Войномир повернулся к дяде, за спиной которого сидел князь-воевода Дражко. В глазах молодого князя светился вопрос, соединённый с просьбой.
– Я подумаю, – сказал Годослав. – Может быть, что-то и можно найти, достойное тебя. Не любую проходную должность, а именно – достойное, поскольку мы с тобой одной крови. Скажи только откровенно, тебе надобно место, где можно обогатиться или место, где в дополнение есть возможность получить удар меча или копья?
Войномир встал, чтобы подчеркнуть важность момента.
– Я уже сказал, княже, что с раннего детства интересовался ратными утехами. И сейчас ещё, только год с небольшим со всем желанием отвоевав, не приобретя опыта, но опробовав силы, не растерял свой пыл. Думаю, что смогу быть полезным тебе и бодричам, как до этого был полезен варягам-русам в далёкой Бьярмии. Но там меня ничего не держит, кроме имущества, которым я дорожу мало. Самое большее, на что я мог бы рассчитывать дома, это – стать князем Русы после смерти князя Здравеня, который уже не молод. Но я со своим неспокойным характером вряд ли устрою город купцов, предпочитающих торговать, а не воевать. Они рассматривают войну только, как короткий эпизод, специально осуществлённый для успешного продвижения их торговли. Мне это скушно…
– Да. Я подумаю, – Годослав склонил пышноволосую голову.
– А что тут думать! – со смешком, но и, одновременно, с восторгом сказал князь-воевода. – Ни мне, ни тебе, княже, не нравится желание бояр посадить на княжение в Аркону князя Додона. В Арконе, среди викингов разных национальностей, нужна жёсткая мужская рука, а не умение плести замысловатые византийские интриги. Вот где место для такого человека, как наш молодой князь! Скажи сам, Войномир – по душе тебе было бы править викингами Руяна?
Князь Войномир чуть не задохнулся от такого предложения.
– Ещё бы не по душе, княже…
Открылась дверь, прерывая разговор, и не дав князю Годославу сказать окончательное слово, вошёл глашатный Сташко. Негромко стукнул посохом в пол.
– Княже, бояре собрались, чтобы выслушать тебя и князя-воеводу.
– Мы идём, – Годослав встал, и было видно, как он доволен сложившимися обстоятельствами. – Князь Войномир, я приглашаю тебя принять участие в заседании думы. Сташко, после представления думе, посадит тебя, как моего родственника, в соответствии с твоим рангом. Слышишь, Сташко, приготовь место для моего племянника князя Войномира.
* * *
Кресло князя-воеводы Дражко, как и утром, стояло рядом с креслом князя Годослава, покрытое всё тем же самым хунгарским ковром. Князья заняли свои места, и Годослав, как старший, дал знак рукой – разрешение боярам садиться. Здесь же, ближе бояр-советников, на своей низкой скамеечкё, дремал, почти не похрапывая, тучный аббат Феофан. За Феофаном отдельно устроился князь Додон. А чуть дальше Додона и ближе к княжескому подиуму по приказанию Сташко выставили ещё одну отдельную скамью, тоже покрытую ковром, в отличие от скамьи князя Додона. На новой скамье пока никто не сидел. Появление новой скамьи было для бояр-советников новостью, вызвало много шёпота и вопросов, и все с нетерпением ждали, кто же займёт это почётное, недалекое от Годослава место. Было заметно, как нервничают бояре, всегда ревнующие к тому, кто сидит к князю ближе, а больше других нервничает князь Додон, даже не старающийся скрыть своё состояние раздражения. Волхв Ставр не прошёл дальше дверей, по-привычке, заняв место недалеко от Сташко, и тоже не садился, предпочитая опереть руки на свой тяжёлый посох.
– Мы сегодня уже собирались утром по случаю прибытия князя-воеводы Дражко, – сказал Годослав, не вставая, – но за несколько коротких часов произошло множество событий, которые заставили нас с князем-воеводой собрать всех снова, чтобы обсудить кое-какие новости. Новости важные, и решать их можно только с вашей помощью. И даже при вашем непосредственном участии. Первое событие, которое не стоит широко афишировать, вызывает, думаю, у господ бояр сильное недоумение, потому как все уже, должно быть, слышали, а некоторые и видели, что Дворец Сокола посетил с кратковременным визитом воевода княжества вагров Веслав, с боярской думой беседовать не пожелавший. Слышали про этот визит?
