«Опять нечестно!» – пожаловался он. «Ты смухлевал. У тебя был спрятанный кинжал. Это недостойно».
«А что “достойно”?» – спросил Радж. «Нам, победителям, решать, что значит это слово. Когда ты мёртв, тебе уже не до достоинства».
«Но что за поединок без чести?» – спросил Дариус.
«О чести рассуждают те, кто никогда не проигрывал», – ответил Дезмонд. «Проиграй один раз, потеряй ногу, руку, любимого человека – и ты будешь думать дважды, прежде чем следовать законам чести перед врагом на поле боя. Он-то уж точно о чести не заботится. Ему нужна победа. Жизнь. Любой ценой.
Ты удивишься, когда поймёшь, от чего человек готов отказаться – включая честь – когда смотрит смерти в лицо».
«Я лучше с честью погибну, – упрямствовал Дариус, – чем буду жить в бесчестье».
«Как и все мы», – сказал Дезмонд. «И всё же, то, что ты делаешь на волоске от смерти, не всегда совпадает с твоими убеждениями».
Радж шагнул к нему, качая головой.
«Ты ещё юн», – сказал он. «Наивен. Ты пока не понимаешь, что честь приходит с победой. А победить можно тогда, когда готов ко всему. И к подлым приёмам тоже. Ты можешь драться честно – это твой выбор. Если сможешь. Но не ожидай того же от своего врага».
Дариус задумался, но тут тишину нарушил скрипучий голос.
«ДАРИУС!» – раздался хриплый крик.
Дариус обернулся и увидел своего деда, который стоял в дверях дома, хмурясь.
«Я не хочу, чтобы ты водился с этими мальчиками! Сейчас же иди внутрь!»
Дариус нахмурился в ответ.
«Это мои друзья», – ответил он.
«От них одни неприятности», – сказал дед. «Немедленно в дом!»
Дариус посмотрел, извиняясь, на Дезмонда и Раджа.
«Мне жаль», – сказал Дариус. Он был расстроен, потому что ему очень понравилось с ними драться. Он почувствовал, что его навыки улучшились даже за такой короткий срок, и он хотел сразиться ещё.
«Завтра», – сказал Радж. «После тренировки».
«И потом каждый день», – добавил Дезмонд. «Мы сделаем из тебя воина».
Они повернули прочь, и Дариус понял, что впервые за всё время у него появилось двое близких друзей. Старших друзей и отличных бойцов. Он снова задумался, почему они им заинтересовались. Из-за того, что он сделал ради Лоти? Или из-за чего-то ещё?
«Дариус!» – гаркнул дед.
Дариус с Дреем, не отступавшим от него ни на шаг, пошли к дверям, где с недовольной гримасой на лице стоял дед. Дариус знал, что дед на него сердит. Он всегда был против того, чтобы Дариус учился драться.
«Ты не должен был им грубить», – сказал Дариус, входя в дом. «Они мои друзья».
«Эти мальчишки не знают цену войны», – проворчал дед. «Они подбивают остальных на бунт. Ты себе представляешь, чем может кончиться восстание? Империя нас уничтожит. Мы все умрём. Все до одного».
Сегодня Дариус, воодушевлённый, был не в настроении мириться со стариковским страхом.
«И что с того?» – спросил он. «Что такого страшного в смерти, если гибнешь в борьбе за жизнь? Ты называешь то, что у нас сейчас, жизнью? Пахать в рабстве дни напролёт? Гнуть спину для Империи?»
Дед Дариуса дал ему сильную пощёчину.
Дариус в шоке отпрянул. Дед никогда его раньше не бил.
«Жизнь священна», – сказал его дед сухо. «Тебе и твоим друзьям только предстоит это понять. Ваши деды, и мои тоже, жертвовали всем, чтобы дать вам жизнь. Они терпели рабство для того, чтобы их дети и внуки жили в безопасности. А ваши необдуманные действия сведут на нет века их труда».
Дариус покраснел. Он хотел поспорить, потому что был не согласен ни с одним из слов деда, но тот отвернулся, взял котёл с супом и пошёл в другой конец комнаты ставить его на огонь. Но кое-что в его речи заставило Дариуса задуматься. Что-то щёлкнуло внутри него, и он почувствовал непреодолимое желание знать.
«Мой отец», – холодно произнёс Дариус. «Расскажи мне о нём».
Его дед застыл, стоя спиной к нему и не выпуская котла из рук.
«Ты и так всё знаешь», – сказал он.
«Я ничего не знаю», – настойчиво возразил Дариус. «Что с ним случилось? Почему он нас бросил?»
Дед Дариуса всё также стоял и молчал. Дариус знал, что тут что-то нечисто.
«Куда он ушёл?» – не отставал Дариус. «Почему ушёл?»
Его дед медленно покачал головой, и обернулся. Он выглядел постаревшим на тысячу лет и очень грустным.
«Он, как и ты, был мятежником», – сказал он надломившимся голосом. «Он не мог этого выносить. Однажды он сбежал, и с тех пор его никто не видел».
Дариус не отрывал взгляда от деда, и впервые в жизни точно знал, что тот лжёт.
