Посмеявшись над глупыми зинджами – их же переловит шурта[49] и выпорет, как беглых, лучше бы уж остались, – женщины и мальчики решили позавтракать на солнце в саду. На широкой площадке вокруг чаши высохшего пруда можно было устроиться, не боясь ни сорняков, ни колючек. Расстелив в тени садовой стены достархан, они начали делить оливки, соленый козий сыр, пресные лепешки и финики. Подумав, аль-Ханса кивнула Айше, и та принесла от хурджинов мех с вином. Налили в большую медную чашу-каса и дали выпить всем – и мальчикам, и восьмилетней Асет, и отнекивающейся толстой Фатиме. Впервые за эти долгие две недели погоня не висела у них за плечами – никому и в голову бы не пришло искать их в проклятом замке, о котором ходили леденящие душу слухи.
– Я же говорила, матушка, – нам следует бояться ибн Худайра, а не каких-то давно преставившихся Сегри, – засмеялась Айша и подмигнула веселящимся сотрапезникам над краем чаши.
Солнце карабкалось все выше, и вскоре длинный заржавленный шпиль над главной башней превратился в черную полоску на выцветшем, белесом от зноя небе. В саду оглушительно верещали цикады. Потягиваясь и зевая, захмелевшие гости Красного замка задремали прямо на подушках вокруг уставленной остатками еды скатерти.
Поэтому они не видели, как три больших черных ворона снялись с раскрошенных зубцов стены и слетели в сад. Там, меж двух рядов траурных темно-зеленых кипарисов, в густых зарослях бурьяна лежали три полуобнаженных черных тела. Рты людей были раскрыты и перекошены, а глаза выпучены до кровавых прожилок. Ноги и руки изгибались под странными углами, словно их перекрутили и вывернули гигантские пальцы. Вороны, оступаясь на скользкой черной коже, хлопали крыльями. А потом устроились и принялись за собственный завтрак.
– …Ой!
Майеса отшатнулась – настолько резко и неожиданно нерегиль распахнул глаза. И тут же закашлялся и принялся хватать ртом воздух. Пальцы с острыми ногтями скрючились и метнулись к лицу.
– Руки ему держите! – гаркнул Джунайд, и Ньярве с Эда вцепились нерегилю в запястья и прижали их камню.
– Тарег-сама! Тарег-сама! – звала Майеса, пытаясь поймать между ладонями мотающуюся тяжелую голову.
Нерегиль пару раз рванулся, выгибая спину, и затих. Из глаз постепенно уходила дымка, взгляд прояснялся, дыхание выравнивалось.
– Тарег-сама! Это же мы! – улыбнулась Майеса, наклоняясь над приходящим в себя беднягой.
Ей пришло в голову, что нерегиль, наверное, запутается еще больше, увидев над собой ее перевернутое лицо – и весело рассмеялась.
Бледные губы вдруг изогнулись в ответной улыбке.
– Царапать себя не будете? – серьезно спросила она.
Нерегиль легонько покачал головой. Ньярве и Эда отпустили его руки.
Тарег перевернулся на бок, уперся ладонью в пол и, выставив вверх локоть, попытался подняться и сесть.
С третьей попытки у него получилось. Тяжело дыша после совершенных усилий, нерегиль сидел, упершись обеими ладонями в каменные плиты и свесив голову со спутанными пыльными космами. Когда-то черная, а теперь грязно-серая накидка свисала мятыми складками. Ворот и грудь рубашки топорщились ржаво-бурыми пятнами засохшей крови. Зажатые под ладонями рукава стали темными от грязи.
Встряхнув лохмами, Тарег уперся мутным еще взглядом в отложенную в сторону перевязь с мечом и ханджаром.
– Мы сняли с тебя оружие, – мягко сказал Джунайд.
Нерегиль чихнул и чуть не сложился обратно на пол. Удержавшись в сидячем положении, он осторожно оторвал сначала одну, потом другую ладонь от пола. Посидел несколько мгновений, не держась, – проверяя баланс тела. Затем все так же осторожно засунул руку в правый рукав – и, ничего не нащупав, мрачно нахмурился.
– Это ищешь? – поинтересовался Джунайд и вынул из-за пазухи халата золотой ободок с белой эмалью.
И бросил его нерегилю. Тот поднял руку и мягко, как кошка лапой, поймал браслет.
Глядя, как Тарег мрачно вертит его, шейх суфиев сказал:
– Я скажу тебе, где она.
Нерегиль резко вскинул голову.
– Они решили спрятаться от погони в Красном замке.
Тарег на миг замер, зажав золотой ободок между пальцев и широко раскрыв глаза. А потом придушенно вскрикнул:
– Да что же вы!.. Что ж вы здесь сидите?!
– Тебя от смерти спасаем, – спокойно ответил Джунайд.
– Куда я денусь! – заорал нерегиль. – Спасать от смерти нужно ее!
И цапнул ремень перевязи.