– Слышали, княже… – кашлянув, за всех ответил боярин Лавр, тучностью своей не уступающий аббату Феофану. После событий трёхлетней давности, когда был подавлен боярский мятеж, а Лавр вынужденно выступил со своей дружиной в защиту интересов княжества, боярин занял в совете почти главенствующее положение, сидел теперь рядом с аббатом, и брал на себя право говорить с князем от имени остальных бояр. – Думали, ты нам его представишь, и скажешь, чего ему надобно было. Не каждый день вагры таких послов нам шлют…
– Нет, не представлю, поскольку визит этот не носил, как я уже сказал, официальный характер, и воевода уже отбыл восвояси. Но для информации готов сообщить вам, что наш сюзерен король франков Карл Каролинг решил не возвращаться в Аахен на зимние квартиры, а продолжить военную кампанию в непривычное для него время зимней распутицы. Теперь уже против Бравлина Второго. Бравлин, брат наш, зная силы Карла Каролинга, и справедливо опасаясь, что сам не в состоянии будет отстоять стены Старгорода, прислал к нам воеводу Веслава с просьбой разрешить воям, которые добровольно изъявят такое желание, воевать на его стороне против франков. Нам с князем-воеводой Дражко прискорбно было выслушать такие вести, мы от всей души сочувствуем брату нашему Бравлину, к которому всегда относились с неизменным уважением и любовью, но, памятуя клятву верности и придерживаясь законов выполнения вассального долга по отношению к Карлу Каролингу, мы вынуждены были отказать Бравлину Второму. Я думаю, боярский совет поддержит нас в настоящем вопросе, и не найдётся таких, кто пожелал бы сам отправиться в Старгород, или послать туда свою дружину вопреки моей воле и воли князя-воеводы Дражко. Это было бы нарушением нашего приказа, и, того более, нарушением нашего договора с Карлом Каролингом, что могло бы нести большие неприятные последствия для всего княжества.
– Что ты, княже… Мы Карлу верны… – раздался высокий и подобострастный голос из глубины боярского ряда.
– Верны…
– Верны…
Другие голоса поддержали с готовностью.
Иного Годослав и не ожидал. Боярам очень не хотелось бы отпускать хотя бы часть своих дружин на защиту соседа и верного друга, даже пожелай этого князь. Своя рубашка им всегда была ближе к телу. Они и для князя и княжества жертвовали своей дружиной всегда неохотно.
– А что за дружина, княже, прошла через город? – князь Додон выкриков верноподданнической верности не поддержал, но вопрос задал, который волновал всех, потому что бояре замолчали, дожидаясь ответа. – Не просветишь нас, тёмных?
В голосе князя звучали откровенные укор и обида, которую Додон чувствовал заранее, даже и не зная ещё, для кого предназначена скамья ближе от него к княжескому подиуму, но с надеждой ожидая, что скамья эта временная, и предназначается для какого-то знатного гостя.
– Тёмных я просвещу… Князь Буривой откликнулся на призыв Бравлина, и отправил ему в подмогу своего старшего сына Гостомысла. Однако в пути Гостомысл занемог, и от нашего дворца продолжил путь в носилках. В этом мы с Дражко не могли отказать Гостомыслу, который, как все хорошо знают, не однажды и нам приводил в помощь полки своего отца, – сказал Годослав, но не пожелал продолжать эту тему, и, как умелый правитель, поднаторевший в общении с боярским советом-думой, сразу перешёл к следующему вопросу. – Второе сообщение является вторым только по очерёдности, хотя по важности оно должно было бы быть первым. Рарог сегодня посетило ещё одно посольство, и тоже с неофициальным визитом, который не предусматривает встречи с боярами. Правда, посольство это не только к нам, а ещё и к уважаемому всеми нами аббату Феофану…
Аббат, услышав своё имя, вздрогнул, просыпаясь, поднял голову и прислушался. Но, не понимая славянского языка, удовлетворить своё любопытство не смог.
– Сегодня нас с князем-воеводой Дражко посетил от имени короля Карла Каролинга его майордом шевалье дю Ратье, и передал нам королевскую просьбу… Но, поскольку просьба эта напрямую касается всех собравшихся бояр с одной стороны, а с другой князя-воеводу, только сегодня прибывшего от Карла, Дражко сам и передаст вам её… Я со своей стороны прошу всех заметить, что король имеет обыкновение, в отличие от меня, передавать не приказы, а просьбы… А как к ним относиться, это уже личное дело каждого. То есть, забота каждого о своём завтрашнем дне, я так бы сказал.
По парадной горнице прошёл шёпот, словно осенняя палая листва на ветру заиграла.