«Я тебе не верю», – сказал Дариус. «Ты что-то скрываешь. Мой отец был воином? Он сражался с Империей?»
Его дед уставился в пространство, будто видел там утраченные годы.
«Не говори больше о своём отце».
Дариус нахмурился.
«Он – мой отец, и я буду говорить о нём столько, сколько захочу».
Теперь уже лицо его деда скорчилось в гневе.
«В таком случае, в моём доме тебе не будут рады».
Дариус вскипел.
«До тебя это был дом моего отца».
«Но сейчас твоего отца здесь нет, верно?»
Дариус пристально рассматривал лицо деда, впервые увидев его в новом свете. Он увидел, насколько они отличались друг от друга. Они будто были сотканы из разных материй, и не могли друг друга понять.
«Мой отец не сбежал бы», – настаивал Дариус. «Он бы меня не бросил. Он бы никогда меня не бросил. Он любил меня».
Произнося эти слова, Дариус впервые поверил в то, что они правдивы. Он чувствовал, что от него скрывают большой секрет, скрывали всю его жизнь.
«Он бы меня не оставил», – повторил Дариус, желая знать правду.
Его дед сделал шаг ему навстречу, распираемый гневом.
«А кто ты такой, чтобы думать, что такого расчудесного сына нельзя бросить?» – резко сказал дед. «Ты просто мальчишка. Один з многих. Один из рабов в деревне рабов. В тебе нет ничего особенного. Ты строишь из себя великого воина. Играешь с палками. Твои друзья тоже играют с палками. В Империи другие игрушки – из стали. Настоящей стали. Против них нельзя восстать. Никогда. Ты плохо кончишь, как и все они. Куда тебя заведут твои палки?»
Дариус хмурился, впервые испытывая ненависть к деду, ко всему, что он представлял, и что защищал.
«Может я и плохо кончу, – бросил Дариус в ответ, – но я ни за что не кончу, как ты. Ты уж мёртв».
Дариус развернулся и выбежал из коттеджа. На пороге он напоследок оглянулся на деда.
«Я особенный», – сказал Дариус, так, чтобы дед его точно услышал. «Я сын великого воина. Я и сам воин. Однажды и ты, и весь мир в этом убедитесь».
Дариус, разозлённый, не выдержал больше ни секунды, развернулся и помчался прочь.
Он бежал в сумерках, не в силах больше видеть лицо деда и слушать его ложь. Он спешил к чёрным полям, всматриваясь в горизонт, где рабы только заканчивали свой рабочий день. Бескрайнее небо перед ним было окрашено в розовый и пурпурный. Он знал, что его отец жив и свободен. Он был великим воином. Он возвысился над всем этим.
Дариус был уверен, что однажды он его найдёт.
В своём новом пристанище – пещере – Гвендолин сидела у костра и смотрела на огонь. Она была опустошена. Стояла поздняя ночь, и большинство её спутников крепко спали, и тишина пещеры нарушалась лишь треском костра да их похрапыванием. Рядом с Гвендолин спинами к стене сидели её братья, Кендрик и Годфри, а с ними – Стеффен и его молодая жена, Арлисс, Брандт, Атме, Абертол, Иллепра – всё ещё с младенцем на руках – и полдюжины других. Крон спал без задних ног, положив курчавую голову Гвен на колени. Она хорошо его накормила прошлой ночью, во время праздника, и теперь он, казалось, собирался проспать тысячу лет. И он тоже храпел.
По всей бесконечной пещере, уходящей глубоко в горы, сотни людей – то, что осталось от Кольца – лежали, растянувшись на полу, наконец-то насытившись и напившись. Их привели сюда старейшины, согласившиеся после долгой праздничной ночи показать им их новый дом. Тамошние условия едва ли можно было сравнит с тем, к чему Гвендолин привыкла на королевском дворе, но она всё равно была благодарна. По крайней мере, они были живы и у них было место, где можно поправиться и перевести дух.
Только вот слова пророчицы на празднике, будто чёрное облако, висели над Гвен и звенели в её ушах. Торгрин в стране мёртвых. Если пророчица не ошиблась, значит ли это, что он умер? «Как?» – спрашивала она себя. Погиб при поисках Гувейна? Съеден морским чудовищем? Сбился с курса? Попал в шторм? Умирает от голода, как и она совсем недавно?
Вариантов было множество, и чем больше она их выдумывала, тем больше горе поглощало её. При мысе о любом из них ей хотелось просто свернуться в клубок и умереть. А если Тор мёртв и не вернётся, то и Гувейн для неё навсегда утерян.
Глядя на языки пламени, Гвен думала о том, для чего ей теперь жить. Без Торгрина и Гувейна у неё ничего не оставалось. Она ненавидела себя за то, что выпустила Гувейна из рук в тот судьбоносный день на Верхних Островах, ненавидела себя за принятые решения, которые завели её народ в это место. Глубоко в душе она знала, что не виновата. Она сделала всё, что было в её силах, чтобы спасти свой народ от несчётных атак на их несчастное королевство, которое перешло ей от отца. Не смотря на это, она продолжала корить себя. Горе стало единственным чувством, на которое она была способна.
