Полю он тоже морочил голову, и тоже без зазрения совести, Зинта была тому свидетельницей. Тот ему несколько раз «звонил по телефону», а Эдмар не отвечал – нарочно, как истинный зложитель, да еще пояснил с коварной улыбочкой:
– Пусть помучается, он это заслужил. Сколько раз я ему звонил, а он не брал телефон… Что ж, теперь роли поменялись. И кроме того, он ведь не то чтобы хочет поговорить со мной – он хочет поговорить о Сонхи. Грустно, Зинта, когда ты интересуешь кого-то не сам по себе, а исключительно как носитель информации.
Печально подмигнув – ей даже пожалеть его захотелось! – он все-таки ответил Полю и после обмена приветствиями принялся рассказывать о пестрых, как россыпи цветных стекляшек, сурийских рынках, о туманно-серых нангерских замках, которые лепятся к горным уступам, словно птичьи гнезда, о сверкающем ледяном дворце на северном полюсе, во владениях Пса Зимней Бури…
Зинта слушала и думала: все-то у нас в Сонхи хорошо, но если бы еще окаянных Накопителей не было!
Чтобы ворожбе ничто не помешало, они закрылись в одной из комнат верхнего этажа.
Пожелтелые обои в потеках. Тонкий слой пыли на облезлых половицах. Сломанная деревянная кровать. Прикинув, отчего она могла сломаться, Дирвен невольно подумал о Самой Главной Сволочи, сглотнул и тут же тоскливо выругался, только не вслух, а про себя, чтобы ведьма не рассердилась, а то она чуть что щетинится колючками, словно он ей чем-то не угодил.
На стене траченный молью ковер: желто-коричневые груши в аляповатой корзинке на лиловом фоне. Потускневший, испятнанный, в темных проплешинах, осыпающихся трухой, но Дирвен так и прилип взглядом к этому ковру. Ему было страшно: вдруг не получится?
Таль сказала, все зависит от того, какие чувства он испытывает к своей маме на самом деле: если он ее не любит, ингредиенты не совьются в нить, которую ведьме предстоит смотать в клубок.
Рука у Дирвена была забинтована – в его жилах течет кровь Сонтобии Кориц, так что главный ингредиент нашелся. Вторую составляющую, магическую, Таль добыла из тряпичной куколки, которую носила за пазухой и берегла, как зеницу ока. Распорола ей бок, потом накрепко зашила, а что она оттуда вытряхнула, Дирвен не видел, ведьма велела не подсматривать. К этому она добавила горсть земли – для объема, чтобы клубок получился величиной с яблоко.
Сейчас заготовка лежала на полу, словно лепешка грязи, а ведьма сидела на пятках, скинув ботинки и распустив волосы, и монотонным речитативом произносила заклинание на незнакомом Дирвену языке. Он разобрал только повторяющееся имя «Сонтобия Кориц», остальное звучало чуждо и заунывно. Вдруг ничего не выйдет? Вдруг этот гад Ферклиц прав, и он не любит вообще никого, даже маму?
Чтобы его не разорвало от внутреннего напряжения, он уткнулся взглядом в ковер и старался думать о постороннем. Если это чудище с дурацкими грушами попытаются снять с заржавелых гвоздиков, оно, наверное, сразу развалится на куски, и в затхлом воздухе закружится сбесившаяся моль…
Речитатив ведьмы начал мало-помалу ускоряться, сохраняя все тот же ритмический рисунок, потом она и вовсе перешла на скороговорку. Дирвен через силу заставил себя оглянуться: на полу перед Таль извивался длинный темно-красный червь – или нет, это была нить, которая сама собой постепенно сматывалась.
Только сейчас он ощутил, до чего напряжен был у него каждый мускул, и сумел расслабиться. Нет в этом ковре ничего пугающего, всего лишь старая рвань.
Клубок норовил сразу отправиться в путь, но уперся в пыльный плинтус под восточным окном. Мама жива, иначе бы он не двинулся с места! И Пшорские горы как раз на северо-востоке от Абенгарта.
Волшебный клубок завернули в салфетку и спрятали в расписную жестянку из-под конфет.
Кемурт взялся разузнать побольше о женской каторжной тюрьме в окрестностях Висгарта, небольшого приморского города в сорока шабах от столицы. К тому, что Ювгер должен найти свою мать, вожак отнесся с пониманием: сам он регулярно навещал деда с бабушкой, изобретательно таясь от возможных доносчиков.
Когда распрощались, он был доволен таким оборотом: кратковременный союз, принесший выгоду, куда лучше затяжного соперничества. Грента тоже тихо радовалась тому, что «завистница», с которой они вечно в чем-нибудь не соглашались, исчезнет из поля зрения.
Правду сказать, вожак предпочел бы, чтобы с ним осталась не она, а Таль, проявившая себя находчивой и разумной сообщницей, но он уже привык к тому, что обстоятельства далеко не всегда отвечают нашим желаниям, и среди них надо непрерывно лавировать, чтобы они тебя не раздавили, особенно в таком городе, как Абенгарт.
