Выполняя задания Ложи, Дирвен за последний год где только не побывал, для него лес был не в диковинку. Он то брал высокомерно-покровительственный тон и цедил что-нибудь презрительное: «На вас, девиц, ни в чем нельзя положиться», то, словно внезапно вспомнив, куда и зачем они направляются, начинал разговаривать с ведьмой сбивчиво, с тревогой и детской надеждой.
«Одно слово – мальчик!» – фыркнула про себя Хеледика.
Она выросла в закрытой общине песчаных ведьм и к мужчинам относилась без заведомого почтения. По-разному относилась, смотря что за человек. Если Суно Орвехта или Кемурта она уважала, то какой-нибудь менее достойный представитель противоположного пола мог бы изрядно расстроиться, узнай он, как холодно, трезво и едва ли не цинично оценивает его эта изящная девушка с глазами кошачьего разреза и сдержанными манерами.
Пласохи, лесные твари, похожие на больших неопрятных ворон с восковыми человеческими личиками и наводящими оторопь когтистыми лапами, быстро почуяли, что меж этими двоими согласия нет. Они увязались за парочкой ближе к вечеру и сопровождали ее, хоронясь среди ветвей.
Ведьма и амулетчик – не добыча, к тому же те вскоре заметили их присутствие, но вдруг они рассорятся до смертоубийства? Тогда можно будет напиться теплой крови. У пласох, проживших на свете достаточно долго, на людскую вражду отменное чутье. Вражда – это хорошо, это еда. Впрочем, самые мудрые сразу поняли: раз парень и девушка идут вместе за клубком, вряд ли они станут друг друга резать. Во всяком случае, до тех пор, пока не найдут то, что ищут.
Весь первый день Хеледика испытывала легкое головокружение от непривычных запахов и несметного множества мелких деталей. Пахло травами, елками, птичьими гнездами, прелой хвоей, звериными норами, пометом, шишками, смолой, древесно-земляной сыростью, и все это смешивалось в один сложный аромат, а такого, что цепляло взгляд, вокруг было куда больше, чем в пустыне или даже в городе. Глазастый лес зачаровал гостью из далекого Олосохара без всякого волшебства.
Когда елки совсем почернели, и все вокруг начала заволакивать холодная лилово-серая мгла, остановились на ночлег.
У торговца старьем, который, сам того не зная, довез их до Рунды, они купили три теплых походных солдатских плаща (один для Сонтобии) и в придачу удобные шаровары Хеледике. Ее спутник по поводу шаровар заметил с одобрением: «Ага, сразу видно, что ты настоящая девчонка, не парень!» Что он этим хотел сказать – что парни по лесу, вдали от людских глаз, в юбках разгуливают? Когда ведьма поинтересовалась, Дирвен замялся и буркнул, что все равно он девчонкам не доверяет, а то они все у тебя выспросят и потом против тебя же это используют. Мол, один раз он уже обжегся, больше его такими штучками не проведешь. Хм, кого же он имеет в виду: ее или Хенгеду из овдейского министерства благоденствия?
Сложив из камней посреди поляны круг для костра, принялись собирать сушняк.
У них были с собой сваренные вкрутую яйца, булка хлеба, сухари, гирлянда овдейских копченых колбасок, кусок подсохшего сыра, мешочек с чаем и колотый сахар. Этого должно хватить. У пшоров брать еду нельзя, даже если подвернется возможность что-нибудь стащить. Тот, кто их яств отведает, далеко не уйдет.
Когда ведьма увидела под елями несколько крупных грибов, глаза у нее вспыхнули: если неядовитые, а уж с этим она разберется, можно поджарить на веточке… Их коричневые шляпки соблазнительно выглядывали из прошлогодней хвои – а потом они все разом как выскочили, осыпав отпрянувшую девушку сухими иголками.
– В следующий раз я вам задам! – пригрозила ведьма.
Испуг прошел, сердцебиение постепенно затихало.
Поскольку наверху среди ветвей возились пласохи, она не сразу поняла, что рядом ошивается еще одна разновидность лесного народца.
Невеликого роста человечки в мясистых грибных шляпках. Большинство из них бегает голышом, но иные носят одежду, которую выменивают у народца, обитающего при человеческом жилье. Притворяясь грибами, они манят, дразнят, пугают людей, чтобы завлечь в какой-нибудь овраг, а то и нарочно устраивают западню: пусть жертва свернет себе шею, сломает ногу, заблудится в чаще. Грикурцы – падальщики: они потом будут приходить на то место, где человек умер, и вытягивать из земли соки разложившейся плоти, выпуская специальные корешки из маленьких ступней. Они только таким способом и питаются, а рты у них для того, чтобы гнусно хихикать и что-нибудь бормотать. На зиму они впадают в спячку в укромных зачарованных норах, натащив туда побольше хвои, сухой травы и мха.
