– Я понял замысел Схимника! Прежние схимники были лучшими из духовенства, но не рядились в дорогие одежды, жили, как велел бог, в умеренности, почти в нищете. Многие уединялись в глухих местах. И некоторые из них начали открывать для себя схиму, какой ее нынче знаем мы. Понятно, что вид остальных, называвших себя служителями бога, вызывал в их сердцах гнев. И один из них создал учение схимы.
– Но для чего? – спросил Зануда.
– Подожди. До этого я еще дойду. Никто не знает, сколько Схимнику было лет на самом деле. Омолаживать тело можно бесконечное число раз. Но уверен я в одном: прежние схимники и стали богоборцами, когда у них появился предводитель.
– Это невозможно! – воскликнул Недотрога. – Они уничтожили не духовенство, во что я мог бы поверить, а саму веру. Разве не так?
– Так. Они сделали это, потому что Схимник увидел, что будет, если ничего не менять, к чему приведет лицемерие духовенства.
– И к чему?
– А ты оглянись вокруг. Вот к этому. Знать еще по старинке воспитывает в своих детях понятие чести, крестьяне еще готовы оказать гостеприимство случайному путнику и не потребовать с него денег. Но это – лишь отголосок прошлого. Те же анты и иверы меньше подвержены новым веяниям. Там правят седые старцы. А старость – враг любых перемен, в том числе и к худшему.
– Кто же несет их, перемены эти?
– Прежде всего купцы. В Золотом Мосту все вы видели это. Предательство уже не порок. Трусость именуется осторожностью, обман в торговле – деловой хваткой. А князья и бояре, разбойничавшие на дорогах? Что это? Империя приостановила эти веяния, но лишь потому, что во главе ее стояли схимники. Понятия «хорошо» и «плохо», «добро» и «зло» – смешались. Если ты кого-то обманул, тебе хорошо. И плевать, что ему плохо. Сам виноват. А хочет, чтобы и ему было хорошо, – пусть пойдет и обманет сам. Всем правит только выгода. А где выгода, нет места для морали. Раньше люди верили, что есть кто-то великий, могучий, сотворивший все, который наблюдает за ними сверху. И потому выгода приносилась в жертву морали. Сейчас же говорят, что нет добра и зла, все относительно. А раз так, то ты волен делать то, что тебе нравится.
– Но ведь это так и есть! – воскликнул Недотрога. – Добро и зло. Вот я, к примеру, застал на дороге разбойников, грабящих купца, вмешался, перебил их или прогнал. Купцу – хорошо, разбойникам – плохо. Купцу я сделал добро, а разбойникам – зло. А если дальше пойти? Спасенный мною купец привез свои товары в ближайший город и начал продавать дешевле, чем местные ремесленники. Жителям – добро, они тратят меньше денег, купцу – тоже добро, свою выгоду он получил. А ремесленникам – зло. Кто-то разорится, потому что у него ничего не покупают, некоторые даже пойдут в разбойники, чтобы прокормить семью. И дальше раскручивать это переплетение судеб можно сколь угодно долго. Только так и не ясно, что же совершил я – добро или зло, спасая этого купца?
– Не в этом дело. – Я печально улыбнулся.
– А в чем же? – Ученик Императора не собирался отступаться. Ясно стало, что не просто ради спора спорит он, действительно хочет разобраться, понять.
– Надо сделать так, чтобы разбойники не выходили на большую дорогу, купцы не пытались разорить своих соперников, а если человек не может прокормить семью, чтобы ему помогли. Кто угодно – община, ремесленный цех, князь, боярин. Тогда и вопросов таких не возникнет.
– Будут другие. К примеру, если неимущему обязательно кто-то поможет, зачем ему работать вообще? Зачем стремиться к чему-то большему?
– Так и помощь должна быть разумной. Кусок хлеба, простая одежда, крыша над головой – и хватит. А большего захочет – пусть заработает.
– Написать нужные законы, как в Золотом Мосту. У нас в Империи тоже сейчас они создаются.
– Законы никого ни к чему не обязывают, – возразил я. – Не зря люди говорят: «Закон как дышло – куда повернул, туда и вышло». В Золотом Мосту Механик создал весьма разумный свод уложений, описывающий, как поступать и как судить в том или ином случае. Но разве это удержало некоторых купцов от предательства? И разве это помешало остальным оправдать предателей? Закон никогда никого не ограничивал. Человек может ограничить себя лишь сам. А для этого нужен другой свод – моральный. Раньше люди жили не по закону, а по совести. Не все, конечно, всегда были отступники. Но раньше их было меньше. А сейчас совесть – пустой звук.
– Но разве это получилось не потому, что уничтожили духовенство и веру?
