«Сестра моя», – раздался голос.
Гвен увидела, что к ней подсел Кендрик. Он сидел, обняв колени руками, и на его усталом, мрачном лице отражались отсветы костра. Его глаза были полны сочувствия и уважения, и он выглядел так, как обычно, когда хотел её утешить.
«Не все пророки видят ясно», – сказал он. «Может, Торгрин спешит к тебе, пока мы тут сидим. И твоё ребёнок с ним».
Гвендолин хотелось верить его словам, но она знала, что он просто пытается её успокоить. Слова пророчицы, звучавшие у неё в голове, казались более убедительными.
Она покачала головой.
«Если бы только я могла в это поверить», – сказала она. «Но сегодня – ночь мёртвых. В эту ночь духи говорят правду».
Гвендолин вздохнула и снова обернулась к огню. Она действительно хотела, что бы Кендрик оказался прав. Больше всего на свете. Но он говорил как добрый брат, желающий унять горе сестры – вот и всё.
Крон заёрзал у неё на коленях и тихонько заскулил, будто отзываясь на её печаль. Гвен погладила его по голове и сунула ему ещё ломтик говядины. Но Крон не взял его. Вместо этого, он снова улёгся и заскулил ещё раз.
Кендрик вздохнул и заговорил тихим голосом, прерывающимся от усталости:
«Я всегда очень гордился своей родословной. Я знал, что являюсь первенцем своего отца. Первым сыном короля. Наследником короны. Не то чтобы меня интересовала власть. Я просто гордился своим местом в семье. Я смотрел на вас всех, как на младших братьев и сестёр, и смотрю до сих пор. Все говорили, что я как две капли воды похож на отца, и так и было. Я думал, что знаю, какое месту займу в мире».
Кендрик остановился, чтобы набрать побольше воздуха.
«Мы были совсем ещё детьми – лет по десять-одиннадцать. Как-то раз я вернулся домой после тренировки в Легионе, и столкнулся с Гаретом. Он был младше меня, но уже тогда его любимым занятием было нарываться на неприятности. Они с Луандой остановили меня, и, глядя мне в лицо, Гарет произнёс слова, которые навсегда изменили мою жизнь: “Ты – не сын нашей матери”.
Я не мог понять, о чём он говорит. Думал, что это какая-то очередная уловка, что он дал волю воображению или решил зло пошутить. В конце концов, ему нравилось причинять боль. Но Луанда, которая никогда не лгала, кивнула, в подтверждение его слов. “Ты не принадлежишь к нашей семье”, – сказала она. “Ты не от нашей матери”. “Ты – сын шлюхи”, – добавил Гарет. “Просто ублюдок”
Луанда таращилась на меня с презрением. Я по сей день помню тот её взгляд. “Не хочу тебя больше видеть”, – бросила она. Потом развернулась и пошла прочь. Даже не знаю, кто задел меня больше – Гарет или Луанда».
Кендрик вздохнул, и Гвен увидела, как его освещённое костром лицо исказилось о боли, когда он вновь пережил эту сцену в своих воспоминаниях.
«Я потребовал объяснений у отца, и он признался. В тот момент мой мир перевернулся. Внезапно всё встало на свои места: отец никогда не говорил, что я стану королём после него, остальные меня сторонились, слуги странно смотрели. Я всё время был чужим, и с того дня начал постоянно замечать это. Будто я был гостем в собственном доме. Но не членом семьи. Не настоящим членом. Будто меня считали самозванцем. Ты знаешь, каково это? Быть чужаком в своём доме?»
Гвен вздохнула, тронутая его историей. Она очень ему сочувствовала.
«Мне жаль», – сказала она. «Ты этого не заслуживал. Только не ты. Мне жаль, что меня не было там, чтобы оградить тебя от этого. Гарет и Луанда были жестокими детьми».
«И взрослыми – тоже», – добавил Кендрик. «С возрастом люди только больше проявляют свою истинную натуру».
Гвендолин подумала и согласилась, что в его замечании была доля правды.
Кендрик вздохнул.
«Мне не нужна жалость», – сказал он. «Я не для того рассказал тебе свою историю. Это был худший день в моей жизни: мне сообщили новость, от которой, как мне казалось, я никогда не оправлюсь. Но вот я здесь. Я пережил это. Люди вообще очень живучи».
Под треск костра Гвен повторила про себя его слова.
Люди вообще очень живучи.
«Ты сильнее, чем думаешь», – добавил он, беря её за руку. «Ты справилась с невероятными испытаниями. И сможешь справиться с чем-угодно. Даже с этим. Что бы там ни случилось с Торгрином и Гувейном».
Гвен посмотрела на него, и по её щекам покатились слёзы.
«Ты настоящий брат», – сказала она, и отвернулась, не в силах сказать больше ничего. Она крепко сжала его руку, молча выражая свою благодарность.
