его в гостиную. И передай, что я скоро буду.
Все время, пока меня одевали, я кусала губы от нетерпения и молила бога о том, чтобы он дал мне возможность переговорить с этим самым Арваздом до возвращения графа Рендалла. Естественно, молила не Вседержителя, а Бастарза, ибо Бог-Отец ни за что не стал бы помогать кому бы то ни было вытаскивать из тюрьмы слугу Двуликого.
Что интересно, к Богу-Отцу я обращалась без всякого внутреннего сопротивления. Ибо уважала его еще с того времени, как услышала легенду о его сватовстве к Эйдилии[39] и великодушии, проявленном им к своему более удачливому, но менее сильному сопернику.
Бог-Воин явно смотрел на меня, ибо ниспослал ожидающему меня хейсару достаточно терпения, чтобы меня дождаться.
Когда я переступила порог гостиной, горец стоял у окна и смотрел вдаль. А услышав шуршание моего платья, неторопливо повернулся, пристально посмотрел мне в глаза и склонил голову в приветствии:
— Полной чаши твоему дому и плодовитости лону, ашиара! Я — десятник Арвазд из рода Усмаров.
— Силы твоей деснице и остроты твоему взгляду, — ответила я. — Я — баронесса Мэйнария из Атерна.
— У нас говорят «остроты взору», — поправил меня он. — Но сути пожелания это не меняет. Особенно если говорящий вкладывает в эти слова душу.
Мне было не до тонкостей обмена приветствиями, но, вспомнив рассказы отца о весьма своеобразном отношении хейсаров к беседе, я заставила себя не торопиться и утвердительно кивнула:
— Когда я ем — я ем. Когда я… э-э-э… вышиваю — я вышиваю…
Вообще-то хейсарская притча о разговоре мастера Меча со своим учеником должна была звучать иначе — вместо вышивания мастер говорил о бое. Но воином я не была, значит, говорить, что вкладываю душу в каждый удар клинка, не могла.
Пока десятник, сообразивший, что я имела в виду, размышлял над тем, как строить беседу дальше, я прошла к одному из кресел, стоящих напротив камина, опустилась на бархатное сиденье и предложила Арвазду располагаться напротив.
Горец отказываться и не подумал — уселся на указанное место с таким видом, как будто всю жизнь сидел в присутствии дворян!
Я удивления не показала. Зато Магда, так и оставшаяся стоять у двери, возмущенно поджала губы и нахмурилась.
«Выставить бы ее в коридор! — угрюмо подумала я. — Да не пойдет — побоится гнева графа Грасса…»
— Ашиара, я — старший сын увея[40] Бастарза. Хочу поговорить о данной тобой клятве…
«…и о моем сумасшествии…» — мысленно добавила я, нервно постучала ногтями по подлокотникам и заставила себя успокоиться:
— Спрашивай.
— Ты бы не могла повторить мне слова, сказанные Богу-Воину?
— Кром по прозвищу Меченый — мой майягард. Да забудет про меня Снежный Барс[41], если я лгу.
— А когда ты отворила свою кровь? До того, как это сказала, или после?
— До… — ответила я, без колебаний задрала левый рукав и показала ему подживающую царапину.
Воин внимательно посмотрел на нее, мрачно хмыкнул и встал:
— Спасибо. Это все, что я хотел узнать.
— Подожди, — криво усмехнулась я. — Удели мне еще немного времени.
— Зачем? — удивился горец. — Я не могу заставить Бастарза забыть про такую клятву. И заставить тебя выполнить свой долг — тоже.
— Я не собираюсь от него отказываться! — вспыхнула я. — Мой майягард столько раз спасал мне жизнь и честь, что это — самое малое из того, что я должна была для него сделать!!!
— Тогда почему ты тут, а не с ним?
— Сядь… Расскажу…
Подумал. Сел. Поудобнее передвинул меч. И вопросительно уставился на меня.
Я набрала в грудь воздуха и начала:
— На пятый день четвертой десятины второго лиственя мой отец получил письмо от короля Шаграта Латирдана. И, наскоро собрав и вооружив воинов, умчался ему на помощь. А в ночь на шестой день замок захватили оранжевые[42]…
— Ты ничего не путаешь, ашиара? — перебил меня хейсар. — Твой отец… э-э-э… не добрался до Аверона…
— Ты хотел сказать, что он был одним из заговорщиков? Не был! Он действительно ехал на помощь его величеству, но по дороге попал в засаду, устроенную вассалами графа Иора, и погиб. Если ты сомневаешься в моих словах, то можешь спросить у графа Грасса — доказательства того, что моего отца зарубили именно оранжевые, он уже получил. А в ближайшее время он удостоверится и в том, что они захватили Атерн!
— Спрошу, — кивнул Арвазд. — Потом. Рассказывай дальше…
— За несколько часов до нападения в замок въехали жонглеры. Когда отец уехал, мой младший брат, Волод, предложил мне пойти и посмотреть на тех зверей, которых они привезли с собой. Я согласилась и сдуру решила погладить акрида, сидящего в одной из клеток…
— Зачем? — ошалело воскликнул десятник.
— Он был таким красивым, — опустила взгляд я. — А что это рыжее чудо — хищник, я не знала.
— Хм… Пожалуй, чудом я бы его не назвал. Впрочем, если смотреть через решетку клетки, то смотрится он ничего.
— Я так и смотрела, — вздохнула я. — В общем, мне повезло — в каретный сарай, где стояли клетки, как раз вошел Бездушный, прибывший вместе с жонглерами. Он увидел, что я тянусь к акриду, и убил его метательным ножом…
— Ты должна ему жизнь, — без тени улыбки сказал десятник. — Если бы тебя укусил акрид, тебя бы не спас даже ваш «всесильный» Вседержитель…