Карас сосредоточился на себе и жизни своей семьи за стенами города. Что у них за жизнь? Не лучше, чем у крыс. Они живут в жалкой лачуге без всякой надежды на счастье. Здесь, внизу, в источнике, была надежда. Наверху, воплощенная в его матери и сестрах, поджидала несвобода, ставшая уже традицией. Отца у него нет, зато есть три женщины, о которых надо заботиться. Его поработила нищета. У него не будет ни хорошего образования, ни возможности стать чиновником во дворце, пока они висят на нем. Обида клокотала в душе.
Он еще раз хлебнул воды и на этот раз почувствовал, как символы входят в него, гудящие, дышащие, они несли с собой живые картины сражений, гор, лесов и широких синих морей. Они проросли в нем, словно он был землей, а они – выросшим из нее деревом; как будто он был деревом, а они – обвившей его лианой; как будто он был лианой, а они – землей, которая питается ее опавшими листьями и плодами. Он ощутил их силу: управлять людьми, принуждать их к поступкам, даже убивать их. Но в следующий миг символы покинули его. Они не останутся.
– Что мне сделать?
Он сам знал.
Карас соскользнул в озеро. С краю вода доходила до груди, но он чувствовал, что каменное дно идет под уклон. Он взял мать за ноги и потянул на себя. Пребывавшая в трансе, ослабевшая и замерзшая, она даже не сопротивлялась, когда он ее утопил.
Он снова хлебнул воды, и символы хлынули в него. Но и на этот раз не задержались.
Карас взял за ноги сестру и стащил вниз, подержал под водой. Секунду она сопротивлялась, а затем силы покинули ее, и она утонула так же быстро, как мать.
Он выпил еще воды. На этот раз символы обрушились на него ураганом, сдувая прочь обыденность и повседневность, позволяя ему увидеть истинные взаимосвязи всех вещей, доводя его до безумия. Он кашлял, задыхался, смеялся. Он ясно видел теперь путь на поверхность земли, к свету, но и не только – он видел свое будущее. Что необходимо сделать, чтобы достичь всего, о чем он грезил.
Он обернулся, потревоженный… чем? Кто-то преследует его. Кто? Никого не было, лишь какое-то движение в тени от лампы. Неужели он снова охотится за ним? Но кто? Неужели это тот самый волк из сна рыщет в темноте?
Карас поцеловал сестру, усаживая ее на каменный выступ в озере, как будто она купается.
– Символы здесь, – проговорил он, – теперь они во мне. Им необходимо покинуть это место, и ты их не заберешь. Им пора уходить, выбора нет. Если он найдет их здесь, то снова переродится. Мы должны спрятать знаки от него.
Он протащил тело матери через озеро и усадил на каменный выступ рядом с сестрой, поцеловал и ее.
– Я отдал то, чего вы не смогли, – сказал он, – и теперь во мне поселилась великая магия. Но она моя лишь на короткое время, поэтому мне нельзя становиться мужчиной. Я делаю это, чтобы почтить богиню и вас, ушедших к ней. Я хороший и делаю все это во благо.
Он выбрался из воды и полез за лампой. Когда он поднял ее, тени на стенах превратились в волков, которые разинули на него алчущие пасти, однако Карас не испугался. Его защищают символы. Но как долго они останутся с ним?
Он полез обратно по каменным тоннелям навстречу солнцу, наверх, в горы. Он сбежит в Константинополь, придет к куропалату, главному во дворце, и попросит принять его в ученики как евнуха и слугу императора. Символ проявился внутри его сознания и назвал свое имя на странном языке, который показался Карасу прекрасным и волшебным. Феху. Звук этого имени вызвал перед глазами картину: огромные корзины с собранными плодами, сияющее солнце, золото – и предчувствие удачи. Во дворце ему не откажут. Его оскопят, он будет процветать, причем никогда не станет мужчиной, чтобы сохранить в себе магию, которую получил от источника.
Начальник священных покоев в своей спальне закрыл лицо руками и зарыдал.
– Простите меня, – проговорил он. – Простите!
Он вспомнил сон, который увидел после возвращения от источника, когда его уже оскопили и приняли в дворцовую официю. В том сне он летел над облаками, которые походили в лунном свете на серебряные города, города, которые охватывает пламя багровой зари. Его преследовал кто-то. Только кто? Волк. Он изредка видел зверя, всего лишь силуэт, сотканный из грозовых туч, белые зубы щелкали на него, когда лучи лунного света прорывались сквозь разбухшие от воды тучи.
