– Ушлют? Опасного свидетеля?
– А кто тебе поверит? – Ренган пожал плечами и сделал порядочный глоток. – Забудь, я тебе верно говорю. Послушай лучше, что я скажу. Может, хватит под епископом ходить, а? Тебя же теперь наверняка ушлют в глухомань… а если и не ушлют, так здесь сгниешь от пива и безделья.
– А что ты предлагаешь, Ренган? Что-то я не соображу, куда ты гнешь?
– Ну, Фомас, напряги мозги, – солдат отсалютовал приятелю кружкой, – подумай, чем бы ты хотел заниматься? Скажем, настоятелем в монастырь? Обширная библиотека, винные погреба… собственные виноградники… и свобода от всех. А? Но для любого дела нужны деньги. Подмазать твое начальство, благоустроить обитель…
По мере того, как северянин рассуждал, глаза священника разгорались – он уже видел воочию себя аббатом. Фомас кивал и хлебал попеременно – иногда, сбиваясь с ритма, викарий забрызгивал пивом и без того грязную сутану.
– Так вот, – продолжал Ренган, – прежде всего тебе понадобится серебро. Много-много крон, верно?
– И ты, конечно, знаешь, где их раздобыть? – прищурился клирик.
– Я приглашаю тебя компаньоном в очень выгодное дельце. Понимаешь? Не посредником, а компаньоном, а это уже совсем иные расчеты между нами пойдут. Сегодня ты убедился, чего стоит ваша братия, епископ и его прихвостни. Зачем же за них держаться?
– Что ты предлагаешь, говори яснее! – потребовал Фомас.
– Я готов открыть тебе тайну, – Ренган задумался, собеседник ждал. – Если ты со мной.
– С тобой! С тобой, разорви меня бес! Но о чем идет речь?
– Не богохульствуй! – строго заметил горец. – Или тебе взбрело в голову, что я подбиваю к измене Церкви? Нет, ничего подобного, напротив – твои труды послужат к вящей ее выгоде. Сделаем так… Ты сейчас купишь у Мерта еще кувшин этой дряни, которую здесь зовут пивом, и поднимешься ко мне. Я остановился там, где и обычно.
– Я помню.
– Поднимешься, убедишься, что рядом никого и тогда постучишь. Я хочу показать тебе кое-что интересное, но не хочу делать этого здесь, в зале. Иди за пивом, а я пока приготовлюсь.
4. Большие планы
Кувшин Фомас тащил, прижимая к груди, словно возлюбленного первенца. От пережитых треволнений, да и от выпитого, клирика слегка качало, ноги в самом деле ощутимо подрагивали. Тем не менее, он довольно бодро преодолел подъем и двинулся к дальней двери. Хотя коридор был абсолютно пуст, Фомас старательно вертел головой, следуя инструкциям – убеждался, что никто не следит. После нападения в переулке клирику повсюду мерещились разбойники. Перед угловой комнатой священник остановился и, перехватив половчее кувшин, постучал.
– Это я, Фомас!
– Рядом никого? – голос наемника прозвучал из-за двери глуховато.
– Никого!
– Тогда входи, – велел Ренган. – Дверь не заперта.
Священник толкнул дверь и бочком протиснулся в комнату. Поставил кувшин и запер дверь на засов. Потом обернулся и поглядел на северянина. Тот сидел на кровати с обнаженным мечом в руках. Рядом с ним, накрытые мешковиной, лежали какие-то предметы – тряпка очерчивала их контуры.
– Подойди, глянь, – пригласил Ренган, мечом откидывая ткань.
Фомас послушно подошел и посмотрел. Едва осознал, что именно лежит перед ним, руки сами собой потянулись пощупать.
– Гляди, гляди, – поощрил приятеля солдат, вкладывая меч в ножны. – Это и есть мое предложение. Нынче, продавая твоему епископу левую руку, я только хотел убедиться, что дело стоящее. Триста крон… да я наверняка продешевил! Знаю я вас, «нижних», вы всегда перехитрите… Словом, Фомас, я предлагаю тебе треть от того, что сможешь выручить. Не спеши с ответом, подумай. Погляди, у меня много товара, даже башка есть!
– А чего мне думать, – объявил клирик, поднимая лишенную волос голову и осматривая жутковатый трофей со всех сторон, – я согласен. Такие предложения выпадают раз в жизни, и чтоб я отказался?! Э, Ренган, да это женщина! Смотри, какие виски тонкие! И скулы, и губы – точно женские…
– Женщина? – наемник смутился. – Никогда прежде баб не убивал.
Священник едва не выронил от неожиданности голову.
– Убивал? – сипло повторил он. – Ты что же, хочешь сказать, что… Но ведь это…
– Ага, – осклабился Ренган, – это вовсе не останки блаженного Гэрфина, ты верно догадываешься.
– Но кто же это? Что же это… было?
– Тебе приходилось слышать о Темных Богах?
