– Ты никогда бы не победил Скегги без меня! Это я придумал, как обойти охрану и как спрятать чудь! Но тебе всегда всего было мало! Ты забрал себе мою славу, а теперь забрал мое предназначение! Потому что Псов победил я, и я заслужил этот дар…
– Чушь! – Ратияр сплюнул, тяжело дыша.
– Скажи это женщине, которой поклялся в верности! Где она теперь?
– Не твое собачье дело!
– Тебе нужно было сгинуть там, у свеев! Будь ты проклят! БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ! – Голос Хравна сорвался, из глаз брызнули слезы.
Ратияр запрокинул голову и взвыл от смеха.
– Так вот кто меня предал! Прав был Браги… Змея все время рядом была…
– Я тебя никогда не…
Хравн умолк, взмахнул руками и грохнулся на пол от удара кулака хозяина крепости.
– И что теперь? – улыбнулся он разбитыми губами, пытаясь подняться.
– Завтра. На Дальнем. На ножах. – Ратияр кивнул окружившим их остолбеневшим ратникам и вышел.
До рассвета он не спал. С тех пор как пропала Мирослава, со сном стало туго. Ратияр ворочался на медвежьей шкуре рядом с ровно дышавшей Ингрид, вставал, черпал ковшом ледяной воды из бочки, мерил шагами клеть и отправлялся прочь из дома, подальше от людей.
От росы не спасали кожаные черевики, толстые вязаные носки чавкали влагой на ходу, голодный ветер осени забирался под шерсть, лен и плоть, глодал кости. Лишь холодная темнота, приникавшая к лицу и телу, спасала от потной бессонницы и удушливого беспокойства, повадившихся забираться к нему в дом вместе с лунным светом.
Единственный человек, кто мог бы помочь ему разобраться в клубке, в который превратились мысли, ушел в небо вместе с клубами дыма погребального костра на третий день после прибытия Ратияра домой. Барсук и так был совсем плох, а известие о разрыве помолвки Ратияра стало последним ударом в его дряхлое сердце. И старенькая Нафаня умерла с ним в один день, будто верная жена.
«Моя дверь открылась, Ратияр, – прошелестел старик перед смертью, – я вижу много боли на пути твоего рода. Обычные люди гнутся от страданий, как деревья на ветру. Но сильные знают, что из боли можно сковать оружие и доспехи».
Юноша всхлипнул, до крови прикусил губу и быстро огляделся. Намокшие глаза Ратмировича видели лишь темные сосны, в ветвях которых трепетали лохмотья умиравшей ночи.
С низин и оврагов поднимался туман, похолодало. Скоро боги выудят из Темного Мира солнце, и кто-то умрет. Так часто бывает, когда наступает новый день…
Нет, не кто-то… Умрет предатель, а его кровью напьется Гадюка – нож: по имени Надр, доставшийся Ратияру от Хрольва из Роголанда.
* * *
Лед к Йоллю сковал реку накрепко, лишь у сходней чернело несколько квадратов прорубей, куда приходили стирать женщины. Ратияр вспомнил, как десять зим назад они с Хравном купали в ледяной воде тщедушного Михалку, пойманного на воровстве отцовского меда. Упырь выстегнул начинающего пьяницу кожаным ремешком, взвывший Михалка попытался спастись из погреба бегством, но зеленый змий ударил в голову, и юноша запутался в собственных ногах. Когда его привели к Ратмиру, тот только головой покачал.
Тут Хравн и предложил его искупать. Нашли сломанный ствол молодой сосенки, притащили похныкивавшего Михалку к проруби, приказали взяться за бревнышко и макнули три раза. На четвертый Михалка возопил, уперся посиневшими ногами в толстые ледяные края и заявил, что к его причиндалам примеривается громадная щука. Ратияр заметил, что рыба, должно быть, действительно голодна, раз польстилась на такую малую наживку, но стучавший зубами бражник был помилован.
Ратияр не заметил, как губы тронула улыбка.
– Сюда, князь. – Убийца Пса поднял глаза на хмурое лицо Упыря Лихого. Тот тут же отвел взгляд.
– Здесь сход, – буркнул он, поправив на плече большой щит.
Бой предстоял без защиты, амуниция Лихого предназначалась для другого. Сегодня кто-то из двоих ратников вернется домой на щите.
Искрящийся на солнце снег весело поскрипывал под кожаными подошвами. Голубое небо, пушистые сугробы, укрывшие черный речной лед, и свежий воздух, распиравший грудь, неслышно позванивали от легкого морозного счастья жизни.
Над копьями верхушек деревьев Дальнего острова щебетали птицы. Мохнатые ели гнулись от тяжести снежных шапок, редкие хлопья медленно падали на стальные шлемы молчаливых мужчин, выстроившихся в круг на белой вершине холма.
В центре, напротив друг друга стояли Ратияр и Хравн, в одних шерстяных портах и длинных, подпоясанных рубахах до колен.
Жилистые запястья левых рук противников стянуты одной веревкой длиной в два размаха мужских плеч. В правой руке каждого нож:. Так выясняют отношения друг с другом на родине воспитателя Ратияра и Хравна – в Роголанде.