И волк действительно появился – человек-волк, которого заключили в Нумеру, – как будто сон воплотился. Начальник священных покоев приказал, чтобы его убил кто-нибудь из заключенных – было опасно самому открыто преследовать пленника императора, – однако волк сбежал раньше, чем они успели приступить к делу. И вот теперь волкодлак где-то в нижних пещерах занят бог знает чем. А вдруг он найдет путь к той пещере, где камни источают красный свет, где жадные воды приобретают цвет крови? Нет, невозможно. Она слишком далеко, добраться до нее из города очень трудно. Источник оберегают духи, обитающие под землей, те, что гонят прочь любопытных стражников, те, что обрекают узников на смерть от голода и жажды в не ведомых никому местах.
Однако присутствие варягов вообще беспокоило его. Он был образованный человек, он знал, что за символы получил у источника, точнее, в каком виде они предстали перед ним. Это руны, магические буквы северян. Он знал, что у него с викингами имеются общие предки, он связан с ними через Одоакра, который сжег форум. Может быть, потому знаки и явились ему в таком образе.
Карас старался придумать, как быть дальше. Он затягивал с расследованием столько, сколько мог, однако император, который принимал как данность, что рожден для величия, и никогда не задавался вопросом, откуда берется его невероятная удача, настаивал. Начальник священных покоев решил поручить дело самому неопытному и непросвещенному студенту Магнавры. Ректор университета был не дурак, он указал ему именно на того, кто ему требовался: «новичок, не отягощенный хорошим знанием города, способный по-новому решить задачу, не связанный ни с каким сообществом». Иными словами, полный идиот. Но теперь начальнику покоев почти хотелось довериться Луису, увидеть, как он действительно предложит новое решение, путь, отличный от старого пути богини, пути крови, смерти, несчастий. Но, конечно, он не доверится ему. Вместо того он будет ждать, молиться и надеяться, что от него не потребуют еще одной жертвы.
Он утер слезы с лица, позвонил в маленький колокольчик и приказал слуге переодевать его ко сну.
Глава двадцатая
Защитник для Змееглаза
Може убил двух из толпы и теперь бежал по лабиринту тесных переулков со всех ног. Притворяться больше нет смысла, надо уйти от погони, от тех, кто схватил Аземара.
Народу на улицах почти не было, только нищие жались к дверям и порогам. На бегущего монаха они смотрели со страхом – обнаженный меч привлекал слишком много внимания. Все эти люди потенциальные осведомители, решил он. Необходимо спрятаться раньше, чем его заметят те, кто пытался схватить, или же городские стражники. Стремительно темнело, тусклый день проигрывал битву с наползающими черными тучами. Все, что можно сделать, – бежать, пока совсем не стемнеет.
Он завернул за угол и оказался в узком переулке, где дома едва не касались друг друга. Здесь было пустынно, он воспользовался моментом и спрятал меч обратно в свернутую походную постель, чтобы не привлекать внимание солдат и стражников, которые время от времени проходили мимо.
Може немного постоял, прислушиваясь. Шума погони не было, лишь из домов доносились голоса: женщина с мужчиной ссорятся, дети кричат, играя во что-то.
Затем послышались шаги. И еще шаги. Он опустил руку на рукоять меча, готовясь выдернуть его из свертка.
В конце переулка показались преследователи. Може отметил про себя, что больше двух человек в ряд здесь не пройдет.
Один из преследователей заговорил. Може не понимал слов, однако понял по тону, что его пытаются успокоить. Говоривший был с виду тщедушный, зато в руках у него была праща. Може кинул взгляд за спину. Там поджидал человек с топором. Все пути отрезаны, и ему даже не понять отсюда, сколько еще народу стоит за теми, кого он видит.
Може жестом поманил к себе человека с пращой. Тот быстро зарядил свое оружие свинцовой пулей. Два оборота пращи, и Може нырнул в дверь ближайшего дома, когда пуля просвистела над головой.
Как только он ворвался в дом, немедленно поднялся переполох: внутри оказалось целых три семьи с детьми и животными. Его схватили двое, небольшая собака принялась кусать за ноги. Он отшвырнул всех, но на него набросились другие – люди с улицы и все, кто был в доме. Он отбивался ногами, сопротивлялся, однако силы в этом крошечном замкнутом пространстве были неравны. Ноги начали подгибаться. Его держали уже пятеро мужчин, однако он не позволял опрокинуть себя на пол. Собака никак не унималась.
– Стойте!
Слово было греческое, но Може узнал голос – тот мальчик, Змееглаз.