«В этом есть ирония», – наконец сказала она. «Ты бы стал гораздо лучшим правителем, чем любой из них. Чем я когда-либо».
Кендрик покачал головой.
«Я бы н смог править так, как ты», – сказал он. «Я бы не выстоял там, где ты выстояла. Может, я и хороший воин. Но ты – прекрасный лидер. Это абсолютно разные вещи. Посмотри на плоды своих трудов».
Гвен обернулась, проследила за его взглядом, и увидела маленькую девочку на руках у Иллепры – ту самую, которую она спасла на Верхних Островах»
«Ты выхватила эту малышку из пасти дракона», – сказал Кендрик. «Я никогда не забуду твою храбрость. Ты, единственная среди всех нас, решила покинуть подземное укрытие и в одиночку побежала спасать ребёнка. Она жива благодаря тебе. Благодаря твое отваге».
«Я была не в себе», – сказала Гвен.
«Не правда», – возразил он. «Именно в критические моменты мы показываем своё истинное лицо. Ты – такая».
Гвен растрогали слова Кендрика. Она наблюдала за спящим младенцем и размышляла.
«Как думаешь, кем были её родители?», – спросила она.
Кендрик снова покачал головой.
«Теперь ты – её родители», – сказал он. «Ты – весь её мир. Даже если бы ты больше ничего не сделала, ты уже спасла этого ребёнка. Большинство людей за всю жизнь не совершают ничего столь же значительного».
Гвен смотрела в огонь, взвешивая то, что сказал брат. Возможно, он был прав. Может, ей не стоило быть настолько строгой к себе. Ведь другая королева могла бы уже давно сдаться. А она, во всяком случае, сумела спасти хоть кого-то из своих людей. Нашла силы двигаться дальше. Выжила».
Гвен думала о своём отце, о том, что бы он сделал и чего бы хотел. Его трудно было понять. Гордился бы он ею сейчас? Что бы он сделал иначе?
Эти вопросы навели Гвен на мысли о предках, поэтому она нагнулась, подняла лежавший рядом с ней древний тяжёлый фолиант в кожаном переплёте и положила себе на колени. Он был в три раза больше и в десять раз толще любой книги, и очень много весил. Гвен удивилась, узнав, что Абертол смог спасти его из Дома учёных и пронести с собой весь путь – она обожала его за это. Она с теплотой вспоминала этот том со времён своих школьных лет, и видеть его сейчас было сродни встрече со старым другом.
«Что это?» – спросил Кендрик.
Гвен с трудом подняла тяжёлую книгу и переложила ему на колени, и он стал с любопытством её разглядывать.
«История Империи в семи частях», – сказала она. «Одна из немногих книг, которые нам удалось унести. Одна из немногих драгоценных реликвий, оставшихся от нашей родины».
Кендрик благоговейно посмотрел на сестру.
«Ты прочла её целиком?» – спросил он.
«Нет, не целиком», – призналась она. «И это было в юности».
Гвен повернулась и позвала: «Абертол!»
Дремавший у стены Абертол открыл глаза.
«Иди сюда», – сказала она.
Тот нехотя поднялся, кряхтя, подошёл к костру и уселся между ними.
«Что, моя госпожа?» – спросил он.
«Скажи нам, – сказала Гвен, – все эти разговоры о втором Кольце – это правда?»
Абертол увидел, как загорелся её взгляд, когда она посмотрела на фолиант.
Он вздохнул.
«Безусловно, на его существование неоднократно намекается», – медленно проговорил он хриплым голосом, а затем откашлялся. «Правда же это или нет – совсем другой вопрос. Чтобы это понять, нужно знать контекст. Тогда, до наших отцов, время было другое – Кольцо и Империя были единым целым. Даже Каньона ещё не было. Такое место могло существовать, раз о нём косвенно упоминали на протяжении веков. Но, выходит, оно очень хорошо спрятано в глубине Империи. И даже если оно когда-то существовало, то кто знает, дожило ли оно до наших дней? Там могут оказаться одни руины, призрак прошлого».
Абертол привлёк внимание остальных, которые, как Гвен только что поняла, не могли уснуть также, как и она. Все, казалось, были рады возможности отвлечься, поэтому потянулись ближе к разговору – Стеффен, Брандт, Атме и Годфри, который выглядел немного пьяным. Они расселись вокруг костра, а Годфри сделал большой глоток из фляги.
«Нам нельзя гнаться за призраками прошлого, госпожа», – сказал Абертол. «Мы должны найти способ вернуться на родину, в Кольцо».
«Кольца больше нет, дружище», – сказал Брандт.
«Вернуться туда означает смерть», – сказала Атме. «Даже если бы мы смогли всё отстроить и начать заново, то что на счёт миллионной армии Ромулуса? Ты о ней забыл?»
«Если останемся здесь, нас найдут», – вмешался Стеффен. «Мы не можем вечно сидеть в пещере. Это не дом».
