Статуэтка осталась без изменений.
– Исчерпывающий ответ, – усмехнулась императрица.
– Ваше величество просили быть откровенной, – покорно ответила я.
Кривая усмешка.
Несколько секунд первая леди империи пристально смотрела на скульптурку, затем подняла взгляд на меня и спокойно произнесла:
– Тебя проще убить.
Пауза, испытующий взгляд на меня, медленно растягивающаяся улыбка и издевательское:
– Но это было бы слишком скучно, моя дорогая.
Холодок невольно пробежался по спине. И взгляд метнулся от пристально следящей за каждым моим жестом императрицы ко все более ярко сияющему серебряному сплаву, которым были покрыты резные решетки на окнах. И что это? Предупреждение о приближении нечисти или свидетельство вспышки гнева последнего представителя династии Грэйд? Но и нежить, и Дэсмонд далеко от дворца… Тогда на что реагирует святой сплав?! На нежить? Нет – в городе все сияет менее ярко. А подобное сияние я видела, лишь когда мы с его светлостью летали в грозу. Тогда на эмоции?! Чьи?
Взгляд метнулся к императрице, и внутренне я похолодела – Кассилия, прищурив глаза, пристально смотрела на меня. Я же… я… Внезапно вспомнила одну деталь, что никогда ранее не вызывала вопросов – император и императрица оба темноволосые, его высочество принц Генрих блондин!
– Ты побледнела, девочка, – вдруг улыбнулась ее величество.
Я ничего не знала о магии, совершенно ничего, но вдруг мне вспомнилось, что абсолютно все черные маги, что мне встречались, были темноволосы и темноглазы, у служителей церкви чаще всего цвет глаз варьировался от синего до серого и волосы имели пепельный либо каштановый оттенок, а белые маги, они, вероятно…
Догадка поразила!
Дикостью, неприличностью, каким-то внутренним противлением. И я понимала, что стоит молчать, возможно, обсудить это позже с его светлостью, возможно, похоронить в памяти, но мне не хватило выдержки. Воистину – не хватило.
И взглянув в черные глаза императрицы, я тихо спросила:
– Генрих не является сыном его величества?
Мертвенная бледность проступила даже сквозь тщательно нанесенный макияж, и Кассилия резко ответила:
– Генрих законнорожденный!
Статуэтка Девы Эсмеры засветилась зеленым, что указывало на только что произнесенную ложь.
– Дьявол! – выругалась императрица и, схватив несчастную скульптурку, швырнула ее в закрытое окно. Раздался звон…
Святой сплав засиял ярче…
Почему-то я улыбнулась. Странная реакция, странная и пугающая даже меня саму. Но не менее жутко прозвучали и следующие мои слова:
– Святой сплав, – улыбка продолжала играть на губах, – я видела подобное сияние в момент эмоционального напряжения его светлости, и мне известно, что так этот металл реагирует только на кровь Грэйдов.
Императрица внезапно успокоилась и сложила руки под подбородком, выражая готовность слушать и дальше. А я осознала, что ошиблась, и медленно продолжила:
– Не кровь… вероятнее, силу рода Грэйд… – Улыбка Кассилии несколько померкла. А я задумчиво произнесла: – Вот только откуда у вас может быть эта сила?..
Откинувшись на спинку неудобного стула, ее величество криво усмехнулась и холодно произнесла:
– Ты не выйдешь отсюда живой, девочка. Теперь нет.
И белых магов теперь тоже нет… Их просто нет, последнего убил лорд оттон Грэйд…
Так иногда бывает, что разрозненные обрывки информации внезапно обретают связь, складываются в мозаику, которая логична, понятна и объяснима. Вот и сейчас все мои знания об одном из самых страшных людей в империи, обрывочные сведения, полученные от няни, госпожи Вонгард, Янира и других, нападение и слова лича, странное подозрение и образ императрицы Кассилии сложились в единую картину, в которой было понятно не все, но многое…
– Вы были любовницей последнего белого мага, – слова давались мне легко, вероятно, сказывалось напряжение последнего месяца, нервное ожидание Дэсмонда и знание о том, что сейчас творится в городе, а возможно, все это стало последствием ментального воздействия матушки Иоланты. – И каким-то образом были причастны к попытке отобрать силу у герцога Грэйда, и заполучили ее часть, вот почему святой сплав реагирует на ваши эмоции.
