— Ты, мразь, насилующая и жрущая беспомощных женщин! И ты ещё будешь что-то толковать о честности и подлости?! — варвар был поражён.
— Да… буду! Иди… сюда, и сразись со мной сам, как мужчина!
— Конан! Не слушай его! Он провоцирует тебя, чтоб ты подошёл! — отчаянно крикнула сверху Каринэ, всё ещё стрелявшая в голову монстра.
— Заткнись, сучка! Я… ещё доберусь до тебя и твоей …! После этого ты у меня лопнешь, как мыльный пузырь!
— Не доберёшься, — буркнул разъярённый киммериец, вынимая из тайника в стене тяжёлое восьмифутовое копьё с бронебойным наконечником, — Мёртвые, как известно, сексом не занимаются! — с этими словами он что было сил вогнал стальное древко прямо через открытую пасть в мерзкую глотку на всю длину копья.
Лежащая на боку туша содрогнулась в мощной конвульсии, чуть не откусив Конану обе руки. Он еле успел отскочить, ругаясь на трёх языках.
Но тварь была ещё жива. И сдаваться не собиралась.
Со стонами, гулким эхом отдававшимися под высоким сводчатым потолком, она со второй попытки поднялась на ноги. Копьё мешало ей сгибать шею и ворочать головой, но ещё оставались тумбы-ноги — чтобы растоптать червя-человека!
— По-дгы… с… а-а-а! — просипела плюющая кровью глотка, и тварь, хромая, двинулась к Конану, щуря единственный глаз и надрывно хрипя.
— Слушай, Пелиас! Я так не могу! Получается как-то… нечестно! Он же теперь… живой! И без магической защиты! А мы его — ловушкой…
— Ну ты ещё скажи, что тебе его жалко! — возмутилась наверху Каринэ, — Конечно, это же не тебя хотели поиметь!..
Конан надулся за обидные слова:
— Ну так — хотели же! Ведь не смогли!
— Да, но только благодаря тебе, если вспомнишь! А теперь, будь любезен, засунь свою не к стати прорезавшуюся жалостливость себе в …пу, и прикончи гнусную, сексуально озабоченную тварюгу! Или ты хочешь, чтобы он выжил, и трахнул кого-нибудь ещё?!
Конан, продолжавший во время этого диалога увёртываться от довольно неуклюжих попыток монстра боднуть, или растоптать его, вздохнул. Он понимал справедливость слов Каринэ, но хладнокровно добить беспомощного, как он считал теперь, монстра, ему было стыдно. Людей он в такой ситуации щадил. Но здесь…
Но всё равно он помнил, что в его руках — судьба всего Мира…
И всё же — не мог…
Однако монстр всё решил за него: когда они оказались у самой стены, в затуманенном глазу вдруг вновь зажёгся лютый огонь, и чудище очень ловко одолело разделявшие их десять футов. Хрипение прекратилось.
Конан понял, что враг коварно притворялся.
Но было поздно: длинный толстый язык оплёлся вокруг его ног, и лишил возможности бежать.
— По-пас-ся! — взревела тварь, пожирая его единственным глазом.
— Вот чёрт! — взревел в ответ киммериец, — А я даже не узнал твоего имени!
Заметив, как дрогнул злой огонь в глазу, и тварь выпрямилась, он понял, что цель достигнута: тщеславие заставило Полубога на мгновение отвлечься!
— Не забудь сообщить его в аду лично Мардуку! — Конан, резко присев и оттолкнувшись обеими могучими ногами, снизу изо всех сил вогнал длинный меч под подбородок, подлетев на добрый метр.
Удар был так силён, что меч вошёл по самую рукоятку.
Окровавленное остриё вышло из макушки, пробив мозг и череп. На доли секунды тварь замерла.
Затем язык ослаб, и отвалился от ног киммерийца.
И вовремя — Конан успел отпрыгнуть, как тяжёлая голова рухнула рядом, чуть оцарапав ему плечо и бедро шершавой шкурой. Красный глаз потускнел и закрылся…
Пелиас и Каринэ наверху не придумали ничего лучше, как зааплодировать.
Взглянув на них, Конан вяло помахал рукой.
Особой радости от своей победы он не испытывал.
* * *
В ночь полнолуния Боташ сидел в спальне своего дворца, в крохотной стальной камере, изготовленной специально для него лучшими кузнецами.
Вокруг стояло больше сорока вооружённых до зубов барсов.
Наконец из подвалов прибежал запыхавшийся доверенный спальник.
— Повелитель! — он бухнулся на колени перед стальной дверью с зарешеченным окошечком, — Позволь доложить!
— Ну, докладывай! — пальчиком с великолепным перстнем султан несколько раздражённо поманил слугу к себе и подставил ухо. Человечек быстро и сбивчиво зашептал, что-то показывая разведёнными в стороны ладонями.