– Лицемерие стало первым их шагом к падению. Все получилось бы так, с духовенством или без него. Духовные пастыри утратили право следить за моралью, когда сами попрали ее, говоря одно, а делая другое.
– Я по-прежнему не понимаю, зачем было их уничтожать, если все равно пришло бы к тому, что происходит сейчас?
– Недотрога, сейчас люди забыли старое духовенство вместе с его недостатками. И если восстановить веру в высшие существа, она не будет осквернена ошибками прежних духовных пастырей. Старым священнослужителям не поверили бы уже, даже если бы те раскаялись. Схимник создал богоборцев, чтобы стереть саму память о прежних культах, и создал нас, чтобы мы восстановили веру, мораль, совесть. Только тогда люди действительно станут равны перед законом, когда эти три столпа подопрут ветхий свод уложений.
– Равны? – Недотрога рассмеялся. – Как можно уравнять князя и смерда? Они ведь разные. Допусти простолюдинов к управлению страной – и что получится? Кто побогаче – скупит их на корню и все равно окажется у власти. А если нет, то принятие любого решения превратится в базар. Должен быть кто-то, кто будет решать и отвечать за свои решения.
– Конечно, должен. Я говорю совершенно о другом равенстве. У кого-то хорошо получается, к примеру, лепить горшки, а кто-то великолепно их продает. Крестьяне знают землю, умеют растить хлеб, а князья и бояре – воины, знающие науку битв. Каждый должен заниматься тем, что умеет лучше. Равенство же в том, чтобы купец и ремесленник получали одинаковую выгоду от того, что работают вместе. Чтобы князья не отбирали у крестьян большую часть их урожая и действительно защищали землепашцев от татей и иноземцев, а не проводили время в пирах, охотах и междоусобных сварах. Чтобы, если крестьянин хочет стать кузнецом, к примеру, ему дали возможность попробовать себя в этом. А вдруг у него проснется талант? И если не получится, чтобы он мог вернуться к своим прежним занятиям, не боясь, что за это время семья его помрет с голоду. Но для этого люди должны считать помощь тем, кто рядом и кто хочет чего-то, – единственно правильным образом действий, а лень, праздность, равнодушие – пороком. Равенство – как равенство возможностей, не более.
– Почему именно мы должны строить этот новый мир?
– Потому что мы лишены пороков прежнего духовенства. Схимник понимает бренность богатств. Все мы умеем довольствоваться малым. Нас не прельщает власть ради самой власти, и к нам прислушается даже князь или боярин, не гляля, во что мы одеты и какое производим впечатление. Голос схимника создан, чтобы убеждать. Тело схимника создано, чтобы выносить любые лишения. Простые люди не могут нас убить. Мы умеем разобраться во всех человеческих метаниях. Самый прожженный хитрец не утаит от познавших схиму своих побуждений. Мы умеем исцелить тело и снять камень с сердца. И мы понимаем, что едины. Кто же подойдет идеальнее?
– Но мой учитель и Мятежник сражались…
– Несмотря на все войны, Мечтатель и Мятежник остались братьями. Да и войны эти – лишь от неясности цели. Каждый из них хотел объединить венедов своей идеей. И оба понимали, что нужно нечто большее. Не меч достигнет этой цели. Новая Империя – в душах людей. Но как могли они это понять, если забыли само это слово? Схимники должны создать новую веру, не отягощенную памятью о пороках старой.
– Всеблагой, яви нам чудо, дабы знали мы, что бог с нами, – усмехнулся Зануда.
– Что?
Ночь. Ветер играет в верхушках трав, мирно потрескивает костер, стреляет угольками. Безоблачное небо. Полная луна. Запах недоеденного ужина. И мы, горстка отщепенцев, рассуждающих о судьбах человечества. Недотрога встал и ушел. Видно, услышал достаточно. Фраза, брошенная Занудой, повисла в воздухе, но он повторил ее уже громче:
– Всеблагой, яви нам чудо, дабы знали мы, что бог с нами. Рано или поздно люди придут к тебе с этой просьбой. И что ты ответишь им?
– Чудеса? А что такое чудеса?
– Это то, на чем зиждется вера. Потом можно и без них. Но в самом начале одних слов мало. Нужно подтверждение, что ты имеешь право говорить от имени высших существ, ты, человек.
– И какое чудо их устроит, Зануда? Я могу убедить их, что никаких чудес не надо вовсе, а могу повергнуть в ужас от такой наглости: требовать чуда у бога. Я могу одним касанием потушить жизнь в любом из них и разжечь точно так же. Разве ты забыл это? А будет ли считаться чудом исцеление от той же чумы или клинок, отбитый голой рукой? А может, вот это…
