– Тео, дорогой, не слишком ли поспешное заявление? Насколько мне известно, леди является невестой твоего бесценного друга.
Чуть нахмурившись, его высочество собирался ответить, но я позволила себе вмешаться:
– Боюсь, вы неверно информированы.
При этих словах я выпрямилась и вежливо улыбнулась. Императрица вернула мне улыбку и холодно произнесла:
– Не смейте впредь перебивать меня.
Туше.
Вновь склонившись в реверансе, я не менее холодно ответила:
– Прошу простить невольную дерзость, ваше величество. – И ничего иного мне не оставалось.
Принц Теодор нахмурился значительно сильнее и потребовал:
– Матушка, я просил бы вас проявить любезность по отношению к супруге моего друга.
Мне же уже было совершенно ясно – я не пришлась ко двору. Сложно понять, что задумала императрица Кассилия, но в методах она не испытывает стеснения.
– Разве я была не любезна? – искренне удивилась ее величество. – Тео, девочка восхитительно мила, но, увы – дурно воспитана. Моя дорогая, – веер императрицы коснулся моего подбородка, вынуждая выпрямиться и взглянуть на сиятельную особу, – нам все же следует привести вас в порядок, ко всему прочему, вы бледны, и я убеждена – чашечка чая вовсе не повредит. Теодор, ты проводишь нас?
И не позволяя возразить или же воспротивиться, ее величество, приобняв за плечи, властно вывела меня в коридор.
Я беспомощно оглянулась на его высочество, Теодор ответил кривой усмешкой и последовал за мной и не прекращающей беседу императрицей. Оба черных мага остались в гостиной императрицы…
– Должно быть, платье выбирали не вы, – произнесла ее величество.
– Вы совершенно правы, – едва слышно выдохнула я, чувствуя себя крайне неуютно.
– И ваши волосы, складывается ощущение, что они едва высохли!
– Дождь, – ответила, совершенно не понимая, для чего оправдываюсь.
– А как же здоровье ваших папеньки и матушки? – последовал очередной вопрос.
– Надеюсь, благополучно, к сожалению, я давно не имела радости увидеться с ними. – Сердце сжалось.
Короткое молчание и брошенное вскользь:
– Понимаю, когда впереди столь блестящие перспективы, родственники утрачивают значение.
Вспыхнув от негодования, я хотела ответить, но, не позволяя вставить и слова, императрица Кассилия продолжила:
– Как давно вы в столице?
Разъяренная предыдущим замечанием, холодно ответила:
– Недавно.
– Впрочем, полагаю, столицей выпускницу лицея Девы Эсмеры не удивишь, – вскользь заметила ее величество.
Мы подошли к неприметной двустворчатой двери, что идеально сочеталась рисунком с обоями, и та распахнулась при нашем появлении без какого-либо внешнего воздействия. В открывшемся пространстве имелись два стоящих напротив дивана, чайный столик, высокие узкие окна и несколько придворных дам, подскочивших при нашем появлении. Вдали виднелся выход на застекленную террасу, которая сейчас, в ночное время, казалась подсвечена голубоватым сиянием луны. Я не сразу поняла, что это сияет святой сплав.
– Ах, Тео, дорогой, – императрица замерла на пороге, словно в растерянности, – ты не принесешь мне бальзам на травах? – Полуоборот и беспомощный взгляд.
Его высочество кивнул, после нахмурился так, что брови сошлись на переносице, глянул на меня, криво улыбнулся, что должно было, видимо, напомнить мне, что беспокоиться не о чем, и ответил:
– Да, конечно, сейчас.
После чего прошел в открывшееся помещение, свернул в противоположную сторону от притягивавшей мой взгляд террасы, и там, открыв еще одну дверь, начал спускаться по ступеням вниз. В тот же миг императрица, пребольно ухватив за плечо, сказала:
– Вперед, немедленно, чирик!
Последнее восклицание потрясло меня настолько, что, даже не пошевелившись, я изумленно взглянула на ее величество. А та, разъяренно глядя на меня, продолжила:
– Чирик-чирик!
Мое изумление сменилось осознанием, едва вспомнилось сказанное его высочеством: «к слову, кое-какое влияние на вас оказал Рейн, поверхностное, Дэс запретил большее, решив, что вам и так досталось, но теперь, едва на вас попытаются ментально воздействовать, вы услышите чириканье». И вот я его слышу!
– Леди Уоторби, вы меня слышите? – прошипела императрица Кассилия.
