«Императрица», – послышался ещё один голос.
Волусия в гневе обернулась – как мог кто-то осмелиться прервать её ещё раз? Перед ней выстроился отряд бледных огненноволосых финианцев в алых мантиях, со своим предводителем, Сардусом, во главе. Они были наполовину людьми, а наполовину – невесть чем. У них была белая, как мел, кожа и бледно-розовые глаза, и они всегда держали руки в карманах своих мантий, будто что-то скрывали. В столице все их знали и издалека замечали по ярко-рыжим волосам, ведь они были единственной человеческой расой, которой было позволено свободно, а не в рабстве, жить на территории Империи и даже иметь своих представителей в столичной власти. Такую сделку они заключили столетия назад, и нарушить её не решалась ни мать Волусии, не мать её матери. Финианцы были слишком богаты, слишком коварны и могущественны. Они были мастерами политических интриг и торговцами всеми возможными товарами и владельцами торговых судов – они могли бы по своей прихоти перекрыть городу кислород. Посредством тайных заговоров им всегда удавалось найти рычаги давления на правителей Волусии. Они заботились только о себе и никому не хранили верность, но без них бы королевский трон рухнул.
Волусию помутило при виде таких гостей. Она бы стёрла всю финианскую расу с лица земли, если бы могла.
«С чего мне тратить своё время на человека?» – нетерпеливо спросила она.
Сардус расплылся в лукавой улыбке.
«Императрица, если мне не изменяет память, вы и сами – человек».
Волусия вспыхнула.
«Я повелеваю веси расами Империи», – ответила она.
«И, всё равно, вы – человек. Человек в городе, где быть человеком – это преступление».
«Это парадокс Волусии», – сказала она. «Ею всегда правили люди. Моя мать была человеком, и бабка – тоже. Но это не делает человеком меня. Я избранная, во мне слились человек и божество. Теперь я – богиня, и убью любого, кто посмеет назвать меня иначе».
Сардус поклонился.
«Простите меня, императрица».
Она посмотрела на него с ненавистью.
«Скажи-ка мне Сардус, – начала она, – почему бы мне прямо сейчас не бросить вас всех Разифу и не покончить с вашей расой раз и навсегда?»
«Потому что тогда вы лишитесь власти, которой так дорожите», – ответил он. «Без финианцев Волусия развалится. Вы знаете это, как и знала ваша мать».
Она смерила его холодным взглядом.
«У моей матери было много заблуждений». Волусия вздохнула. «Что заставило вас надоедать мне в такой день?»
Следующая улыбка Сардуса явно не предвещала ничего хорошего. Он приблизился к ней так, чтобы больше никто не мог их слышать, и подождал, пока стихнет рёв трибун.
«Вы убили великого Ромулуса», – сказал он. «Верховного правителя Империи. Думаете, это может обойтись без последствий?»
Лицо Волусии исказилось от гнева.
«Теперь я – верховная правительница Империи», – ответила она. «и сама могу создать какие-угодно последствия».
Сардус ещё раз поклонился.
«Может и так, – согласился он, – но, тем не менее, наши шпионы – а их у нас хватает – доложили, что южная столица, прямо во время нашего разговора, готовит свою армии к выступлению в нашу сторону. Я никогда не видел армии подобной численности. Нам стало известно, что миллион солдат Ромулуса, который располагался в Кольце, тоже призван. Они все пойдут на нас. И будут здесь до начала сезона дождей».
«Ни одна армия не сможет захватить Волусию», – был ответ.
«На столицу Волусии никогда не нападали», – ответил Сардус. «Не такими силами».
«У нас больше кораблей, чем в любом флоте мира», – не сдавалась Волусия.
«Прекрасных кораблей, моя госпожа», – подтвердил Сардус. «Но они не станут нападать с моря. Мы сможем продержать их у наших стен не больше полумесяца, а затем они ворвутся сюда, разграбят город, а нас всех безжалостно убьют».
«А как тебя касаются государственные дела?», – спросила она.
Сардус улыбнулся.
«Наши источники в столице склоняются к тому, чтобы предложить вам сделку», – ответил он.
Наконец Волусии прояснился истинный мотив его визита.
«На каких условиях?» – спросила она.
«Они не станут идти на нас в поход, а вы, в свою очередь, признаете южного лидера Верховным правителем Империи. Это выгодная сделка, императрица. Позвольте нам заключить её для вас. В первую очередь, ради нашей общей безопасности. Позвольте нам разрешить ваше затруднение».
«Затруднение?» – переспросила она. «Какое ещё “затруднение”?»
Финианец посмотрел на неё озадаченно.
«Императрица, вы развязали войну, которую не сможете выиграть», – сказал он. «Я предлагаю вам выход».
