Первым опомнился боярин Лавр. Потрясывая животом, он суетливо шагнул к Войномиру, чтобы поклоном поздравить его с высоким доверием. За Лавром, боясь пропустить момент, толкаясь, и обгоняя друг друга, начали проталкиваться другие бояре. Образовалась толкучка, и никто в этой толкучке не заметил, как покинул горницу князь Додон, не пожелавший поздравить незнакомца, отнявшего у него такое выгодное по влиянию и по финансовому положению место тогда, когда он уже считал его своим.
Годослав наблюдал за всем этим с одобрением, и только князь-воевода Дражко смотрел не на новоиспечённого князя Руянского, а в сторону дверей, где к волхву Ставру подошёл, проскользнув между дверных створок, маленький шустрый человечек, и стал что-то говорить. Князь-воевода этого человечка хорошо знал. Это появилось доверенное лицо Ставра и один из его главных помощников разведчик Сфирка…
– Княже, дозволь спросить… – поинтересовался боярин Лавр, обращаясь к Годославу.
– Что ещё?
– Князь-воевода, стало быть, в поход намеревается…
– Намеревается… – за Годослава ответил сам Дражко.
– А как же объявленная охота с пардусами? Мы бы тоже хотели…
– Охоту мы всё одно проведём… – сказал Годослав. – Да и сам Дражко далеко ещё не уедет.
– Я только дам стрельцам смотр, и отправлю их по назначению, – сказал Дражко. – А охоту я, как все знают, никогда не пропускаю…
– Да… – кивнул Годослав. – Мой лесной смотритель нашёл хорошую семейку вепрей. Говорит, что клыки секача могут вспороть брюхо лошади в доспехе. А молодёжь к осени уже подросла до того возраста, когда может украсить любой стол…
– То-то будет утеха… – грустно сказал боярин, и осторожно погладил объёмный живот, словно именно в него нацелены клыки дикого вепря…
Низкорослая и лохматая, как ведмедь, лошадка Вадимира – недавний подарок хозарских родственников Велиборы, переданный через купцов, внешней статью проигрывала почти всем лошадям отряда, и даже казалась слегка смешной. И, имея возможность свободного выбора в небедной княжеской конюшне, сел Вадимир на неё только для того, чтобы примириться с женой. Это перед воеводой Первонегом и посадником Лебедяном Велибора показалась приветливой, и демонстрировала свою улыбку, привычно не вынося сор из избы. На мужа же, как Вадимир сразу понял, всё ещё сердилась, зная заранее, что он сам начнёт искать способ примирения. Он и нашёл подходящий – сел на дарёную лошадку, удивив своим выбором видавших виды конюхов. Правда, не забыв взять с собой заводного рослого жеребца. Но на ходу лошадка оказалась необычайно быстрой, выносливой и послушной. И к тому же, благодаря своему небольшому росту, особенно вёрткой в поворотах и разворотах. Настолько вёрткой, что сначала это было даже непривычно, казалось, что лошадка не слушается и «чудит», хотя она, наоборот, очень хорошо, с желанием слушалась. Приноровившись к такой езде, Вадимир даже играл ходом лошадки, то вперёд срываясь, обгоняя всех, чтобы переброситься несколькими словами с разведчиками, и проскочить между корпусами их сильных и рослых коней вёртким маневром, то резво припуская к середине кавалькады, где в утеплённых санях ехала, до самого носа укрытая пологами из тёплого меха, Велибора, и там вокруг коней прокрутиться, завершая еще один маневр.
Велибора жест Вадимира оценила, и однажды даже коротко улыбнулась. Но решила, похоже, что ей ещё предстоит слишком многого от мужа добиться, и потому всякий раз при его очередном приближении закрывала глаза, показывая, что дремлет. Но делала это так, чтобы Вадимир увидел – она именно показывает это, а не дремлет по-настоящему, и стоило ему отъехать, она опять по сторонам смотрела. Такой умелый ход в женской игре заставил слабого для такой жены характером Вадимира подъезжать к саням чаще, хотя и с тем же результатом.
Воины сотни, взятой княжичем в качестве сопровождения, видели всё это, на сани косились с неодобрением, а на княжича поглядывали с сочувствием. Все они входили в его личный полк, были, как сам Вадимир, молоды и малоопытны, как в сече, так и в житейских делах, но понимали многое. Вадимира откровенно жалели.