Лицо императрицы потемнело. И теперь белила казались фарфоровой маской, надетой на это красивое лицо смертельно уставшей женщины. Кассилия рассмеялась злым мертвым смехом, затем взглянула на меня и тихо произнесла:
– Вы никогда не любили, леди оттон Грэйд… вы никогда не любили…
И вдруг, резко подавшись вперед, продолжила с неимоверной злостью:
– Он был всего лишь белым магом, а я леди-невестой императора, навеки связанной обязательствами, долгом, этикетом! Мне не позволили быть с тем, кого я любила всем сердцем!
Она закрыла лицо руками, несколько секунд сидела без движения, затем устало начала рассказывать:
– У него было все – весь спектр магических сил, кроме управления духами ветра, и Леонас бредил этой идеей… – горький смех, судорожно дрогнувшие унизанные перстнями пальцы. – А единственным, кому духи подчинялись беспрекословно, был Грэйд. Чертов проклятый Грэйд!
Мне вспомнились Янир, Локар… младшие духи ветра, что управляли кораблями южной армады… Духи ветра действительно удивительные, они как сама стихия, но подчиняются сильнейшим – вот в чем секрет. Неужели белый маг не знал об этом?..
– Леонас пытался предложить деньги… но этот ублюдок и сам мог купить кого угодно. Пост в армии – но Грэйд всего добился без нас… Нам нечего было предложить. А потом как дар судьбы – мне стало известно о заговоре церковников, которым от мерзавца требовались рудники в Истаркане. И мы стали наблюдать за тем, как под Грэйда подсовывали эн-Аури, заказную незаконнорожденную Эрона. Это было забавно, ведь он повелся. И впервые с момента рождения у Грэйда не было всего, чего он хотел – пришлось завоевывать непокорную леди, которая мечтала о большем, нежели просто быть герцогиней.
Императрица замолчала, а я тихо спросила:
– И тогда лорд Леонас предложил леди эн-Аури стать его ученицей?
Кивнув, Кассилия отняла руки от лица, устало посмотрела на меня и тихо пояснила:
– Он не был лордом, Ариэлла, Леонас был сыном виллана, практически раба в имении моего отца.
– О, Пресвятой… – не сдержала я потрясенного восклицания.
Для леди связь, а тем более любовная связь с тем, кто ниже ее по положению – табу. Не пересекаемое, не нарушаемое, не подвергаемое сомнению. Мир женщин, рожденных в законном браке от лордов, ограничен лордами, и малейшее отступление от правила грозит лишением имени, чести, права вступать на порог приличных домов. Для нарушивших запрет жалости нет ни у кого.
– Мне очень жаль. – Я сказала это совершенно искренне.
Горько усмехнувшись, ее величество едва слышно проговорила:
– Я всегда была слишком слабым магом, чтобы бросить вызов отцу и настоять на своем, все, что я смогла – поделиться силой с Леонасом, что позволило ему сбежать и скрываться. Но мой любимый не хотел только брать, и потому ритуал связал нас обоих – росла его сила, увеличивалась и моя. И когда нам удалость заманить Грэйда, безголово ринувшегося спасать свою легковерную возлюбленную, часть впитанной Леонасом силы мерзавца перешла и мне.
Тихо застонав, императрица закрыла глаза, зажмурила их столь сильно, что на идеальном лице вмиг обозначились морщинки, и выдохнула:
– Если бы в ту ночь, когда Грэйд вырвался, я была там… Если бы не треклятый бал в честь дня рождения императора, Леонас был бы жив! Жив и сейчас! И вместо того, чтобы взирать на его бестелесный дух, я могла бы обнять, прижать его к себе, я… Как же больно терять любимых, Ариэлла, как же это больно! – А затем, распахнув черные как ночь глаза, ее величество продолжила зло и отрывисто: – Страшнее этого может быть лишь страх потерять любимого окончательно.
Она вскочила, подошла к окну, встревоженно взглянула на город.
– Грэйд ненавидит храмовников. Не терпит, как и все черные маги, даже столь слабые, как я. Именно поэтому форму отмены проклятия мы выбрали наиболее унизительную – полюбить монашку. Нам казалось это забавным, а вышло… – судорожный вздох, – вышло так, что это оказалось той самой ниточкой, что позволило Леонасу остаться в мире живых, пусть даже призрачной тенью своего прежнего величия. Но появилась ты…
Резкий разворот и взгляд на меня, заставивший невольно вздрогнуть.
– Ирек подгадил всем, – усмехнулась императрица, движением головы откинув спускающуюся по шее прядь волос. – Тебе, Грэйду, церковникам, нам… я говорила Леонасу, что идея притвориться призраком старого Грэйда, изводящего узкоглазого требованием женить мерцавца, ни к чему хорошему не приведет. Но Ирек так забавно пугался, бледнел, начинал заикаясь судорожно искать оправдания, что это стало едва ли не единственным развлечением моего любимого.