Набрав охапку хвороста, Хеледика вернулась к стоянке и занялась магическим кругом. Пласохи и грикурцы напасть не рискнут, но здесь наверняка водятся еще и древоны – кровожадные чудища, которые прикидываются засохшими деревьями. Встреча с ними даже для волшебника может закончиться плачевно.
К ужину приступили уже в потемках. Шумел и трещал костер, в жестянке время от времени начинал колотиться убранный до завтра клубок. На краю освещенного круга, за незримой чертой, шевельнулась тень подобравшегося «гриба».
– Чего тебе надо? – спросила Хеледика, разглядывая гостя.
Это был грикурц из «аристократов»: он носил трико и застегнутую на четыре крохотные пуговки линяло-зеленую безрукавку. Тощий, сухой, под шляпкой маленькое стариковское личико с заостренным подбородком, плутоватое и мнимо добродушное.
Дирвен швырнул в него яичной скорлупой, но не попал – грикурц проворно шмыгнул на локоть в сторону.
– Невоспитанный мальчишка, – осуждающе заметил лесной человечек. – Эх, молодежь, молодежь… За клубком идете, туда вдвоем, обратно втроем? Эхе-хе, думаете, все так просто? Того, за кем вы навострились, еще и расколдовать нужно будет.
– Я сумею, – уверенно бросила Хеледика, хотя нет-нет да и думала об этом с тревогой.
Она никогда еще этого не делала. Чтобы снять с человека обезволивающие чары пшоров, песчаная ведьма должна протанцевать вокруг него три тысячи триста тридцать кругов посолонь. Не обязательно за раз, можно с перерывами. Собьешься с шага – не страшно, однако за каждый неправильный круг придется станцевать три лишних. И с начала до конца ворожбы ведьме нельзя произносить ни слова, иначе все насмарку, второй попытки у нее не будет. А Сонтобию Кориц хорошо бы расколдовать до выхода из леса. Человек, опутанный чарами пшоров, напоминает ходячий труп или ожившую марионетку, лишенную собственного разума: без повеления он не сможет ни поесть, ни нужду справить, ни закрыть или открыть глаза, о более сложных вещах и говорить нечего.
– Выкладывай, грибной придурок, чего надо, а то пришибу, – промычал Дирвен с набитым ртом.
– Ай-ай-ай, какой неучтивый, – сокрушенно покачал шляпкой грикурц. – Тебя, юная ведьма, хочу предупредить: когда начнешь ворожить, знай, что от этого в наших краях сами собой открываются Врата Хиалы. Не поддавайтесь на уловки демонов! Те будут звать, угрожать и вести охальные речи, но не смогут выйти оттуда наружу, ибо Врата эти половинчатые, и сами потом исчезнут, – он наставительно, как учитель в школе, поднял палец. – Знайте об этом!
– Почему ты нас предупредил? – хмыкнула девушка, в то время как Дирвен энергично двигал челюстями и озирался в поисках, чем бы еще запустить в грикурца.
Тот хитро улыбнулся:
– Для себя стараюсь. Если демоны вас подманят и схватят – живьем в Хиалу утащат, а если вы им не достанетесь – может, заплутаете, может, в овраг свалитесь… Бывают же хорошие сказки, когда в конце все сыты и счастливы.
– А ну, вали отсюда, говорящий сморчок! – рявкнул Дирвен, дожевав колбасу.
Грикурц укоризненно покачал головой, лукаво усмехнулся и исчез в лесной темени.
Хеледика съежилась под своим плащом, на душе у нее было скверно. Вспомнилось, как она поступила с Ялкуцем перед своим побегом из приюта.
– Ты чего? – воинственно справился ее спутник. – Да плевать на эти Врата Хиалы! Главное, чтобы ты мою маму расколдовала, а демоны – просто шушера, ничего они нам не сделают. Он же сказал, они оттуда не вылезут. Если что, я их Серебряным Лисом напугаю – это один из князей Хиалы, и он мой должник.
Суно и Кармукул играли не счесть которую партию в сандалу магов, когда Зомар предупредил:
– Скребутся… Наверху, прямо над нами.
Джуб недовольно заворчал, его черновато-лиловое лицо с болтающимся хоботком от гнева еще сильнее потемнело. Его сородичей приводит в ярость все, что может помешать Игре, тем более когда она в разгаре.
– Если нас убьют, мы не сможем доиграть, – будто бы в раздумье заметил Суно. – Хорошо бы перебраться в другое место… Запомним расположение фигур на доске и потом начнем с тех же позиций.
Сверху им на головы, на старую щербатую столешницу, на антикварную доску с искусно нарисованными разноцветными символами посыпалась пыль.
