Примерно этого Аммар и ожидал. Сначала нерегиля мучил его странный магический недуг. Потом три дня Тарик просидел затворником у себя в комнатах – видно горюя по замученной аураннке. А сегодня с утра забежал к старшему катибу – кстати, как раз занятому составлением списков приговоренных к смерти, – о чем-то с ним переговорил и исчез из города неизвестно куда. Теперь сумеречник, видимо, обнаружил, чем занимались все эти дни Аммар со своим вазиром, – и решил проявить свою чистоплюйскую натуру.
– Как ты мог?! – Тарик метался по комнате, подобно самуму, сбрасывая на пол все, что попадалось под руку.
Устало вздохнув, Аммар шлепнулся на гору бордовых с золотом подушек, наваленных у балконного входа.
– У нас такие законы. И хватит орать, и без тебя тошно.
– Зако-оны?!..
Тарик задохнулся от нового приступа гнева, по-кошачьи зачихав и закашляв. Аммар принялся терпеливо объяснять своему сумасшедшему командующему:
– Когда Бени Умейя поднимали мятеж, они знали, на что шли. По законам и обычаям аш-Шарийа, поднявший мятеж род полагается истребить. Я же тебе говорил еще тогда, в Мерве, – их очень много! А раньше вообще перебили бы всех – и младенцев, и девочек, и наложниц с рабынями. Так поступили с родом Аби Сульма два века назад. Мой дед смягчил закон. Чего тебе еще надо?
Нерегиль от тирады Аммара просто ошалел. Он смотрел на своего повелителя молча, уже даже не чихая. Потом открыл и закрыл рот, глубоко вздохнул, подошел к Аммару и твердо сказал:
– Значит, так. Если хочешь исполнять такие законы, учти – подавлять мятежи будешь без меня. Я с женщинами и детьми не воюю.
– Да ты что?.. – Аммар вложил в этот вопрос всю свою злость и жажду мести – самийа порядком измучил его и заслуживал хорошей трепки.
Тарик нахмурился:
– Если ты о том первом походе – это была ошибка. Я ее совершил – я за нее отвечу.
– А в масджид ты что делал со своими дружками? – прошипел Аммар.
В ответ нерегиль натурально взорвался и затопал ногами:
– Спроси кого хочешь – мы выпустили оттуда всех безоружных, не то что женщин и детей!!! Мы не воюем с женщинами и детьми, ты понял или нет?!
– В любом случае, уже поздно что-либо предпринимать, – устало вздохнул Аммар. – Скоро рассвет.
И тут нерегиль фыркнул:
– Ну вот уж нет!
– Что нет?! – гаркнул Аммар.
На лестнице раздался топот множества ног:
– О мой повелитель!
В комнаты влетел Хасан ибн Ахмад – в халате поверх ночной рубахи, зато при мече и щите.
– Так вот ты где! – заорал командующий Правой гвардией, завидев застывшего на фоне светлеющих балконных занавесей нерегиля.
Тот уже сбросил пыльный плащ и придерживал его одной рукой – серая ткань свернулась у ног. Ладонь второй руки лежала на рукояти меча.
– Стоять, – тихим страшным голосом приказал Аммар Тарику.
Это он уже видел: плащом, как крылом, противнику по лицу – а потом удар через всю грудь. И добавил:
– Чего тебе, о Хасан? Еще и ты пришел сюда орать – что ж вам неймется-то…
– О мой халиф, – командующий Правой гвардией разложил меч и щит по разные стороны от себя и уперся лбом в ковер.
– Ну? – теряя терпение, рявкнул Аммар.
– Он убил двух моих людей и вернул всех приговоренных в Куртубу!
– Что?.. – Аммар перевел взгляд на нагло улыбающегося нерегиля. – Хасан, оставь нас. Я сказал, оставь нас!!!..
Когда командующий Правой гвардией исчез из комнаты, халиф поднялся и встал с Тариком лицом к лицу:
– Ты вернул приговоренных к казни преступников обратно в город?
– С каких это пор у тебя в преступниках ходят трехлетние дети и их матери?
– Ты нарушил мой приказ!
И тут Тарик прищурился и тихо, но очень внятно проговорил:
– Аммар, ты забываешь одну очень важную вещь. Я служу не тебе. Я служу престолу аш-Шарийа. Это разные вещи.
– С каких это пор неисполнение законов халифата и отказ подчиняться своему повелителю называются служением престолу?!
Тарик вдруг очень устало вздохнул и сказал:
– Ты много раз баран, Аммар, – когда у нерегиля что-то не ладилось, он начинал говорить на ашшари с ошибками. – Очень много раз баран. К тому же слепой баран. Ты не видишь, что над тобой висит. Может, я и язычник, как ты говоришь, но я точно знаю: пролитие невинной крови не прибавляет ни удачи, ни лет жизни. А у тебя, между прочим, нет ни жены, ни детей. Не жалеешь себя, пожалей хотя бы свою страну – заведи наследника.