Лицо Боташа вытянулось, челюсть отпала. Затем рот вновь принял нормальный вид. Он иронично хмыкнул:
— Предлагает, говоришь?
— Да, повелитель, почтеннейшее предлагает вашему величеству взглянуть. И жизнью ручается за вашу драгоценную безопасность!
Спуск в подвал проходил под усиленной охраной — двадцать барсов спереди, и столько же — сзади. Всё равно Боташ вздрагивал от каждого шороха.
Однако перед заветными дверьми в сокровищницу, где толпилось ещё человек десять обычной охраны, султан вздохнул, и отослал всех назад. Затем он вошёл в услужливо приотворённую створку лишь с доверенным спальником. Дверь за ними плотно закрылась, лишив любопытных взглядов фактов, зато предоставив обширнейшие возможности для фантазии и домыслов.
Начальника своей личной гвардии Боташ застал в несколько неожиданном виде: тот, перебегая с места на место, усиленно ругался и пыхтел, время от времени раздавая невидимому противнику на полу щедрые пинки, а иногда подпрыгивая и резво разворачиваясь, чтобы снова выругаться, и отбежать от кого-то.
Подойдя поближе и пригледевшись, Боташ не смог удержаться от смеха.
На человека, злобно рыча тоненькими голосками, нападало десятка два крошечных — не больше трёх дюймов ростом! — монстриков, норовя цапнуть его за сапог крошечными зубками. Внешне они были точной копией ужасной твари, посетившей султана той достопамятной ночью — казалось, это было вечность назад… Но теперь вместо ужаса они вызывали у него только весёлый смех: уж больно комично было глядеть на их потуги, и прыжки солидного и растерянно-удивлённого начальника барсов.
— Повелитель! — запыхавшийся Тирхамм сделал попытку упасть на колени, но быстро передумал, — Что делать?! Я боюсь попередавить их, а они, противные твари, бегают за мной, как пришитые!
— Наверное, ты им очень понравился! — Боташ, перестав смеяться, вытер выступившие слезинки с глаз, — А, может, они приняли тебя за своего папу!
Спальник угодливо захихикал. Тирхамм посмотрел на него. Хихиканье утихло.
— Ну ладно, хватит развлекаться! Давай-ка, переверни вот этот сундук! — Боташ уже оценил обстановку, и успокоился.
Золотое содержимое, накопленное лично Боташем четвёртым, было вывалено в кучу прямо на пол, а в освободившийся крепкий ещё ящик со стенками высотой под два фута, трое мужчин покидали злобных монстриков. Причём один цапнул-таки Боташа за палец, хоть кожу и не прокусил.
Высосав и сплюнув всё же на всякий случай, султан склонился над сундуком, где подпрыгивали и ругались, и рычали во всю силу своих лёгких и глоток, жёлтые уродцы.
— Сколько их, и откуда они взялись? — спросил Боташ у начальника барсов.
— Вон из тех куч, повелитель, что идут вдоль стен! — указал пальцем немного отдышавшийся Тирхамм, указывая пальцем на кучи платья с золотым шитьём и разные другие драгоценные тряпки, которыми Боташ в последнее посещение прикрыл предательски выглядевшие кучи помёта монстра, — А всего их, по-моему, двадцать один!
Боташ, пройдя вдоль стен, убедился, что тряпки и доспехи всё ещё надёжно прикрывают то, что он предпочёл бы никому не показывать… Вот и славно, что никто ничего не узнал. Пусть же так останется и в будущем!
Теперь, когда появление крошечных монстриков однозначно доказало, что их, так сказать, отец, мёртв, уничтожен, воспользоваться такими сказочными богатствами уже точно никто (он до последнего момента опасался, что тварь появится, и предъявит счёт!..) не помешает! Отлично, отлично… Такая ситуация — и так удачно разрешилась! Да и посмеялся он от души!
Да, похоже, он теперь свободен, и, как прежде — сам себе Хозяин.
— Так! Слушайте внимательно! О том, что вы здесь видели, знаете только вы… И я! А поскольку я никому ничего рассказывать не собираюсь, то если хоть где-то что-то просочится, я знаю, кого мне… Сажать на кол! Вы хорошо меня поняли?!
Выслушав глубочайшие заверения в том, что… и так далее, Боташ, грозно похмурившись, оглядел обеих. Нет, в них-то он был уверен. Иначе они не стали бы теми, кем являлись! Значит, почти всё, почти в порядке.
Он двинулся к выходу, кивком пригласив обеих пожилых мужчин за собой.
— Но… Мой повелитель! А… что же с… этими?! — спросил Тирхамм, всё ещё озабоченно оглядываясь на сундук.
— А… — султан пренебрежительно махнул холёной ручкой, — Не бери в голову — они исчезнут сами!
* * *
Даже разрубленная на куски туша монстра горела плохо.