– Церковь считает, что они – выдумка, – неуверенно возразил Фомас.
– Выдумка? Не прошло шести недель с тех пор, как я своими руками убил эту выдумку. Она хотела уничтожить мой клан, и я ее убил. У нас, в горах, нравы простые. Если убиваешь – то убивай… или жди, что прикончат тебя. Послушай-ка, я расскажу тебе об этих выдумках. Такого в твоих книгах не прочтешь.
И Ренган поведал священнику то, что без всяких книг передается из уст в уста от отца к сыну, от дедов к внукам – там, в суровых горах Севера. Поведал о прежних временах, когда еще не было королей и императора, когда еще не пришли с юга сладкоречивые проповедники, когда нравы были просты, а люди доверчивы. Тогда родом человеческим правили Темные Боги, питавшиеся жертвенной кровью. Чтобы удовлетворить алчность владык, мужчины ходили в набеги, и немало пленников закончило жизненный путь у алтарей Темных Богов. Люди боялись страшных повелителей, покой которых стерегли великаны. Шли годы, боги старели, великаны вымирали… Потом с юга подступили дружины новых владык, закованные в железо воины утверждали власть иных вождей и иного божества… Темные Боги, объединились и выступили против пришельцев, одевшись в каменную броню… превратив собственную шкуру в подобие каменной брони… Темные одолели пришельцев, но и полегли сами почти поголовно, ибо кровь убитых южан, как оказалось, размягчала их каменный доспех… А уж кровь в день великой битвы лилась рекой. Отгремели схватки, в горах настали новые времена, о власти Темных Богов многие позабыли…
– Так вот, значит, чем завершился Поход Проклятых… – задумчиво проговорил очарованный рассказом Фомас. – Стало быть, войско Ретрихта Злого сгинуло у вас, за морем… В книгах пишут об этом походе всякое, но подобного я не читал…
– И не прочтешь, – буркнул Ренган, – если сам не напишешь. Однако выходит, что я прикончил бабу тогда, в Лодоре… Никогда бы не подумал, что Оракул – баба…
Фомас внимательно слушал, не решаясь перебить. Теперь он глядел на солдата другими глазами – кто бы мог подумать, что нынче встречаются такие герои. И вот он, воитель, победивший Темную Богиню – сидит, рассуждает о своем подвиге, как о чем-то обыденном.
– Однако это меняет дело, – заявил Ренган. – Если у меня бабские останки, то башку не удастся загнать как честную главу блаженного Гэрфина… Я тысячу раз прав, что пригласил в дело тебя! Скажи, куда можно с этой башкой податься? Кто даст хорошую цену?
– Ну… я полагаю… Дай сообразить…
Фомас сглотнул, едва задумавшись, какое святотатство в самом деле задумал северянин. Выдать за мощи блаженной – что? Останки ложной богини? А ложной ли? Наоборот, истинной! У бедного клирика голова пошла кругом от этих мыслей. Ренган истолковал замешательство приятеля по-своему и решил, что перессорившимся человечкам в голове Фомаса не помешает глоточек пива. Солдат прошел к двери, поднял оставленный священником кувшин и, возвратившись к кровати, наполнил кружки. Отхлебнул сам и сунул кружку Фомасу, тот жадно приник к сосуду. Наконец решился и, оторвавшись от пива, сипло вымолвил:
– Я беру на душу смертный грех, но… Монастырь блаженной Энигунды! Принцесса Амелия принесла монахиням такие дары, что… А больше ни одной из женских обителей не под силу выкупить ЭТО. Голова стоит целого состояния… Мы предъявим сестрам из монастыря блаженной Энигунды мощи их небесной патронессы.
Ренган отсалютовал приятелю кружкой и, возложив руку на мертвую голову Темной Богини, объявил:
– Нарекаю тебя Энигундой!
В гласах северянина плясали бесы, он улыбался, довольный собой.
– Ренган, я тебя боюсь, – только и смог вымолвить Фомас.
– Не ты один, – самодовольно усмехнулся горец, встряхивая копной белых волос. – Поверь, дружище, не ты один… Но я жду твоих советов. С чего мы начнем?
– Хм… – священник снова задумался, с трудом стряхивая наваждение, – прежде всего, рассудим так. Эти… м-м… реликвии… Да, реликвии! Их следует продавать порознь и так, чтобы один покупатель не знал о другом. Так безопаснее, да и выручим больше.
– Это верно, – кивнул наемник.
– Лучше всего продать их приезжим. Если товары разъедутся в разные страны, то и вопросов к нам не возникнет. Нет опасности, что, к примеру, правая и левая нога попадутся на глаза кому-то чересчур наблюдательному, и он заметит сходство.
– И это верно.
– Но самое ценное – голова. И продать ее сложней всего. В тех краях, где расположена обитель блаженной Энигунды, нынче идет война. Туда пробраться будет тяжеленько…