Она покачала головой.
«Что вы никак не можете себе уяснить, – ответила она, – и что никак не могли себе уяснить многие до вас, так это то, что я создала ровно ту ситуацию, в которой хочу быть».
Волусия услышала вопли и повернулась к гостю спиной, чтобы посмотреть, как на арене Разив прокалывает рогами грудь очередного раба. Она удовлетворённо улыбнулась.
«Моя госпожа, – продолжил Сардус, приходя в отчаяние, – если позволите, я скажу прямо: до меня дошёл самый немыслимый слух. Будто вы намерились отправиться к Безумному Принцу. Будто вы рассчитываете заключить с ним союз. Вы, конечно, понимаете, что это бесперспективная затея. Безумного Принца недаром так прозвали – он отказывает всем просьбам и никому не даёт своих людей. Если вы пойдёте к нему, то унизите себя и навлечёте на себя гибель. Не слушайте своих советников. Мы, финианцы, существуем тысячелетиями, потому что мы разбираемся в людях. Потому что мы с ними сотрудничаем. Примите сделку. Поступите благоразумно, как поступила бы ваша мать».
«Моя мать?» – у Волусии вырвался презрительный смешок. «И где она сейчас? Пала от моей руки. Её убил не недостаток благоразумия, а избыток доверия».
Волусия многозначительно посмотрела на Сардуса, зная, что не может доверять и ему тоже.
«Императрица, – сказал он, не зная, как ещё её убедить, – я умоляю вас. Разрешите быть с вами откровенным: вы не богиня, как вам кажется. Вы – человек. И вы хрупки и уязвимы, как и все люди. Не затевайте заведомо проигрышную войну».
Взгляд Волусии стал бешенным. Сардус и всем наблюдавшие за их разговором генералы и советники пришли в ужас от её реакции.
«Я – хрупкая?» – переспросила она задыхаясь.
Это было последней каплей. Она поняла, что немедленно должна предпринять что-то, чтобы доказать всем этим мужчинам, что она какая-угодно, но не хрупкая. Ей необходимо было доказать всем то, в чём сама она не сомневалась: она – богиня.
Волусия резко отвернулась ото всех них и бросила взгляд на арену.
«Открыть ворота!» – приказала она слуге.
Тот был шокирован.
«Но, императрица…», – попытался возразить он.
«Я не стану повторять дважды», – сказала она холодно.
Слуга бросился к воротам, и в ложу ворвались крики толпы, и до Волусии с арены долетела волна жара и зловония.
Волусия вышла на балкон перед лестницей, ведущей вниз, и, раскинув руки, повернулась лицом к своему народу.
Все, как один умолкли, не ожидав увидеть её, и тут же упали на колени, чтобы поклониться ей.
Волусия ступила на первую ступеньку. Шаг за шагом, по бесконечной лестнице, она спускалась к арене.
Пока она спускалась, на стадионе воцарилась такая тишина, что если бы кто-то уронил иголку, это бы услышали все. Единственным слышимым звуком было тяжёлое дыхание Разифа, который бегал по пустой арене в поисках новой жертвы.
Наконец, Волусия достигла нижней ступеньки и остановилась перед последними воротами, отделявшими её от зверя.
Она повернулась к охраннику.
«Открывай!»
Тот растерялся.
«Императрица, – неуверенно обратился он к ней, – если я открою ворота, Разиф вас убьёт. Он затопчет вас насмерть».
Она улыбнулась.
«Я не буду повторять».
Солдат поспешил открыть ворота, и когда Волусия прошла через них, и ворота снова захлопнулись за её спиной, по толпе прокатился вздох изумления.
Все встали, чтобы лучше видеть, а Волусия медленным шагом направилась в центр пыльной арены. Она шла на Разифа.
С трибун послышались испуганные крики.
Разиф заметил её, взбрыкнул и издал рёв. Затем он на полной скорости, выставив рога вперёд, помчался на Волусию.
Волусия стояла в центре арены, раскинув руки. Когда Разиф начал атаку, она сама испустила пронзительный яростный крик. Волусия не сходила с места и не моргая смотрела на бегущего быка, а земля дрожала под ней.
Зрители вопили, ожидая, что зверь вот-вот наколет Волусию на рог, но она стояла спокойно, сохраняя высокомерный вид, и не спускала с противника грозного взгляда. Внутри она знала, что была богиней, знала, что ничто земное не может нанести ей вред. А если это было не так, если её могло убить какое-то смертное животное, то и жить ей было незачем.
Разиф нёсся на неё, но в последний момент, всего а нескольких футах от неё, резко остановился. Он встал на задние ноги, будто испугался.