– Да как ты смеешь… – только и смог выдавить из себя Аммар.
– Делай все, что хочешь, идиот, – с сердцем выдохнул нерегиль и сдернул с запястья широкий золотой браслет. – Когда тебя, беглеца отовсюду, прибьют твои же дружки и будут хоронить посреди развалин, им может пригодиться это, чтобы дать могильщикам, – н-на!
И швырнул золото Аммару под ноги.
Тот посмотрел-посмотрел, плюнул и сел обратно на подушки.
– Ну и шайтан с тобой, – устало выговорил он наконец. – По правде говоря, я рад, что ты не дал их убить.
Аммар кинул Тарику одну из майасир. Тот поймал ее и сел напротив. Помолчав, халиф заметил:
– А вот каидов ты посек зря. Они всего лишь выполняли приказ.
– Я прошу прощения, – сказал нерегиль и поклонился, коснувшись лбом ковра.
Халиф довольно долго смотрел на его затылок.
– Баран, главно дело, – припомнив оскорбление, Аммар надулся.
Самийа покорно лежал на ковре мордой вниз. Халиф махнул рукавом:
– Тьфу на тебя. Поднимись.
Потерев глаза, Аммар поинтересовался:
– Кстати. Какого шайтана ты полез в ущелья Ваданаса?
По той дороге давно уже никто не ездит. Где тебя носило с самого утра, собаку неверную, страшную и пятнистую?
Тарик помолчал, почесал за ухом и ответил:
– Да вот же ж…
Аммар посмотрел нерегилю в лицо – оно кривилось от еле сдерживаемого смеха.
– Ну?..
– У нас про таких, как я, говорят: бешеной собаке семь фарсахов не крюк.
Тарик фыркнул – и покатился со смеху. Аммар посмотрел-посмотрел и захохотал следом.
8. Волшебная лань Бени Умейя
Из рассказов о славных деяниях и хроник:
Известна среди знатоков истории легенда о взятии Альмерийа.
Через надежных и достойных уважения мужей передают следующее: когда в Альмерийа узнали, как столица мятежных Бени Умейя поплатилась за неподчинение, город тут же сдался войскам халифа. Альмерийа управлялась городским советом, и все двадцать семь его членов, уважаемые купцы и люди самых знатных родов, пришли в масджид и поклялись именем Всевышнего в верности повелителю верующих. Военачальник Мубарак аль-Валид принял их присягу, взыскал большой выкуп, оставил в городе наместником своего племянника и выступил к Куртубе.
И надо же было такому случиться, что в одном дневном переходе от столицы Бени Умейя его застигла страшная весть: Альмерийа взбунтовалась. Жители города предательски, ночью, напали на воинов гарнизона, всех перебили, а племянника аль-Валида взяли живым, долго возили по городу задом наперед на паршивом осле, а потом вывели за стены и там посадили на кол. Пока несчастный юноша умирал, глашатаи в течение двух дней громко объявляли желание городского совета насадить на такой же кол Мубарака аль-Валида, а рядом с ним – самого Тарика.
Халиф немедля поручил аль-Мансуру наказать город за вероломство.
От достойных доверия людей передают, что Альмерийа взяли штурмом. «За одну ночь, за один день», как поют слепцы на базарах. Однако при ближайшем рассмотрении становится понятным и очевидным, что это не более чем досужие выдумки, и штурм длился гораздо дольше, ибо стены Альмерийа были прославлены в стихах и рассказах ученых мужей того времени.
Так, Мубарак аль-Валид во времена подавления мятежа Бени Умейя осаждал Кутраббуль семь дней. Жители защищались, бросая в штурмующих стены воинов горшки с зубьянским огнем и выливая котлы с кипящей смолой и маслом. Мастера аль-Валида сделали подкоп под южной, самой низкой стеной крепости. Когда заложенные туда бочки с ханьским порошком взорвались, в стене образовалась широкая брешь. Часть защитников и жителей успела укрыться в цитадели. К утру седьмого дня осады лазутчики аль-Валида подкупили старейшин, нашедших укрытие в замке, – и те открыли ворота. Захватив город, военачальник халифа принял мудрое решение: тот, кто предал один раз, предаст и другой – и приказал обезглавить восьмерых изменников у всех на виду.
Передают также, что аль-Мансур поступил подобным же предусмотрительным образом с членами городского совета Альмерийа.
Что же до рассказа ибн Арабшаха о том, что аль-Мансур обрушил ворота города колдовством, а потом приказал истребить всех его жителей, то к нему мужам ученым и сведущим следует относиться с недоверием. Как пишет ибн Хайян в своем «Опровержении опровержений», «враги аль-Мансура с течением времени стали возводить на него чудовищные обвинения в чрезмерной жестокости и действиях, выходящих за все допустимые границы. Но для тех, кто знал аль-Мансура и был знаком с его истинной сутью, большинство из них не давало оснований для осуждения».