Так и преодолевали бесконечную дорогу, под скрип снега, давимого копытами и полозьями саней, под шутки молодых воев над теми, у кого белели от мороза щеки или нос. Темп передвижения сразу взялся высокий, как и приказал княжич, но не такой, чтобы утомиться в первый же день пути, и скоро миновали первые ближайшие к Славену охранные крепостицы – без задержки. Вадимир не намеревался снимать с них гарнизоны на необходимое вроде бы усиление городской дружины, поскольку путь в полуночную сторону вёл к разбросанным в нескольких местах княжеским дружинам, которые подчинялись лично Буривою. И снять отсюда даже несколько десятков без разрешения отца, не зная его планов, Вадимир не решился. Его надежды связывались с тем, чтобы выпросить для сохранения Славена тысячный полк Гостомысла, оставившего своих воев на попечение отца. Вернувшись с ними, уже много раз прошедшими через суровую и жёсткую сечу и в родных землях, и участвующими в походах к бодричам, и хорошо знающими, на что способны варяги-русы, как и любые другие бойцы, Вадимир мог бы быть спокоен за городские стены. Эти испытанные вои не подведут, и противника в город не пропустят.
Мороз, ещё ранним утром обещавший день, может быть, угрюмо-суровый, не редкий для этих не слишком ласковых широт, неожиданно в середине дня принёс, к общей радости, солнце, которое играло на снегу, отражаясь многогранными лучами, и создавая приподнятое настроение, которое даже у Вадимира улучшилось, несмотря на всё старание Велиборы его испортить…
* * *
Любить жену, знал Вадимир, положено по законам богов. Но, наверное, боги дают людям эту любовь, не спрашивая их личного согласия. Как иначе объяснить то, что произошло с ним. Сам он никогда раньше, до предложения о свадьбе, Велибору не видел. Знал, конечно, что скоро ему, как и всем, предстоит жениться, приглядывался к разным славенским красавицам с естественным интересом, и представлял, как должна выглядеть его будущая жена. И не сомневался, что она будет мало отличаться от жён его старших братьев. Рано потеряв мать, и, в отличие от старших братьев, лишённый, практически, материнской заботы, Вадимир имел представление о женщинах как раз через их образы. Но, когда отец пригласил младшего сына для разговора к себе, Вадимир совсем не ожидал, о чём пойдёт речь. Тем более, не ожидал, что инициатива его женитьбы будет исходить не от самого отца, а от посадских советников, которые, как оказалось, имеют возможность вмешиваться не только в торговые и ремесленные дела города, но и во внутрисемейные отношения князя.
Однако получилось именно так. И отец сам объяснил сыну, почему так должно получиться. Присутствие посадников подсказало, что всю эту историю придумали они, преследуя собственные интересы. Конечно, их собственные интересы всегда назывались интересами Славена, но Вадимир прекрасно понимал уже тогда, что свой карман посадники от общего не отделяют, считая, что хорошее для них будет хорошим и для города…
Отец объяснил то, что Вадимир знал и без него… Хозары подбирались к полуночным славянским землям вплотную. Они давно обложили непомерной данью многие города, притесняли и грабили близких соседей словен и русов – Киев, Муром и Ростов, тянули руки к Русе, Смоленску, Плескову[137] и Славену, чтобы взять под свой контроль все северные торговые пути, связывающие Европу с Византией. Тогда, если бы это удалось, Хозария могла бы сравниться величием, силой и славой с самой громадной Византией. Воевать с хозарами приходилось не реже, чем с привычными соседями – свеями, урманами и даже данами, повадившимися совершать походы на восход.
Отец объяснил и то, что сын понимал, но никак не мог приложить это понятие к себе… В такой сложной для словен обстановке женитьба младшего княжеского сына на Велиборе, пусть и дочери бывшей рабыни, но представительнице знатного и могущественного хозарского рода, даже при том, что Велибора на целых восемь лет и старше его, давало бы словенским купцам возможность наладить более дружеские отношения с каганатом. И даже политически такой ход давал Славену преимущество перед другими славянскими городами.
Только потом Вадимир узнал, что посадские советники хотели намного большего. Они хотели, чтобы тогда ещё живой Всеволод, ставший наследником после гибели Володислава, взял Велибору второй женой. Но Буривой воспротивился этому. Наличие второй жены никак не могло смутить князя. Боги разрешают это, хотя у словен случается подобное и редко. Но сделать хозаритянку женой наследника – Буривой видел в этом реальную опасность. Это значит, что впоследствии наследником княжеского стола вполне может стать человек с примесью хозарской крови, и подверженный влиянию Хозарии. Это казалось тем более опасным, что боги к тому времени не дали Всеволоду сыновей, наградив его только дочерьми. И Буривой решил, что Велибора может быть женой только младшего сына, хотя сама старше его на три года. Посадники пытались князя уговорить, но он на своём стоял твёрдо. И, чтобы не слушать дальнейших пререканий, сразу вызвал к себе Вадимира.