Ближе к вечеру Дирвен и Таль с котомками за плечами направились в сторону восточных пригородов. Через мещанские кварталы, мимо домов с выпирающими темными балками и нарисованными на светлой штукатурке оберегами, однообразными и аккуратными.
Дирвен натянул по самые брови вязаную шапочку с помпоном, а нижнюю часть лица прикрыл шарфом: мельком увидишь – не узнаешь. Тем не менее, когда навстречу им вышла из-за угла высокая барышня, одетая строго и неброско, хотя и с претензией на скупую элегантность, в ее глазах под гофрированным серым капором мелькнуло выражение узнавания.
Отшатнувшись, Дирвен схватил Таль за руку и прошипел ей в ухо:
– Это она! Хенгеда…
Одновременно он отдал команду на готовность боевым амулетам. Гадина-службистка тоже активировала свои амулеты, он это почувствовал.
– Хенгеда, это ты?! – Таль кинулась между ними и повисла на барышне, которая была на полголовы ее выше. – Ой, как я рада! Пошли к нам, что я тебе расскажу… А ты, Аломп, иди тогда к тете Вингеде без меня, потом увидимся.
Она подмигнула из-за плеча Хенгеды, цепко ухватившись своими изящными бледными пальчиками за ее суконный жакет в серую клетку. Рослая службистка не сопротивлялась, импульсы ее амулетов угасли.
Дирвен, вспотевший до холодной струйки между лопаток, понял, что ведьма околдовала свою жертву, сумев каким-то образом пробить ее защиту. Впрочем, Хенгеда – амулетчица посредственных достоинств, сильная ведьма или стоящий маг с таким противником легко справятся.
Все-таки хорошо, что он рассказал Таль о своих злоключениях. Вначале думал, что зря разоткровенничался, потому что сопереживания она не проявила ни на полушку. Это было обидно. Сразу ясно, что она из совсем бессердечных девчонок, и в груди у нее вместо сердца ледышка. Даже странно, что это мусорная ведьма, а не какая-нибудь там ледяная! Однако же рассказал не напрасно: мигом припомнив, кто такая Хенгеда, ведьма бросилась в атаку – и победила.
Прохожих сценка не удивила: встретились две подружки – девчоночьи объятия, ахи, охи, глупые нежности. Дирвен и сам глянул бы на них свысока, с приятным сознанием собственного превосходства, да и прошел бы мимо.
Что-то радостно щебеча, Таль увлекла покорную Хенгеду под арку большого доходного дома с узорчатой вывеской «Галантерейный башмачник» на первом этаже, а он двинулся дальше сквозь тихие белесые сумерки – настороженный, готовый к схватке. Вокруг все спокойно: похоже, подчиненная Ферклица оказалась тут по чистой случайности.
Таль догнала его через два квартала, возле увешанной фонарями трехэтажной гостиницы, охваченной вечерним оживлением.
Так до сих пор и не удалось выспросить, каким способом она его всякий раз находит. Что-то тайное, ведьмовское.
– Идем. Она до утра не очнется.
– Что ты с ней сделала?
– Завела в дровяной сарай и усыпила. И заморочила ей память: она не вспомнит о том, что видела тебя. Эти чары распространяются на небольшой промежуток времени, который был перед тем, как их наводишь, и нам повезло, что удалось сразу ее поймать. Этой встречи для нее словно и не было.
Дирвен мстительно хохотнул: к дровяным сараям Хенгеде не привыкать.
– А ее амулеты?
– Остались у нее, их я тоже усыпила. Пусть завтра поломает голову, что с ней случилось.
– И все, что ли? Надо было ей, гадине, косу обрезать и юбку порвать, она же меня им выдала, а перед этим со мной обжималась и делала вид, что любит!
– Сочувствую, – бросила Таль безразличным тоном.
– А если сочувствуешь, ты же могла…
– Да я не тебе, я ей сочувствую.
– Почему? – растерялся Дирвен, от обиды по-детски хлопнув ресницами.
– Потому, – отрезала ведьма.
В течение нескольких минут он молча и потрясенно шагал рядом с этой стервозой, у которой лежала в кармане жестянка с драгоценным клубком, а потом, оправившись от горького недоумения, в тысяча пятьдесят первый раз подумал, что девчонки все одинаковы.
До сих пор им удавалось ускользать от слуг Лормы, но долго это не протянется. Кольцо постепенно сжималось. Окраины Гунханды – подходящая территория, чтобы играть в прятки с погоней, и на том спасибо Хитроумному и Двуликой.
Обшарпанные кварталы напоминали засохший, осыпающийся, источенный червями слоеный торт, выброшенный на помойку. На каждую халупу так и просилась вывеска «Подозрительное заведение». Запахи специй из харчевен придавали господствующему в этих закоулках зловонию пикантные нотки. В крикливо-пестрых оберегах на стенах сквозило что-то неуловимо непристойное. Среди прохожих попадались то амуши, то джубы, скрытые от людских глаз чарами личины либо мороком невидимости. На крышах, на перилах ветхих покосившихся башенок-беседок, сидели птицы и флирии, среди них затесалась обезьяна в замызганной курточке-разлетайке и с обрывком цепочки на шее.