– Что? Куда? – ахнула Майеса.
Тарег уже стоял в дверях и, ругаясь по-своему, застегивал пряжку на груди.
– Джунайд-сама! Куда он собрался?!..
– Разрешаю тебе взять моего запасного коня, нерегиль! – заорал Джунайд.
Ответом ему стал ссыпающийся вниз по лестнице топот.
А через мгновение снизу послышался крик ученика: «Стой, куда прешь, о бедствие из бедствий, шайтан, это не твоя лошадь!» – ржание и мощная дробь копыт коня, которого подняли с места в галоп.
Айша открыла глаза и снова прислушалась. Ей было не по себе: снаружи, из ночного двора доносился явственный плеск воды. Журчание фонтана.
Она снова закрыла глаза и сказала себе – это просто сон.
Вода плескала и лилась плотными струями. Звук гулял по затопленному темнотой пустому залу, отдаваясь легким эхом под резным куполом.
Айша поднялась на локте – вокруг нее на коврах мирно спали три женщины и двое мальчишек. Хашайр лежал лицом вверх и улыбался во сне. Огонек над фитильком в масляной плошке освещал узор подушки под головой мальчика и распущенные седые волосы аль-Хансы, свернувшейся с ним рядом под одеялом. С другой стороны от матери мирно посапывал Сулайман – как всегда, на животе, задрав одну согнутую в колене ногу вверх, а другую вытянув аж за край ковра. Дальше большим темным холмом круглилась спящая тетя Фатима. А рядом с ней… было пусто. Откинутое одеяло и подушка на месте, где должна была спать Асет.
Айша сглотнула. И снова прислушалась. Тихо позвала:
– Асет?.. Асет?..
А что, если девочка просто вышла справить малую нужду?
Глаза, как ни странно, слипались – так хотелось спать. Айша сейчас положит голову обратно на подушку, а когда откроет утром глаза, увидит, что Асет спит на своем месте рядом с матерью – или уже радостно верещит, гоняя по блестящим на солнце плиткам двора толстых ленивых голубей.
– Асет?..
Вода плескала и журчала, переливаясь и тренькая. Дыхание спящих было ровным и спокойным. Айша отерла выступивший на лбу пот и потянула из-под подушки ножны с кинжалом. Сделав глубокий вдох, девушка осторожно, чтобы никого не разбудить скрежетом железа, обнажила клинок и поднялась на ноги.
В глубине зала светлели лунным очерком три полукруглые арки-подковы. Прищурившись, Айша попыталась разглядеть сквозь них фонтан – но двор тонул в сплошном белесом сумраке.
Сделав еще один вдох, девушка сжала рукоять ханджара во вспотевшей от страха ладони и пошла к выходу из зала.
Асет она увидела, еще не дойдя до порога. Девочка стояла над каменной чашей фонтана, спиной к ней. Длинная белая, такая же, как на самой Айше, рубашка складками ложилась на каменные плиты. Распущенные темные волосы висели длинными спутанными прядями.
– Асет?..
Девочка не обернулась. Подобрав одной рукой волочащийся подол рубахи, а другой поднимая ханджар, Айша сделала шаг. Еще шаг. И наконец встала рядом с Асет.
Та зачарованно смотрела вниз, на фонтан. Айша посмотрела туда же.
В середине серой каменной чаши пробивался плещущий столбик темной жидкости. От нее шел какой-то странный, знакомый запах. Вдруг фонтан булькнул, и черная, маслянистая в лунном свете струя взметнулась выше. На Айшу и Асет брызнуло. Они посмотрели на себя – и дико закричали. На белоснежных рубахах расплывались алые пятна – фонтан бил кровью.
На крики откликнулось эхо из глубины двора. В ужасе посмотрев в ту сторону, девушки увидели, как у второго фонтана шевелится что-то темное. Над разъехавшимися каменными плитами вставали мутные клубящиеся тени, выпрастывая руки, вымахивая все выше и выше.
Айша схватила девочку за руку:
– Назад! Обратно в зал!
Над средней аркой круглилась печать Благословенного.
И тут они закричали еще сильнее. От стены сада, отрезая путь ко входу, вихляясь и безобразно переваливаясь, к ним шли три распухших черных тела. Розовые языки свисали из вывернутых губ, размотанные набедренные повязки волочились по земле, путаясь на изодранных в клочья толстых ногах.
– Мы успеем! – крикнула Айша.
Но ее ступни словно приросли к земле.
Из глубины двора донесся вой и хлестнуло ледяным ветром.
– Уме-е-йя-яя!..
Оцепенев от кромешного ужаса, девушки смотрели, как к ним ползет белесый туман – и с ним разевающие алые рты, тянущие длинные руки-тени.
Айша вцепилась руками в щеки и пронзительно завизжала. Она визжала настолько громко, что не сразу услышала, что во дворе между стеной и стеной бьется еще один крик:
– Не выходите! Не выходите наружу!