– Да, слышимость превосходная. – Я не смогла сдержать улыбку, весьма далекую от благопристойности и покорности.
Нескрываемое удивление отразилось на лице ее величества, после императрица сердито произнесла:
– Чирик!
Опустив голову, я приложила неимоверные усилия, чтобы не рассмеяться, затем покорно вошла в малую гостиную, остановилась, обернулась. Императрица стояла, нахмурив брови, совсем как его высочество Теодор, и непонимающе взирала на меня.
– Чирик… – неуверенно произнесла она.
О, Пресвятой, только бы не расхохотаться!
– Вы маг? – задала неожиданный вопрос императрица.
– Нет, что вы, я совершенно нормальна, – ответила, не в силах сдержать улыбку.
– Вы странно реагируете на мои слова, – поправляя ворот платья, произнесла ее величество.
Склонившись в реверансе, учтиво произнесла:
– Прошу простить мне некоторую нервозность, я впервые при дворе и несколько…
– Идемте, – перебила меня императрица.
И я последовала за ней на ту самую террасу, даже не отреагировав на обращенную к одной из фрейлин фразу:
– Задержишь принца.
Придворные дамы разом присели, выражая почтительность, и поднялись, лишь когда императрица затворила стеклянные двери, отрезая нас от лишних ушей.
– Присаживайтесь, леди Уоторби, – прозвучал приказ.
– Леди оттон Грэйд, – произнесла я, покорно проследовав к чайному столику и опускаясь на один из высоких узких металлических стульев.
Сев напротив меня, Кассилия чуть прищурила совершенно черные, как у его высочества, глаза и проникновенно прошептала:
– Родовой брак признан в империи незаконным, моя дорогая.
Не став спорить, я промолчала.
– Умная девочка, – императрица улыбнулась, затем протянула: – слишком умная для того, чтобы стать лишь герцогиней, не так ли?
Слегка повернув голову, заметила вернувшегося с зеленой бутылью принца Теодора. Одна из придворных дам кинулась к нему, что-то торопливо проговаривая. Его высочество вопросительно взглянул на меня, после на императрицу, затем развернулся и ушел, видимо, за другой бутылкой.
– Как они узнали, что вы в монастыре Девы Эсмеры? – жестко спросила ее величество.
Молчание было ей ответом.
– То есть вам неизвестно, – пришла к определенному выводу императрица.
Я же сделала вывод, что одним из «чирик» был приказ говорить правду.
– Что вы успели рассказать герцогу? – продолжила ее величество.
С откровенным изумлением понимаю, что подверглась банальному допросу. Впрочем, о банальности не было и речи – меня соизволила допрашивать особа королевской крови, и боюсь, молчание в дальнейшем не сыграло бы мне на руку.
– Чирик! – последовал злой приказ. – И искренне. Я хочу знать о ваших чувствах!
Несмотря на применяемую магию, мне не особо доверяли – и на стол легла извлеченная из потайного ящичка в столешнице небольшая малахитовая статуэтка Девы Эсмеры. Что это такое, мне было известно – определитель правды. Миниатюрный. К слову, сестры допрашивали, поставив на колени у статуи высотой в два человеческих роста, но и действенность статуэтки не вызывала сомнений – любой обман станет очевиден.
За прошедший месяц мне довелось увидеть столько лжи и притворства, что чрезмерная и не всегда уместная откровенность лорда Грэйда невольно стала импонировать, а потому я позволила себе искренне ответить:
– Я восхищаюсь его светлостью.
Миниатюрное произведение храмовного искусства осталось тусклым и безжизненным, подтверждая правдивость моих слов.
Императрица тихо выругалась, помянув невоздержанность морского дьявола. Затем последовал новый вопрос:
– Почему Грэйд женился на вас? От остальных мерзавец превосходно избавлялся.
Мне вновь пришлось задуматься о правильном подборе слов. Вспомнив, сказанное его светлостью за нашей второй совместной трапезой, честно ответила:
– Он не оставил себе выбора.
Взглянув на оставшуюся неизменной статуэтку, Кассилия кивнула и продолжила:
– Вы дали согласие на родовой брак по собственной воле?
Опасный вопрос. Крайне. И как именно следует отвечать, мне неизвестно. Лгать глупо, говорить правду не менее глупо. Пришлось несколько слукавить:
– Я полностью отдавала себе отчет о том, в какой брак вступаю.
Статуэтка осталась без изменений.
– Исчерпывающий ответ, – усмехнулась императрица.
– Ваше величество просили быть откровенной, – покорно ответила я.
Кривая усмешка.