«Боевое железо – продолжение твоего тела», – учил Хрольв, когда воспитанники смотрели на него, разинув желторотые клювы. Каждому из них уже было двенадцать зим, и у каждого было по заточенному клинку. Свободные люди из русов не любили уподобляться безоружным рабам, у которых вместе с поясами с оружием срезали достоинство, навсегда забирая священное право мужчины убивать.
«Нож – лучший оберег от темных сил, – улыбался Хрольв, – любая нечисть боится железа больше, чем огня». «Мертвые?» – шепотом переспрашивал Хравн.
«Но помните, что живая нечисть всегда опаснее мертвой, а лучшая сталь – не в руке, а в сердце». «Почему?» – высунулся Ратияр. В ответ Хрольв воткнул учебный тупой меч концом в землю, уперся в него ногой и легко согнул лезвие пополам.
«Так убивают мечи на могилах их хозяев, чтобы они служили тем и в другой жизни, – сказал Хрольв, – убить можно все. Все, что можно взять. А все, что может быть убитым, заслуживает смерти».
Палец Хрольва ткнул Ратияру в грудь:
– Железо внутри тебя не возьмет никто и ничто. Пока ты сам этого не позволишь.
– Я?! – выкрикнул Ратияр и покраснел. Звонкий мальчишеский голос прозвучал как женская трель. Зря, что ли, у первой звезды бороду и усы просил поскорее? – Никому не позволю! Никогда!
Хрольв усмехнулся в рыжие космы над губой:
– Ты еще не знаешь женщин.
Ратияр с Хравном переглянулись: их тайные вылазки к женской купальне позволяли не согласиться с воспитателем. Но тот в этом и не нуждался. Молниеносным движением старый варяг треснул учеников лбами.
– Внимание! – загремел он, возвышаясь над оглушенными учениками. – Железное внимание!
Те неслышно поскуливали, снова поднимались на ноги, подхватывали в руки ненавистные учебные мечи и тяжеленные щиты, а по вечерам, охая и потирая шишки, придумывали планы мести до смерти надоевшему учителю.
Какие кары они только не изобретали! Все это меркнет перед сегодняшним поединком двух бывших друзей. Не пойдет пиво в глотку викингу в Валгалле, когда он узнает, кто отправил к богам одного из его учеников. И кому из них потом будет тяжелее – мертвому или живому?
Ратияр украдкой вздохнул и поднял голову, встретившись с ненавидящим взглядом бывшего друга. Голубые глаза его побелели – Ратияр с детства помнил этот взгляд. Мириться поздно. Да и зачем это делать с предателем, чуть не погубившим собственных братьев? Ратияр зло сплюнул, с удовольствием чуя, как великий змей ярости расправляет внизу живота обжигающе ледяные кольца.
«Перед первым боем страшно всегда, – говорил им Хрольв, – от лица отхлынет кровь, можно наложить в штаны, леденеют пальцы. А потом внизу живота вы почувствуете холод, а в руках – дрожь. Многим кажется, что это страх, – и они будут неправы. Эта дрожь значит, что вы готовы к бою, и вам не терпится начать убивать».
Упырь Лихой снова проверил узлы веревки, что стягивала запястья поединщиков.
– Считай! – процедил сквозь зубы Ратияр Упырю, впившись взглядом в белые глаза предателя.
– Раз.
– Два.
– Три.
Ратияр рванул веревку на себя и ушел в глубокий выпад. Клинок блеснул на солнце, ткнув воздух, – Хравн повернул корпус, уходя от удара, в движении рубанул Ратияра по руке с ножом.
– Перед смертью не надышишься! – рявкнул Убийца Пса, чувствуя, как густое темно-красное тепло заливает запястье и слабеют пальцы, сжимавшие резную рукоять. Он быстро перехватил нож: в другую руку и напал снова, и опять Хравн ушел и вновь полоснул по руке, но лезвие лишь расцарапало кожу на излете.
Хравн по привычке «выцеливал» у противника руку с оружием, оставаясь верным любимой тактике. Ратияр помнил ее с детства. И с детства знал, что Хравн не был так быстр и силен, как он, Ратияр. И не было в нем той ратияровской звериной ярости, охватывавшей мужчин рода Железных Волков, когда, казалось, поднималась даже серая шерсть на их плащах.
– Ты тяжело дышишь, – сказал Хравн, щеря зубы, – если хочешь, отдохнем.
– Ты скоро отдохнешь у Одина, – сказал Ратияр. Он шагнул вперед, но обутая в кожу ступня вдруг скользнула в сторону, и Убийца Пса, взмахнув руками, упал на колени. Хравн рванулся, пользуясь тем, что противник оказался на несколько мгновений беззащитным, занес нож: для удара и вдруг охнул от неожиданности: кажущаяся оплошность Ратияра оказалась маневром. Тот молниеносно ударил врага головой в живот и резко дернул руками за пятки. Скользкий наст доделал дело – теперь уже Хравн потерял равновесие.
